Проекты и стратегии, конкретное и абстрактное мышление

Моя предыдущая статья на «Голосе Ислама» была посвящена проектному подходу, его преимуществам и недостаткам. В этот раз я хотел бы рассмотреть тему, как имеющую к этому непосредственное отношение, так и далеко выходящую за ее рамки.

В основе проектного подхода, как это очевидно, лежит проектирование, то есть, способность формулировать задачи, оценивать эффективность их реализации, корректировать выбранные методы и т.д. В свою очередь успешное проектирование невозможно без моделирования, то есть, способности рассматривать или проигрывать (в смысле играть, а не в смысле проигрыша) те или иные ситуации как динамические модели или алгоритмы, то есть, последовательности шагов, ведущих к тому или иному результату. И вот в этом пункте как раз становится очевидно, что проектирование и моделирование это разные вещи.

Прежде всего, в пользу проектирования стоит отметить, что одной способности моделировать ситуации для него недостаточно. Проектирование и проектная деятельность в целом требуют не только интеллектуальных, но и волевых качеств — способности не только проигрывать разные ситуации и решения, но и выбирать из множества возможных одно и прилагать усилия для его реализации. Способность планировать последовательность практических шагов, реализовывать эти планы, осуществлять самоконтроль, если речь идет об индивидуальном проекте, или организовывать независимый контроль, если речь идет о проекте коллективном, тайм-менеджмент, финансовый менеджмент и т. д. - все это в не меньшей степени волевые качества, чем интеллектуальные, и потому не обладающие ими интеллектуалы зачастую неспособны быть хорошими практиками и работать в проектах.

С другой стороны, моделирование также выходит за рамки проектирования и превосходит его. Чуть ниже я расшифрую этот тезис, а пока проиллюстрирую его на конкретном и весьма показательном для нас примере.

Для отслеживающих эту тему уже давно не является секретом, что политика современной России в значительной степени определяется и реализуется т. н. «сектой методологов», представители которой вроде Сергея Кириенко и Антона Вайно занимают высшие государственные должности и продвигают друг друга на них, так как в своей деятельности они используют единый метод и «язык». Название «методологи» загадочно, но не вполне отражает суть, ведь подобным образом можно назвать в принципе любого, кто придерживается той или иной методологии, тогда как в данном случае речь идет о методологии вполне конкретной. Это школа Георгия Щедровицкого и его сына Петра. Сами они определяли свой подход как «мыследеятельный», и вот это определение куда больше подходит для определения данной школы (или секты, если угодно), чем ничего не говорящее «методологи».

Суть мыследеятельного подхода, несмотря на заумное определение, проста до банальности — эффективность и правильность мысли определяется действием и тем, как она в нем может реализовываться, соответственно, способность практически реализовывать свою мысль (для чего одной мысли недостаточно — см. выше) является критерием ее успешности, а неспособность — ее несостоятельности. По сути именно такой подход описывался мной в двух предыдущих статьях по данной теме: «Исламский критический реализм» и «Новая меритократия: проекты, команды и узловые центры». Поэтому в данном случае речь идет о проектном подходе как таковом, и ничего уникального в этом смысле в школе Щедровицкого нет — она всего лишь специфическими для русскоязычной культуры методами описывала и побуждала внедрять тот подход, который сегодня «вшит» в сознание любого менеджера.

Почему же в России «методологи» смогли стать чем-то уникальным и приобрести размах и характер чуть ли не религиозного движения (по крайней мере, типа Нью-Эйдж вроде сайентологов)? А это связано исключительно с обстоятельствами и фоном их появления и развития.

Не надо забывать, что методологи появились в стране, в которой официальной идеологией являлся марксизм-ленинизм. Сегодня над марксизмом-ленинизмом принято смеяться, а зря. Хотя бы потому, что в прошлом веке он стал политической не просто идеологией, но и религией, оказавшей колоссальное, а для значительной части населения мира чуть ли не решающее, воздействие на развитие человечества. А некоторые его отпрыски - «законорожденные» (вроде Компартии Китая) и не очень (вроде западных неотроцкистов и их боевого курдского авангарда) продолжают это делать по сей день и останавливаться явно не собираются. Успех марксизма-ленинизма в немалой степени связан с тем, что в отличие от «утопического коммунизма», представлявшего собой стремление к некому идеалу в совершенно размытом виде и без понимания того, как к нему можно придти и какие препятствия стоят на этом пути, он стал «научным коммунизмом», в основе которого была детально проработанная школа мысли. Маркс и его последователи разбирали и раскладывали по полочкам все основополагающие для последующего проектирования понятия и их взаимосвязи: частная собственность, семья, государство, прибавочная стоимость, средства производства, классы, нации, религии, буржуазная демократия, капитализм, социализм, пролетарская диктатура и т. д., и т. п. Причем, за их «правильное» понимание велись жесточайшие сражения — теоретические, на этапе, когда марксизм был далек от власти, и кровавые — когда он получал возможность ее взять, и его последователи начинали выяснять отношения между собой, как это было с большевиками и меньшевиками, сталинистами и троцкистами, советскими и китайскими коммунистами и т. д.

