Политика

Лондон об «исламском экстремизме». Часть 1

«Кавполит» начинает публикацию документа, появившегося в стенах организации «Чатем-Хаус», под названием «Растущий исламский экстремизм в Центральной Азии и на Кавказе – ситуация и перспективы». В нем проводится сделанный в Лондоне анализ ситуации, сложившейся в регионе после распада СССР, причин возникновения исламизма и исламского экстремизма, деятельности исламских организаций и их лидеров, а также других социально-политических аспектов жизни.

«Чатем-Хаус» (Chatham House) – официальное название лондонского Королевского института международных отношений (Royal Institute of International Affairs). Является одной их важнейших организаций Великобритании и авторитетным аналитическим «мозговым центром» в области мировой политики. Штаб-квартира находится в здании Chatham House в центре Лондона. Организация проводит исследования и изучает множество региональных и глобальных проблем «с целью предотвращения войн». Публикует два журнала, а также доклады и отчеты, доступные бесплатно в Интернете.

Д-р Анна Мюнстер (Dr. Anna Münster) — участница программы «Россия-Евразия» в Chatham House, стипендиат Роберта Боша. Закончила «Школу восточных и африканских исследований» (School of Oriental and African Studies, SOAS) Лондонского университета, которая является единственным высшим учебным заведением Европы, специализирующимся на изучении стран Азии, Африки и Ближнего Востока Эксперт по вопросам ислама, проводит исследования, например, по вопросам ислама и мусульман в Украине. Автор многих публикаций.

 Введение

В 1904 году сэр Хэлфорд Маккиндер (Halford Mackinder) – один из праотцов геополитики, выдвинул теорию «Хартленда» (Хартлендом, от англ. слова “heartland”, т.е. «сердцевина земли», Маккиндер назвал центральную часть Евразии, вокруг которой расположены внутренняя дуга (Европа – Аравия – Индокитай) и периферийная дуга (Америка – Африка – Океания). Особенно стоит отметить, что к периферии Маккиндер отнес и Соединенные Штаты Америки – прим. переводчика). Называя континентальную массу Центральной Азии «Мировым островом» (World Island), он предложил теорию о том, что: «Тот, кто правит Восточной Европой, командует Хартлендом; кто правит Хартлендом, тот командует «Мировым островом»; кто правит «Мировым островом», тот контролирует мир».

Теория Маккиндера имела важное значение, как во время мировых войн, так и во время «холодной войны»; она привлекла еще больше внимания после развала Советского Союза при появлении нового политического ландшафта. Постсоветские республики на Кавказе (Грузия, Азербайджан, Армения, а также российский Северный Кавказ) и в Центральной Азии (Туркменистан, Узбекистан, Таджикистан, Киргизия и Казахстан) стали местом соперничества за влияние и ресурсы. Некоторые считают, что «Новая большая игра» разворачивается в Центральной Азии, где некоторые республики имеют значительные запасы углеводородов (например, Туркменистан и Казахстан), в то время как другие предоставляют свою территорию для военных баз (например, Киргизия и Таджикистан).

Макроанализ региона, т.е. геополитики и безопасности, помогает понять более широкую картину и объяснить некоторую динамику развития в регионе (например, драка России и НАТО за военные базы в Центральной Азии, израильская военная помощь Азербайджану или нежелание США и ЕС принимать меры в связи со случаями нарушения прав человека в Узбекистане). Наряду с этим, имеется также мезоуровневый или межрегионaльный анализ, поскольку некоторые соседние страны находятся в напряженных отношениях друг с другом, например, конфликт между Азербайджаном и Арменией или этническая напряженность и накал страстей между Узбекистаном и Киргизией; более значительные из этих событий произошли в 1990 и 2010 гг. Каждая страна является уникальной и представляет собой отдельный случай для макроанализа, касается ли это последствий гражданской войны в Таджикистане в 1990-х годах или продолжающейся политики репрессий в Узбекистане.

