Виталий Пономарев (директор Программы противодействия фабрикации уголовных дел об исламском экстремизме в России Правозащитного Центра "Мемориал").
Недавно ПЦ "Мемориал" подготовил отчет "Российские спецслужбы против Рисале-и Нур". Многие из вас получили предварительную электронную версию, окончательный вариант будет издан в самое ближайшее время...
Когда писался этот отчет, возникло ощущение, что недостаточно просто подготовить очередную публикацию. Надо попытаться вновь вернуть эту проблематику в пространство общественных дискуссий... Когда книги Саида Нурси запрещались в 2007 году, мы наблюдали очень активную позицию ведущих российских правозащитных организаций, прессы. Сейчас, не знаю почему, интерес заметно снизился, про многие судебные процессы пишут недостаточно, мало, про некоторые - вообще не пишут. Между тем присутствуют достаточно опасные тенденции, которые при дальнейшем развитии, могут затянуть в механизм репрессий большее число верующих...
В кратком выступлении невозможно затронуть весь спектр проблем, постараюсь затронуть некоторые основные...
Вопрос о преследовании тех, кто читает книги Саида Нурси, переводит, распространяет их в России, можно рассматривать в нескольких аспектах.
Можно констатировать, что это - часть общей антимусульманской кампании, которая периодически то вспыхивает, то затухает, и затрагивает различные мусульманские сообщества России. После июльских событий в Татарстане эта кампания вновь активизировалась в ряде регионов.
Можно также подходить с позиции общей проблематики антиэкстремистского законодательства, которое содержит очень невнятные определения экстремизма, допускающие произвольную трактовку, и от этого страдают и те, кто читает Саида Нурси, и представители других сообществ, не только религиозных.
Наконец, можно рассмотреть проблему в еще одном аспекте, на котором я остановлюсь более детально. Зададимся вопросом: почему? Почему у российских государственных институтов сформировалось такое негативное отношение к наследию Саида Нурси - этого выдающегося исламского мыслителя? Почему сажают в тюрьмы людей, которые просто читают книги? Есть ли в уголовных делах, число которых приблизилось к полутора десяткам, доказательства того, что идеи этого мыслителя или та деятельность, которую ведут его последователи на территории России, несёт какую-то угрозу общественной безопасности, стабильности - религиозной, межэтнической и так далее. Мне кажется, очень важно это проанализировать, потому что сейчас эта проблематика освещается в основном в жанре текущей хроники о начале и завершении судебных процессов. Многих вопросы, для понимания которых нужно изучать материалы конкретных уголовных дел, часто остаются нерассмотренными, возможно, в силу того, что бывает трудно получить доступ к соответствующим материалам.
Если мы говорим о начале кампании, условно назовем ее "антинурсистской", то за точку отсчета в России надо принять 1999 год, хотя в прессе эти процессы получили освещение только с 2001 года. В 1999 году совпали два момента. Во-первых, это известные события на Северном Кавказе, в преддверии и во время которых ФСБ стала выражать обеспокоенность присутствием большого числа турецких преподавателей в образовательных учреждениях, которые были созданы с турецким участием и функционировали на территории Северного Кавказа. В отношении деятельности этих учреждений выдвигались различные предположения, обвинения, причем обвинения не юридического плана, а, скорее, политического, на основе различных предположений, подозрений и слухов. Во-вторых, летом 1999 г. было начато расследование деятельности Фетхуллаха Гюлена в Турции, и в некоторых турецких газетах, в том числе с подачи официальных органов, публиковалось большое число разных материалов с совершенно фантастическими обвинениями. Гюлену приписывалось создание армии боевиков, попытка создания всемирного исламского государства, некая заговорщическая деятельность через учебные заведения, фонды, коммерческие фирмы и так далее. Эти публикации в турецкой прессе использовались в различных российских экспертных разработках для обоснования необходимости действия силовых структур, прежде всего ФСБ, в отношении людей и стуктур, которые подозревались в связи с гюленовским движением. Причем, не проводилось разницы между гюленовским движением и теми мусульманами, которые издают, читают и распространяют книги Саида Нурси. Уже в 2002 году были первые официальные заявления руководства ФСБ о том, что пресечена деятельность групп последователей Саида Нурси в России.