Однако проблема в том, что к моменту появления школы Щедровицкого, марксизм, по крайней мере тот, что был официальной идеологией в СССР, перестал работать. Теория, притом детальнейше проработанная, была, и ее изучали, а точнее сказать, зубрили, уже не понимая ее сути, миллионы, от мала до велика. А вот с практикой, реальной жизнью, которые их опровергали на каждом шагу, она не имела уже фактически ничего общего. Идеологические оппоненты марксизма в СССР, как в виде сторонников «истинного марксизма», так и в виде идейных антикоммунистов разных толков, в этой ситуации пытались идти на него в открытую атаку. И заканчивали, кто в тюрьмах, кто в лагерях, кто в ссылке, кто в эмиграции, а кто и вовсе платил за это жизнью. Щедровицкий же зашел с другой стороны — он вообще вывел идеологию за скобки и никак не касался ее, внедряя в сознание своих последователей принципиально антиидеологическую мысль: любая теория должна оцениваться не под углом ее собственной аргументации (соответственно, и противопоставлять одной такой аргументации другую, не имеет смысла), а исключительно по способности реализовывать свои установки на практике и результатам такой реализации.

Подход же Щедровицкого фактически сводится к формуле «практика — критерий Истины», возведенной в абсолют. То есть, не Истина должна стремиться доминировать на практике, а то, что доминирует на практике, и есть истина, потому задача мыслителя — понять, как устроена эта практика, сформулировать в ее рамках достижимые задачи и суметь их реализовать.

Собственно, подход Щедровицкого не нов ни с какой стороны. Более того, это подход по своему происхождению англосаксонский — как в практике он был связан с проектным подходом, получившим распространение в первую очередь в США, так и в теории он уходит корнями в концепцию утилитаризма, связанную с именами Иеремии Бентама и Джона Стюарта Миля, хотя, на мой взгляд, воззрения последних определялись фактически состоявшейся спецификой англосаксонского исторического пути, а не наоборот.

Надо отметить, что приоритет практичности и полезности является характерной особенностью англосаксонского подхода, будь то в экономике, управлении, политике, межчеловеческих отношениях, их правовой традиции, их мысли. Этим они отличаются от континентальных западноевропейцев, чей подход всегда характеризовался большей абстрактностью и догматичностью, с которыми сопряжена разработка соответствующего мышления, нетипичного для англосаксов. К этому еще вернемся чуть позже, но сейчас завершим тему российских «методологов» и их подхода. Очевидно, что оттолкнув от себя в свое время марксизм как характерное порождение континентально-европейского абстрактного мышления, они предпочли ему подход, который можно определить как «англосаксонский». Люди с таким мышлением сегодня стоят во главе России, и их доминирование — не только последователей самих Щедровицких, но и в более широком смысле — характерно для ее политики (циничный политтехнологизм), экономики и многих других сфер.

Однако на страну англосаксонского мира современная Россия похожа меньше всего — не столько в культурном смысле, сколько в плане ее общественного уклада, развитости и неприкосновенности политических прав, свободы слова, конкуренции, независимости суда и т. д. То есть, «англосаксонский», утилитаристский подход Щедровицкого и Ко в условиях России дает совсем другие результаты, чем в самом англосаксонском мире. И причина этого проста — англосаксонский утилитаризм задолго до весьма неоднозначных идей Бентама «заработал» именно благодаря тому, что сочетался с другими качествами, «прошивающими» англосаксонское общество — религиозностью и «архаичными» представлениями о здравом смысле, достоинстве, чести, долге и т. д. В совокупности все это и дало весьма эффективную систему, и в этом смысле связь «протестантской этики» с «духом капитализма», то есть, этой практичностью и утилитарностью, весьма хрестоматийно описана Максом Вебером. Отсюда становится понятно, почему постсоветский утилитаризм а-ля Щедровицкий, Кириенко, Вайно и прочие, дает совсем другие результаты — их циничная эффективность, лишенная внутренних ценностных и этических сдержек и противовесов, в итоге непременно скатывается в то, что недавно режиссер-эмигрант Серебряков определил как национальную идею России - «силу, наглость и хамство», а они, возведенные в абсолют, рано или поздно разбиваются об свои аналоги.