Появление и активность политически мотивированных исламских группировок часто является реакцией на геополитическую реальность и результатом воздействия транснациональных сил и динамики развития. Они также являются ответом на исторические обстоятельства и прецеденты, социально-экономические факторы и культурные и религиозные аспекты. Поэтому, было бы полезно рассматривать исламизм на Кавказе и в Центральной Азии через трехмерную призму разных уровней (макро, мезо и микро) – (1) история; (2) политика, безопасность и социально-экономические факторы и (3) культура и религия. Кроме того, политический ислам или исламизм, также и в его экстремистских формах, конкретизируется не только по контексту и динамике развития, но часто обусловливается идеологией и определенной интерпретацией ислама.

Чтобы понять развитие исламизма (в том числе появление исламских группировок, придерживающихся насильственных методов) и пролить некоторый свет на тактику мобилизации исламистских группировок, сети их организаций и настроения, потребуются, вероятно, холистические и аналитические подходы. Проведение такой оценки может также помочь очертить некоторые перспективы для будущего этого региона.

История

Понимание прошлого может помочь понять некоторые моменты напряженности сегодняшнего дня. Кавказский регион является невероятно разнообразным в этническом плане и имеет историю этнополитических и территориальных конфликтов. Его древние маленькие государства Армения, Колхида, Иберия (Грузия), Албания (кажется странным, что автор отнесла страну, расположенную на Балканах, к группе кавказских стран… — прим. переводчика) и Ширван (современный Азербайджан) поднимались и падали, только чтобы оказаться под властью их больших соседей — Персии, Османской империи и затем России. Государства в Закавказье: Армения, Грузия и Азербайджан, получили независимость после распада Советского Союза. Северный Кавказ стал частью Российской империи в результате захватнических войн, и остается неотъемлемой частью России. Ислам пришел в регион на раннем этапе, а самая старая мечеть в России находится в городе Дербенте в Дагестане. Республики Северного Кавказа, особенно Чечня, стали известны повстанческим движением и стремлением к независимости, которое охватило весь регион. Восточные республики Северного Кавказа имеют наследие националистических раздоров; в противоположность этому, боевики в Чечне и Дагестане вновь вступают в войну во имя ислама, что было характерно для более раннего этапа исламского сопротивления в середине девятнадцатого века. Самым распространенным явлением является обращение к «газавату» («войнам за веру») во главе с имамом Шамилем. В 19-м веке эти ранние войны сопротивления привели, в конечном итоге, к установлению независимого положения в большинстве районах Дагестана и Чечни.

Центральная Азия является более целостным регионом, хотя география играла важную роль на ранних этапах и разделила ее в соответствии с характерными линиями разлома между кочевыми и оседлыми народами. Плодородная земля и вода являются предметами спора в Центральной Азии, большую часть которой составляют полупустынные степи. Государства с центрами в Мерве, Хиве, Самарканде и Бухаре возникли, по сути дела, как оазис цивилизации вдоль древнего «Шелкового пути». Они создали богатую историю и культуру; они имели также сложную авторитарную структуру и консервативное отношение к религиозным аспектам. В противоположность этому, кочевники на севере создали культуру, которая была более строгой в отношении религиозных обрядов. Медлили они и с принятием ислама, который пришел в регион уже в 7-8-ом веке через военные и торговые пути. Последующая исламизация и обращение в веру произошли при Узбек-хане (Khan Öz Beg) и его сыне Джанибеке (Jani Beg) в 14-ом веке; они завоевали огромные территории и сделали ислам религией «Золотой Орды». «Золотая Орда» делала набеги на Кавказ и на земли вплоть до Восточной Европы, порабощая местные народы и взимая джизью или налог с немусульманского населения, живущего в тех краях.