Большая часть тех акций, которые проводились до середины 2000-х годов - это действия спецслужб в отношении работавших в России иностранцев, прежде всего граждан Турции, которые держали у себя книги Нурси, читали их, изучали совместно со знакомыми. Иногда их депортировали, увольняли с работы. И большинство этих событий не описано подробно в средствах массовой информации. Почти никто из иностранцев не подавал жалобы, не пытался апеллировать... Эти люди боялись спорить с ФСБ, со спецслужбами, большинство из них были рядовыми гражданами, которые занимались или мелким бизнесом, или преподавательской деятельностью, и не хотели никаких скандалов и споров с властями.
В 2001 году в Екатеринбурге и в 2004 году в Омске были предприняты первые попытки возбуждения уголовных дел в связи с распространением книг Саида Нурси. Тогда ещё антиэкстремистские статьи, которые сейчас активно используются в правовой практике, не применялись, или в 2001 году их ещё не было в уголовном законодательстве, и выдвигалось обвинение по ст.282 УК в разжигании межрелигиозной, межнациональной розни, которое ни в одном случае доказать не удалось. Более того, эксперты расходились в своих мнениях. То есть, были многие эксперты, которые говорили, что в изъятых книгах ничего плохого нет, были эксперты, которые декларировали свою негативную позицию, но на уровне деклараций, а не какого-то серьезного экспертного анализа текстов. Эта история завершилась фактически оправдательным приговором по омскому делу, который очень широко освещался в средствах массовой информации. Сейчас не буду подробно излагать хронологию. Отмечу лишь, что в 2004-2005 годах, когда после Беслана началась кампания поиска "исламских экстремистов" всюду и везде, были предприняты шаги и по уголовному преследованию последователей Саида Нурси, не связанному с тем, что они действительно вели какую-то противоправную деятельность. Просто это стало частью общей кампании, затронувшей различные независимые исламские группы во многих регионах России.
Здесь, конечно, правоохранительные органы очень быстро столкнулись с тем, что отсутствовала достаточная правовая база для привлечения к уголовной ответственности. Невозможно было доказать наличие преступного умысла по ст.282. Кроме того, в книгах Саида Нурси невозможно было найти призывов к насилию или призывов к какой-то политической, антигосударственной, сепаратистской деятельности, разжиганию розни и так далее. Предъявление обвинения по ст.282 УК несло угрозу перенесения экспертных споров в суд с весьма неопределенным результатом, что не устраивало власть.
Тогда была создана специальная правовая конструкция
Прежде всего было принято решение о запрете книг Саида Нурси. Первое решение - это решение Коптевского районного суда г.Москвы в 2007 году. А в 2008 году Верховный Суд России принял решение о запрете некой орагнизации "Нурджулар". Эти два решения были достаточно знаковыми.
