В 2015 году в Костроме вышла книга под авторством Николая Муренина - историко-краеведческое издание «Татарская слобода и мечеть в Костроме». Книга издана при участии Мусульманского религиозного объединения г.Костромы. Несколько веков в Костроме на левом берегу Волги существует уникальное место – Татарская слобода. Там же находилась построенная во времена Екатерины Второй мечеть, которая была разрушена в 1930-е годы. Об истории Татарской слободы, о занятиях, обычаях и обрядах её жителей, о деятельности старой мечети и строительстве в наше время новой повествуется в этой книге. В книге также уделено внимание Саиду Нурси, который жил в Костроме в плену во время Первой мировой войны. Представляем вашему вниманию отрывок из книги:
В 1916–1918 гг. в Костромской губернии находилось 246 офицеров и 219 нижних чинов военнопленных турецкой армии, в т.ч. непосредственно в самой Костроме – 83 офицера и 80 нижних чинов. В документах упоминаются врач лазарета г. Битлис (восток Турции) полковник Челяби Мустафа, мулла 10-го пехотного полка Абдурахман Абдулла, капитаны Сулейман Бажан и Али Риза Гасим, поручик Хасан Хамид и другие. Военнопленных турок местные мусульмане Татарской слободы брали под свою ответственность, приглашали к себе в гости на выходные и в праздничные дни.
Среди них был один пленный, о котором просто необходимо рассказать подробней. Это Саид Нурси, выдающийся мусульманский богослов, огромное литературное наследие которого – комментарии и пояснения к Корану, главной святыне мусульман, – переведены на многие языки мира.
Для Нурси, как и для многих других мыслителей того времени, такие достоинства, как приверженность конституции, как представительное правительство, совещательность и главенство закона соответствовали исламу и являлись неотъемлемой частью восстановления исламской цивилизации после Первой мировой войны.
Несмотря на борьбу за демократические ценности, дело, которым занимался Нурси, было не политическим, а просветительским. Он разъяснял людям из разных слоев мусульманского общества многочисленные преимущества конституционализма, основывал в Турции новаторские образовательные учреждения, обновлял учебные программы изучаемых дисциплин. Огромное значение в своих трудах он придавал образованию и нравственному возрождению человека. В мечети Татарской слободы Нурси, по воспоминаниям пленных офицеров, писал свои труды, пытаясь спасти мир от лжи, насилия, безверия.
Человек, как и дерево, имеет корни. Разве можно поставить ему в вину его корни? И цепь поколений, которая сильнее многих других уз? Удивительным образом и факт пленения, и то, что турецкий подданный Саид Нурси оказался в слободе под Костромой, где ему разрешено было жить в мечети, и то, что слободские татарки приносили ему пищу и теплые вещи, – всё это отразилось в творчестве этого уникального человека.
Вот строки из воспоминаний самого Нурси. Цитируется по книге-биографии, переведённой на русский язык.
«Во время Первой мировой войны я был пленным, меня отправили в далекую Костромскую губернию на севере России. Там была небольшая татарская мечеть, которая стояла на берегу знаменитой реки Волги. Я часто утомлялся в компании моих друзей, других офицеров. Я жаждал одиночества, но не мог бродить по округе без позволения. Татарская община, поручившись за меня, взяла меня в эту маленькую мечеть на берегу Волги. Обычно я был в мечети в одиночестве. Приближалась весна. В эти чрезвычайно долгие ночи северной земли я очень часто не мог заснуть и лежал без сна. Грустный плеск Волги, унылый звук капель дождя, печальное веяние ветра в те темные ночи на безутешной чужбине временно пробудили меня от глубокого сна беспечности. Тогда я еще не считал себя старым, но каждый, кто пережил мировую войну, - стар. Те дни войны делали стариками даже детей, как будто подтверждая аят: «От того Дня, который детей сделает седыми…» (Коран, 73:17). Тогда мне было сорок, но я чувствовал себя так, словно мне было восемьдесят. В те долгие темные ночи на унылой чужбине в моем скорбном положении жизнь казалась мне безнадежной, а родина – недостижимой. Я смотрел на свою беспомощность и одиночество, и надежда покидала меня.
И тогда в том моем состоянии мне на помощь пришел Мудрый Коран. Мои уста произнесли: «Достаточно нам Аллаха. Он – прекрасный доверенный!» (Коран, 3:173).
Мое сердце вскричало в слезах: «Я – на чужбине, я одинок, слаб, бессилен. Я прошу Твоей милости, я прошу Твоего прощения, я прошу Твоей помощи, о мой Бог!».
Я вспомнил о своих старых друзьях на родине, представил себе, что умираю на чужбине, и тоска моей души, ищущей друзей, вылилась в этих строках Ниязи Мисри:
Оставив горести мира,
Расправив крылья в пустоту,
Взлетая, каждый миг с тоской
взывать я буду: «Друг, друг!».
Но как бы там ни было, в той печальной, унылой, окрашенной разлукой, долгой ночи в чужом краю мои слабость и бессилие стали таким сильным заступником и средством (спасения) перед обителью Господа, что я до сих пор не перестаю удивляться. Потому что спустя несколько дней самым неожиданным образом, преодолевая расстояние длиною в год пешего пути, один, не зная русского языка, я совершил побег. Я спасся чудесным образом с помощью Божьей Милости, оказанной мне от моей слабости и бессилия. Через Варшаву и Австрию я добрался до Стамбула, - настолько легкое спасение было просто чудом. С необыкновенной легкостью и простотой завершил я этот долгий путь бегства, который не смогли завершить самые смелые и хитрые люди, знавшие русский язык.