Регион был полем битвы между различными империями, и их наследие можно до сих пор отследить по трем формирующим факторам влияния: Саманидское (персидское) наследие, тюркско-монгольское наследие и более современное российско-советское наследие. Разделение на кочевников и оседлых, также как персидско/тюркское разделение, имеет много аспектов, чтобы учитывать их с точки зрения различий между современными государствами Центральной Азии и геополитическими интересами в регионе. Сами эти страны являются более поздним изобретением Сталина, который искусственно провел границы и создал территории или «…станы» (пять бывших среднеазиатских республик Советского Союза: Казахстан, Киргизстан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан — прим. переводчика), названные по имени этнических групп, преобладающих в регионе. Общее прошлое, но углубляющееся деление по регионам и пограничные споры создают дискуссионные исторические представления и становятся источником потенциальных конфликтов. Олкотт точно описывает это, как «историю, которая как связывает, так и разделяет». (Очевидно, имеется в виду Марта Брилл Олкотт (Martha Brill Olcott) — эксперт США по Центральной Азии, политолог, около 25 лет занимающаяся изучением истории Узбекистана и Казахстана, профессор Колгейтского университета, старший партнер программы по России и Евразии Фонда Карнеги, автор книг и статей об исламе, джихаде и проблемах постсоветских стран Центральной Азии, включая «двенадцать мифов о Центральной Азии» — прим. переводчика)

Так же как и на Кавказе, прошлое оказывает влияние на конфликты и напряженность в современной Центральной Азии. Хорошим примером является этнически разнообразная и плотно населенная Ферганская долина (550 человек на квадратный километр), разделяемая между Узбекистаном, Киргизией и Таджикистаном. Ферганская долина исторически была консервативным регионом; в 1918-1931 гг. она стала также очагом восстания басмачей (бандитов) против большевиков. Наследие этого конфликта можно отследить по недавним региональным столкновениям между жителями Гарма и Куляба в Таджикистане и по исламской активности в Узбекистане.

Наверно, неудивительно, что первые исламистские группировки 1980-х-1990-х годов также появились в Ферганской долине. Среди них были «Тауба/Товба» («Покаяние»), «Ислам Лашкарлари» («Воины ислама»), «Адолат» («Справедливость») и «Партия исламского возрождения» («Ислом уйгониш партияси») Узбекистана. Последняя слилась с «Исламским движением Узбекистана» (ИДУ) во главе с Тахиром Юлдашевым (Tahir Yuldeshev — основатель и лидер ИДУ, воевал в Афганистане на стороне СССР, в средствах массовой информации получил прозвище «центральноазиатского террориста №1» — прим. переводчика) и Джумой Намангани (Juma Namangani — узбекский радикал-исламист, служил в воздушно-десантных войсках в Афганистане, демобилизовался в 1989 г., один из приближенных Усамы бен Ладена, известный полевой командир, главарь ИДУ — прим. переводчика). ИДУ считается одной из первых экстремистских организаций в регионе. Активность «Хизб ут-Тахрир» (Hizb ut-Tahrir), или «Халифатистов» (Khalifatchilar), и отколовшейся от них группировки «Акромия» также проявилась в основном в Ферганской долине и в Ташкенте.

Ислам

Ислам на Кавказе и в Центральной Азии не является монолитным, но представляет собой широкий спектр. В основном, это – суннизм, за исключением шиизма – «шииты-двунадесятники» в Азербайджане и «исмаилиты» (последователи Ага-хана) среди памирских народов Таджикистана. По традиции суннитские мусульмане Евразии являются последователями ханафитской школы, хотя в Дагестане стала преобладать шафиитская школа. Наряду с этим, существует множество форм выражения ислама – от традиционального, суфийского и «народного» до реформистского (исламская вера и практика, подогнанная под веру и практику современного мира) и «нормативного» (на основе фундаментальных принципов ислама).