Если мы посмотрим материалы судебного разбирательства 2007 года, оно опиралось на некую экспертизу. Причём суд взял ту экспертизу, которая поддерживала линию правоохранительных органов, проигнорировав доводы альтернативных экспертиз. И что самое поразительное - даже согласно этой официальной экспертизе далеко не во всех русских переводах книг Саида Нурси можно было найти высказывания, которые привлеченные судом эксперты могли бы оценить негативным образом. Эта же ситуация повторялась и позже. Чтобы выйти из этой ситуации был изобретен тезис о том что книги представляют "единый комплекс идеологического воздействия". Этот тезис декларировался экспертами-психологами. Наверное, с психологической точки зрения действительно, если автор имеет некое целостное представление о мире, то его книги можно рассматривать как единый комплекс идеологического воздействия. Если он пишет в рамках исламских ценностей, то вообще всю исламскую литературу можно рассматривать с психологической точки зрения как единый комплекс идеологического воздействия. Но здесь мы видим другое: эксперты объявили некую произвольную совокупность религиозных книг единым идеологическим комплексом негативного содержания, после чего достаточно было найти в какой-то из книг фразу, которую эксперты трактовали как экстремистскую, чтобы ссылку на нее использовать как основание для запрета всей совокупности этой литературы, даже если в большинстве книг нет ничего, к чему можно предъявить претензии... Дальше - больше. Эта тенденция, к сожалению, закрепилась в российской правовой практике. Её логическим завершением стало мартовское (2012 г.) решение суда в Оренбурге, когда десятки книг совершенно разного содержания и направлений: и суфийских, и сборники хадисов, и средневековые авторы, и современные, - книги, изданные различными ведущими издательствами России, были запрещены как экстремистские на судебном заседании, продолжавшемся 20 минут. В основе этого запрета лежал тот же подход: поскольку они изъяты у лиц, обвиняемых по уголовному делу, и представляют, с точки зрения психологов, единый комплекс идеологического воздействия, то они подлежат запрету, так как умеренные по своему содержанию работы якобы "готовят почву" для принятия более радикальных идей.
Конечно, это судебное решение вызвало возмущение даже среди тех представителей мусульманских сообществ, которые находятся в хороших отношениях с государственными структурами: и у членов Общественной палаты, и у многих муфтиев... Сейчас поданы апелляции на это решение, и есть шанс, что оно будет пересмотрено. Но вопрос не в конкретном решении, а в том, что сам подход, когда большая совокупность произвольно взятой литературы объявляется единым экстремистским комплексом только на той основе, что: 1) все книги являются исламскими, 2) в одной из них нашли что-то,что вызвало критические оценки экспертов, - сам такой подход является абсолютно неправовым, абсолютно неправильным и чреват очень серьезными последствиями.
Вы знаете, наверное, что в рамках той кампании, которая началась в Татарстане в июле, были проведены сотни обысков. В ходе этих обысков были изъяты тысячи книг, все эти книги отправлены на экспертизу. Если доводить эту логику до конца, то фактически любого, у кого проведен обыск, можно было бы отправить в тюрьму, потому что наверняка у него есть, например, сборник хадисов, который был запрещен судом в Оренбурге, и т.п. То есть, это создает правовую основу для того, чтобы совершенно невероятное, огромное число людей бросить в тюрьму. И только то, что мы уже отошли от сталинизма, немного сдерживает масштабы этих репрессий... При этом прокуратура считает, что это всё вполне законно, обоснованно и соответствует обязательствам России в рамках Европейской конвенции и т.п.
Другой момент, на который хочу обратить внимание - потребность спецслужб объяснить обществу, за что преследуют этих людей... В последние 3-4 года, когда интенсивно пошли уголовные дела, какие только методы не использовались: и внедрение агентуры, и прослушиванием телефонных разговоров, помещений, - но ничего криминального не было найдено. Ну да, собираются мусульмане, читают книги, ведут разговоры на тему религии, поддерживают контакты с какими-то своими единомышленниками в другом регионе или в другой стране - это то, что любые религиозные группы любых конфессий делают. Что здесь такого? И вот начинают сочинять "страшилки". Сначала в публикациях шли обвинения в связях с терроризмом: мол, это готовит почву для террористических организаций, или люди, прочитав эти книги, пойдут воевать куда-то на Северный Кавказ. Никакого подтверждения на уровне конкретных, документально установленных фактов это не получило. И с какого-то момента стала широко использоваться новая формулировка - "пропаганда культа смерти". Она повторяется в разных регионах в совершенно разных уголовных делах.