К удачным аналогам англосаксонского подхода и их перспективам предлагаю вернуться чуть позже, а сейчас о его недостатках. Следствием концентрации на практичности и отторжения абстрактного мышления являются не только способность эффективно достигать конкретных результатов, но и неспособность абстрагироваться от них и оценить их последствия в более масштабном контексте и в долгосрочной перспективе.

К примеру — подход «эффективных менеджеров» Щедровицкого действительно во многом соответствует духу англосаксонского подхода, однако, было бы огромной ошибкой считать, что США состоялись как мировая сверхдержава только благодаря ему. Восхождение США к господству в западном мире, а после поражения восточного блока в Холодной войне и в мире в целом (при том, что сейчас американская гегемония уже во многом сдает позиции), пришлось на Вторую мировую войну и послевоенную эпоху. А для этого периода характерно то, что в США перебирается немалое количество политических философов из Европы, которые развивают на новой родине новые политические философии и стратегии, обосновывающие господство Америки в мире. Так, миру, да и русскоязычным читателям хорошо известен идеолог американского мирового доминирования Збигнев Бжезинский. Поляк, который привнес в американскую мысль характерные особенности европейского мышления и восточноевропейских комплексов. Другой подобный стратег, расходящийся с Бжезинским в методах, но единодушный с ним в указанной цели — румынский еврей Эдвард Люттвак. Сама школа главных американских ястребов и гегемонистов — неоконов (неоконсерваторов) основана Лео Штраусом, немецким евреем, глубоко проникнутым идеями немецко-католического политического философа Карла Шмитта, но столь же травмированного тем, что Германия отторгла его и других немецких евреев, и решившего поставить идеи Шмитта на службу другой империи, принявшей их — американской.

Таких примеров можно перечислять много, но и этих вполне достаточно, чтобы понять — стратегическое мышление, служащее целям американского мирового доминирования, в значительной степени питается абстрактным континентально-европейским мышлением. Да и в целом научная и инновационная мысль в США, как я писал ранее, в значительной степени питаются соками зарубежных научных школ и образовательных систем, что говорит о дефиците соответствующих качеств у практически ориентированного, но слишком приземленного англосаксонского мышления.

Тем не менее, именно эти практичные и хваткие англосаксы сумели создать систему, в которой зарубежные мозги работают на них, в то время, как дома они оказались невостребованными. И это говорит о превосходстве практического подхода, но лишь при условии, что он способен оценивать отсутствующие у него качества и привлекать их на службу, а не презрительно смотреть на них свысока.

А теперь хорошая новость — на пике своего развития, когда англосаксы еще находились на далекой периферии мировой цивилизации, для мира Ислама был характерен как раз подход, предвосхитивший англосаксонский и американский. Практичность и конкретность и при этом открытость к инновациям и способность осваивать и ставить себе на службу достижения культур, проигравших ему геополитическую схватку — всем этим как раз и характеризовалась Исламская цивилизация времен соприкосновения с культурами Византии, Персии и Индостана. Второе сходство — ее, как и англосаксов, военно-торговый и глобально-мобильный характер, в то время как ментальность большинства континентальных народов характеризовалась оседло-производительным (аграрным, а позже индустриальным) укладом и мышлением. Третий по порядку, но не по значимости аспект — огромное, а по сути центральное значение права, причем, права не кодифицированного и не сведенного к регламентированному писанному законодательству, а динамически раскрывающегося из некого стабильного источника, который в случае Ислама содержится в достоверном и сохраненном Откровении.

То есть, способность ставить и достигать конкретные задачи для мусульман как людей действия все-таки первична. Отсюда и актуальность проектного подхода, который в отличие от его постсоветской разновидности, но аналогично классической англосаксонской культуре, у мусульман должен иметь религиозную мотивацию и этические рамки. Но все же, без освоения и применения хорошо разработанного абстрактного мышления, позволяющего не только проектировать, но и моделировать, проектный подход, в том числе и исламский, будет обречен на ограниченность и недальновидность. Поэтому, если будет угодно Аллаху, в следующей статье данного цикла мы специально рассмотрим вопрос об основах абстрактного мышления, без которого невозможны анализ и разработка стратегий в современном мире.