После распада Советского Союза под воздействием иностранного влияния в регионе развились некоторые новые местные формы выражения ислама (например, «Партия исламского возрождения Таджикистана» (ПИВТ); «Исламское движение Узбекистана» (ИДУ); «Союз исламского джихада» (СИД)). Местные отделения исламских транснациональных движений также появились в регионе (например, салафитская организация «Хизб ут-Тахрир», мусульманская ассоциация «Братья-мусульмане», «Движение Фетхуллаха Гюлена», «Сеть организаций Ага-хана по развитию» и, среди прочих, «Джамаат Таблиг»). Ислам исторически распространялся в регионе с разной скоростью. В Дагестан он пришел относительно рано (в 7-8 веке), а в Чечню — поздно (около 18-го века). Ислам имеет значительное присутствие в современном Узбекистане и Таджикистане, но, по иронии судьбы, это была Екатерина Великая, кто стимулировал его распространение среди казахских и киргизских кочевников в 18-ом веке. Ее взаимодействие с местными муллами и миссионерскими организациями прагматично соединялось с «интенсивной экономической и культурной колонизацией казахских степей».

В прошлом исламские центры Центральной Азии играли важную роль в исламской философии и науке с наследием, которое включало таких светил, как имам аль-Бухари, Ибн Син Авиценна, аль-Фараби, аль-Бируни и, среди прочих, аль-Хорезми. Регион имел крепкие связи с остальным исламским миром и исламскими центрами на Ближнем Востоке и в Индии; однако, эти связи были разорваны во времена Советского Союза. Ислам выжил в регионе, несмотря на попытки советской власти подавить религию, т.е. закрывая мечети, высылая или убивая священнослужителей.

Преследования ослабли с началом Второй мировой войны, когда в 1943 было создано «Духовное управление мусульман Средней Азии и Казахстана» (САДУМ), чтобы управлять исламской деятельностью в регионе. Фактически, это было воссоздание структуры муфтията, существовавшей во времена Российской империи, которую Роберт Круз (Robert Crews; американский историк, профессор истории Стэндфордского университета – прим. переводчика) подходяще называет «церковью для ислама».

Официальный ислам имел несколько сильное влияние в городских условиях, в частности, Узбекистана, где в Бухаре был открыт медресе Мири Араб, а в Ташкенте — исламский институт имени имама аль-Бухари. Неофициальный, или «параллельный» ислам на основе суфийских тарикатов/орденов (например, накшбанди, кадирия, ясавия), оставались на крепких позициях по всему региону, поскольку местные бибиотуны (религиозные женщины-наставницы) обеспечивали элементарное обучение исламу, а некоторые худжры («подпольные школы») стали центрами неофициального исламского образования. В социальной и частной сфере ислам и его ритуалы (например, обрезание, пост) играл важную роль; он оставался неотъемлемой частью идентичности.

Ранний раскол между официальным ханафитским течением ислама и более примитивной версией салафитского ислама, обозначенной как «ваххабизм», произошел в 1980-х. Взаимоотношения между официальным исламом и его новым направлением не были такими уж простыми. Например, есть некоторые свидетельства того, что официальное духовенство САДУМа тайно поддерживало появляющихся исламистских лидеров, чтобы устранить влияние «неофициальных» традиционных священнослужителей. САДУМ контролировал также ввоз исламской литературы, среди которой были книги Абд аль-Ваххаба (Abd al-Wahhab; известный арабский теолог и основатель ваххабитского движения, сыгравший одну из ключевых ролей в создании Саудовской Аравии и закреплении в новом государстве ваххабизма — прим. переводчика) и Сайида Кутба (Sayyid Qutb; египетский писатель и философ, идеолог ассоциации «Братья-мусульмане» — прим. переводчика).

Кроме того, главные священнослужители САДУМа получали образование, в основном, в арабском мире, где они познакомились с учением «Братьев-мусульман». Существовали также продолжающиеся неофициальные связи широких масс с мусульманским миром, поскольку из Ирана транслировались радиопередачи, а из Афганистана, Пакистана и Индии поступала нелегально ввозимая литература. В течение последних двадцати лет возникли некоторые исламские группировки с зарубежными связями (например, ИДУ и салафиты «Хизб ут-Тахрир»), которые начали продвигать свои цели, критикуя местные формы ислама и борясь за кадры, которые последовали бы за ними с их «правильным» толкованием ислама.