Я попытался, когда готовил доклад, понять, откуда она родилась. Оказалось, что один из московских психологов, который писал для ФСБ экспертизу, предложил эту формулировку, но оговорив, что проводит психологический анализ вне контекста соответствия или несоответствия тех или иных положений в исламской доктрине в целом. Он просто взял традиционное и в христианстве и в исламе представление о рае и аде, что соблюдающие требования религии мусульмане попадут в рай, и не надо бояться смерти в этом плане... Рассуждения об аде и рае он проанализировал с психологической точки зрения и пришёл к выводу, что рассуждения о рае - это пропаганда культа смерти, которая якобы может создать почву для того, чтобы верующие стали шахидами. Ничем, кроме своих предположений, он этого не аргументировал. Но это было принято на ура Федеральной Службой Безопасности и правоохранительными органами. И на многих пресс-конференциях, в заявлениях, посвященных задержанию или возбуждению уголовных дел, официальные лица заявляли: "Мы преследуем эту группу, потому что они занимаются пропагандой культа смерти". Но если вы посмотрите книги Саида Нурси, там нет никакой пропаганды культа смерти, есть просто воспроизведение представлений о загробной жизни, которое ничем не отличается от того, которое можно найти в любой исламской литературе. Но это уже стало пропагандистским штампом, часто воспроизводится и журналистами, и официальными лицами без всяких оговорок.
Ещё один важный момент, который я хотел бы затронуть. Поскольку вся эта следственная деятельность на территории России не смогла выявить каких-то преступных, незаконных аспектов деятельности тех кто читает, распространяет книги Саида Нурси, то возникла необходимость искусственно их внести в уголовные дела, то есть надо было как-то объяснить, что вот эти люди стремятся к каким-то нехорошим целям, и, раз эти цели не удалось обнаружить на территории России, значит надо их обнаружить где-то за границей: в Турции, или где-то ещё, где якобы есть некая группа заговорщиков, которые делают что-то нехорошее, а их последователи в России возможно даже не понимают конечных целей. На эту тему очень много всего написано, часть формулировок вошла даже в решение Верховного Суда России, но они все носят исключительно декоративный характер, не указан источник сведений, откуда это возникло, на основе чего прокуратура, внося представления в Верховный Суд, делает соответствующие выводы. Но, если в Верховном Суде это всё рассматривалось в рамках гражданского производства, проведенного в закрытом порядке без участия "обвиняемых" или их представителей, то когда речь идет о конкретных уголовных делах, источник сведений должен быть указан чётко.
И здесь мы сталкиваемся с совершенно поразительной эквилибристикой. Сначала, когда расследовалось уголовное дело в Дагестане, прокуратура пыталась ссылаться на публикацию на сайте Института Ближнего Востока в Москве. Это интернет-публикация некоего Давыдова, где без ссылок на источник было перечислено большое число разных обвинений и общих сведений, касающихся деятельности последователей Саида Нурси. Но когда адвокат заявил, что публикация средств массовой информации не может служить достаточным основанием для предъявления уголовных обвинений, ровно те же сведения были переписаны в некую справку, которая якобы составлена "по результатам оперативно-разыскной деятельности ФСБ". В этой справке дословно повторяются формулировки из статьи Давыдова, которая появилась несколькими годами ранее. В других уголовных делах данные из этой статьи использовались по-разному: где-то её напрямую включали в дело, где-то воспроизводили как справку ФСБ, где-то - как якобы показания свидетелей, которые поддерживали линию обвинения. Но фактически во всех случаях идет речь о повторении с небольшими вариациями одних и тех же формулировок. Возник вопрос: кто автор этих формулировок и каковы источники его информированности? Дважды в ходе расследования уголовных дел в Красноярске и Новосибирске следователь направлял запрос о том, чтобы допросить автора как свидетеля по уголовному делу. В одном случае этот запрос так и не был исполнен, в другом... Вот вы видите на экране документ Федеральной Службы Безопасности, где указано, что директор Института, на сайте которого размещена статья, говорит,что фамилия автора статьи среди сотрудников Института не значится, сотрудник, использовавший псевдоним Давыдов, ему не известен. Это единственное, что смогла установить Федеральная Служба Безопасности. Получается, что ключевой источник, на который в той или иной форме ссылается обвинение в различных уголовных делах, является публикацией совершенно неизвестного человека, к тому же не указавшего источников своей информации. Если вы воспользуетесь поисковыми программами, обнаружится, что не существует никаких других публикаций этого автора ни по этой теме, ни по какой-либо другой...