Но состояние, пережитое мной в ту ночь в мечети на берегу Волги, заставило меня принять решение провести остаток своей жизни в пещерах. Хватит уже вмешиваться в эту людскую общественную жизнь. Поскольку в могилу я сойду один, сказал я себе, то с этого момента я выбираю одиночество, чтобы привыкнуть к нему. Но, к сожалению, многие мои близкие друзья в Стамбуле и тамошняя блестящая мирская жизнь и другие пустые вещи, как, в частности, оказанные мне почести и слава, которые были гораздо больше, чем я того заслуживал, заставили меня позабыть на время о моем решении. Та темная ночь в чужом краю словно была прозорливым черным зрачком в глазах моей жизни. А сияющий белый день Стамбула для глаз моей жизни был подобен слепому белку, не способному видеть дальнейшее, и они снова уснули. Пока два года спустя Абдулкадир Джилани вновь не открыл мне глаза своей книгой Футух аль-гайб».
История пребывания Саида Нурси на костромской земле, описанная в его биографии, содержит неизвестную краеведческую информацию и сама по себе может быть интересна самому широкому читателю, желающему открыть неизвестные страницы истории Первой мировой войны. Оказывается, пленных турок сначала отправили в городок Кологрив, «в большой лагерь в пустынном северном районе», затем, спустя какое-то время, Нурси перевели в Кострому.
Обратимся далее к источнику. «Некоторые из пленных, заключенных вместе с ним в лагере, рассказывают о нем и его деятельности. Как командир полка, он пользовался определенным авторитетом и использовал его, чтобы обеспечить военнопленным свободу исповедания своей религии. Мулла добился для них права совершать все пять ежедневных молитв (намаз), которыми он руководил в качестве имама, а также раздобыл комнату под мечеть. Кроме того, как командир, он получал зарплату, которую почти целиком расходовал на мечеть и бытовое обеспечение других заключенных. Вокруг него собиралась группа приблизительно из девяноста офицеров, которым он давал дарсы (уроки, религиозные наставления). Условия в лагере были трудные, особенно в период долгих, темных и очень холодных зим, и он таким образом пытался поддерживать моральный дух военнопленных.
Мустафа Ялчин, чьи воспоминания о Нурси на фронте были приведены выше, находился в лагере, когда однажды, к своему изумлению, увидел, что туда привезли Нурси. В своих воспоминаниях он пишет следующее:
«После приезда туда нам сказали, что прибыли пленные с восточного фронта. Мы все с интересом собрались во дворе. Заключенных было много, но двоих привели с другой стороны и держали под строгим наблюдением. Я посмотрел туда и вдруг увидел, что это были мулла Саид и один из его учеников, которого мы называли Изникли Осман. Он нес что-то вроде дорожного сундука с книгами Учителя. Никого кроме Османа не подпускали к нему. Осман был его помощником. Было очень холодно. День не отличался от ночи. Летом солнце не заходило. Мулла Саид эфенди не бездействовал даже ночью. Несмотря на запрет, вечерами он часто ходил в другие лагеря и читал заключенным книги. А днем лично вел наши молитвы. До этого нам мешали и не позволяли совершать их. Но Учитель поговорил с ними, и нам предоставили свободу. Они не хотели, чтобы множество людей собиралось вместе одновременно. Мы обычно называли Нурси Главой религиозных дел. Он объяснял религию даже русским охранникам. Офицеры ругали каждого охранника, кто слушал его. Мулла Саид эфенди всегда поднимал наш дух. «Не бойтесь, – говорил он, – мы будем спасены». По-моему, он там ночью не спал. Обычно он читал, делал какие-то заметки, а нам говорил: «В будущем эти люди тоже станут мусульманами, но сейчас они еще не все понимают». Пока он был с нами, мы тоже не испытывали ни страха, ни печали...»
Далее Мустафа Ялчин пишет о том, как однажды ночью он убежал вместе с группой из семнадцати заключенных. Нурси не захотел присоединиться к ним... Днем и ночью он занимался делами Ислама. Обычно он говорил: «То, что нужно, – это вера (иман) в Бога» и «Вера в Бога (иман) стоит всего».
Весной 1918 года Нурси, воспользовавшись хаосом и беспорядками, наступившими после большевистской революции, сумел бежать из Костромы. В более поздние годы он очень эмоционально описывал свое «временное пробуждение» в сумраке зимних дней, предшествовавших его побегу, и почти магическую легкость, с которой был осуществлен этот побег.
Ещё недавно в Татарской слободе была жива татарка Айша-апа, которая восьмилетней девочкой наблюдала за Нурси в окно или дверь мечети, стоявшей на берегу Волги. «Айша Абдулловна Сиушева, по ее словам, жила у мечети и наблюдала за «полковником» каждый раз, когда он там молился, – пишется в биографии С. Нурси. - В мечети он носил тюрбан (чалму) и джуббе (чапан). На улице надевал татарскую меховую шапку».
Биографы отмечают, что у Нурси сложилось особое отношение к татарам. Об этом свидетельствует Абдулвахид Табакчи, который познакомился с Нурси в 1951 году. Нурси, узнав о том, что предки Абдулвахида – татары, сказал:
«Я молюсь за татар пять раз в день. Когда-то в плену, в Костроме, две пожилые женщины-татарки помогали мне – приносили мне еду, передавая через маленькое окошко мечети. Возможно, они стали причиной моего спасения и написания книг «Рисале-и Нур». За всех татар я молюсь пять раз в день».