По мере ослабления давления (особенно после распада Советского Союза), произошло также восстановление связей между потомками басмачей, которые сбежали в Афганистан и Саудовскую Аравию, и их родственниками в Центральной Азии. Война в Афганистане, в частности, повлияла на мусульман Центральной Азии, которые столкнулись с борьбой со своими этническими родственниками по другую сторону границы; некоторые перешли в лагерь противника и часто заканчивали тем, что сражались вместе со своими единоверцами против советов.

Такая взаимосвязь усилила тяготение к салафитскому толкованию ислама и обеспечила создание моста для сотрудничества между некоторыми исламскими отколовшимися группировками в Афганистане и недавно появившимися движениями в таких государствах, как Узбекистан и Таджикистан (например, связи между Гульбеддином Хекматияром (Gulbuddin Hekmatyar) – главой «Хезб-е Ислами» («Исламской партии Афганистана»), и Шахом Масудом (Shah Masud) из «Джамиата-е Ислами» («Исламского общества Афганистана») с «Партией исламского возрождения» или ПИВ в Таджикистане). По словам Пинара Акчали (Pinar Akcali): «Идея афганского джихада стала частью массового сознания местных жителей в Центральной Азии и чрезвычайно стимулировала исламское возрождение».

Ситуация на Кавказе несколько иная. С начала девяностых годов Чечня стала местом серьезной конфронтации между российскими властями и местными мусульманскими боевиками. Это было также столкновение между чеченским традиционным суфийским исламом (например, между тарикатами накшбанди и кадирия) и новой волной ислама в регионе – вдохновляемым салафитами и в высшей степени политизированным исламом с транснациональными связями в Саудовской Аравии и Афганистане. Жесткий салафитский ислам и культ мученичества стали объединяющими и мобилизующими факторами для чеченского движения сопротивления. Они получили также некоторое подкрепление от бывших моджахедов в Афганистане, включая Ибн аль-Хаттаба (Ibn al-Khattab) – саудовского командира боевиков. Несмотря на то, что российские военные систематически уничтожают исламистских лидеров повстанческого движения (например, Джохара Дудаева, Шамиля Басаева и т.д.), недостатка в новых кадрах здесь, кажется, не имеется, поскольку молодые люди «уходят в леса» или втягиваются в то, что могло бы быть просто националистическим мятежом, но вместо этого превратилось в полномасштабную исламскую партизанщину.

Две последующие друг за другом войны в Чечне оставили регион в смятении. И все же это стало «историей успеха Москвы», поскольку правительство утвердило в должности промосковского Рамзана Кадырова и влило миллионы долларов на восстановление региона. Кадыров и его сторонники заверяют, что они подавили повстанчество, порой жестоко, хотя насилие перекинулось на соседние республики: Дагестан, Ингушетию и Кабардино-Балкарию, и даже на Москву и большую часть территории России (например, взрыв бомб в московском метро в 2010 году и в аэропорту «Домодедово» в 2011 году). Самопровозглашенный «Кавказский эмират» — мусульманская организация под руководством Докки Умарова, объединил повстанцев, продолжает распространять идеи через сайт kavkazcenter.com, запускает в действие военизированные формирования и укрепляет связи с другими исламскими организациями (например, с «Аль-Каидой», ИДУ и т.п.). Гордон Хан (Gordon Hahn) утверждает, что исламская идеология и глобальное мусульманское сообщество играют важную роль в повстанческом движении и влияют на его цели и стратегии. Он замечает, что:

«Панисламизм является идеологическим фундаментом стратегического выбора, сделанного для того, чтобы распространить джихад на всем Северном Кавказе и за его пределами. Мусульмане России, как часть уммы, должны объединиться в единый халифат на основе шариата, а не соблазняться и не разделяться в соответствии с западным понятием национального самоопределения».

Более того, война в Чечне стала популярным ориентиром для солидарности мусульман по всему миру.

Смотри:

Лондон об «исламском экстремизме». Часть 1

Лондон об «исламском экстремизме». Часть 2

Лондон об «исламском экстремизме». Часть 3

Автор: Д-р Анна Мюнстер
подписаться на канал
Комментарии 0