В 2008 г. Верховным Судом России принимается решение о запрете несуществующей организации "Нурджулар". В тексте судебного решения о запрете тоже используются формулировки из указанной выше публикации, из некоторых других, но без какого-либо фактологического обоснования. Возникает правовой тупик. Обжаловать это решение невозможно, потому что не существует такой организации, соответственно, не может адвокат прийти в Верховный Суд и сказать «я хочу подать жалобу, я имею доверенность от этой организации». В то же время запрет организации и запрет книг, о котором я говорил, создал правовую базу для того, чтобы верующих можно было привлекать к уголовной ответственности без каких-то серьёзных правовых оснований. Мне кажется, это очень опасный механизм, всё это очень напоминает практику тридцатых годов с созданием в бумагах НВКД мифических шпионских или антигосударственных организаций.
. Во время дагестанского процесса был примечательный момент, когда допрашивали в суде эксперта. Среди прочих вещей он писал в экспертизе о целях "Нурджулар". И когда его спросили: "Откуда вы знаете, что такое "Нурджулар", какие у него цели?", он сказал: "Должен признать, что в этой части экспертного заключения я вышел за рамки моих экспертных познаний, воспользовался публикациями из интернета". Что получается? Эксперту дают текст, он понимает, что экспертиза ведётся в рамках определенной проблематики, какого-то ярлыка, например, "Нурджулар". Он, естественно, как любой человек, хочет понять, что это такое, иметь самое общее впечатление. И он залезает в Интернет и натыкается на огромное число ангажированных, сфальсифицированных публикаций, которые оказывают влияние на восприятие текстов, на то, что он пишет, на оценки. Есть, конечно, и эксперты, которые послушно пишут всё, что ФСБ скажет.
О многих других важных аспектах нет времени говорить подробно. Например, движение Гюлена, против которого была направлена в начале активность ФСБ, и движение тех людей, которые сейчас переводят, распространяют и читают книги Нурси в России — это совершенно разные вещи. Нет оснований говорить, как утверждается в решении Верховного Суда, что это единая, чётко структурированная организация с подразделениями, управляемыми из единого центра, и так далее...
По сути создана такая же ситуация, как и с некоторыми другими исламскими течениями. Существуют «чёрные списки», куда занесены люди, которые читают книги Саида Нурси. Пока не ставится политическая задача всех их посадить. Возбуждается одно дело, второе, третье... При этом, я думаю, что и прокуратура, и ФСБ, и МВД хорошо знают, что в других регионах есть люди, которые читают те же самые книги, делают то же самое, но просто нет такой политической задачи. Но в любой момент, когда произойдёт обострение ситуации, вот как в своё время было после Беслана, когда поставят задачу в разных регионах России найти экстремистов, террористов, любого мусульманина из этих списков можно будет привлечь к уголовной ответственности, используя те механизмы, которые были созданы. Механизмы совершенно искусственные, не имеющие никакого отношения ни к реальным угрозам общественной безопасности, ни к праву как таковому.
Мне кажется, эта ситуация должна освещаться более подробно, чем мы видим сейчас. Здесь требуется пересмотр не только общей правовой базы. Преследование последователей Саида Нурси - это не локальная кампания, которая ведётся на уровне каких-то отдельных регионов, где недостатки или нарушения, выявленные в ходе расследования, можно устранить путём квалифицированной адвокатской помощи. Это - политическая кампания, которая ведётся под достаточно жёстким контролем из центра, и видно, например, как омское дело перетекало в татарстанское. Но в Татарстане в силу политических решений так никто не был привлечён к уголовной ответственности, зато были осуждены люди в других регионах... Соответственно помимо чисто правовых шагов нужна определённая общественная кампания, определённые политические шаги, чтобы предотвратить дальнейшую эскалацию этой ситуации и те возможные последствия, к которым она может привести.
Сергей Бурьянов: Я представляю Институт свободы совести, кандидат юридических наук, преподаватель ряда ВУЗов, специализируюсь на проблематике свободы совести и государственных конфессиональных отношений и т.д. Хочу поблагодарить организаторов, тема очень важная. Мне кажется, что правозащитное движение очень мало уделяет внимания проблеме свободы совести, и особенно преследованиям мусульман. Я пытался вспомнить, когда проходило последнее мероприятие. Вспомнил: в 2007 году Институт свободы совести и ряд партнёрских организаций проводили в центре Сахарова круглый стол «Исламофобия как вызов гражданскому обществу». Там было широкое обсуждение, и муфтий участвовал Нафигулла Аширов, который сегодня не пришёл, и правозащитники, и журналисты. Этот материал вошёл в книгу, которую я хочу презентовать в библиотеку «Мемориала»: «Гражданское общество против ксенофобии, нетерпимости и дискриминации по мотивам религии или убеждений». Он также доступен на сайте Московской Хельсинкской группы. Пользуясь случаем, хочу презентовать ещё несколько книг, которые вышли в этом году. Это - «Свобода убеждений, совести и религии» (доклад за 2011 год), «Актуальные вопросы свободы совести в России», «Свобода совести. Проблемы теории и практики»...
Хочу отметить важность исследования Виталия Пономарёва. Я ознакомился с материалом. Это специализированное исследование, очень качественное, очень детальное, подробное. Вот это та работа, которую мы не можем сделать, поскольку мы занимаемся мониторингом законодательства, мониторингом свободы совести и светскости государства вообще. Но конкретно этой темой мы не можем заниматься, поэтому благодарим Виталия Пономарёва и будем использовать, ссылаться в работе.
За короткое время, которое предоставлено для выступления, я попытаюсь охарактеризовать в целом ситуацию в сфере свободы совести и светскости государства, и какое место в этом занимает преследование мусульман, в том числе последователей Саида Нурси. Первое, что я хочу сказать: чтобы ответить на вопросы почему это с нами происходит и что делать дальше, нужно понять общую ситуацию, то есть, откуда это всё идёт. Сразу хочу сказать, что это всё идёт сверху, то есть от власти. Соответственно, проблемы религиозных преследований, на мой взгляд, могут и должны решаться в пределах Садового кольца... Самое важное... — это позиция российской власти.
Любая власть, в том числе и российская, пыталась, пытается и будет пытаться использовать религиозные объединения для своей легитимации... Но это слишком сложная тема, я ограничусь более узкой, специальной темой - «Политика, религия, выборы». Естественно, религиозные организации используются наиболее ярко, наиболее бесстыдно в контексте избирательного процесса. И, обращаясь к теме ислама, хочу отметить, что мы заметили активизацию использования исламского фактора в избирательном контексте как раз в 2007-2008 годах. Именно тогда политтехнологи власти очень чётко и очень масштабно обратились к исламскому фактору. Была замечена и агитация в мечетях, и заявления различных муфтиев, приближенных к власти, что «солнецеподобный» должен остаться на третий срок и так далее. Это те организации, которые являются лояльными. Для того, чтобы организовать такую поддержку, в том числе и со стороны мусульман, надо проводить политику кнута и пряника. И такая политика проводится уже как минимум лет 15-20. Кнут, естественно, полагается тем, кто не хочет играть по правилам кремлёвских политтехнологов, а пряник предназначен лояльным муфтиям. Но позвольте, а разве у нас не свобода совести, не светское государство, разве такая политика не противоречит конституции? Конечно, противоречит.
Для того, чтобы обосновать и проводить такую политику, необходимо как-то это замаскировать. Именно для этого в научный оборот были вброшены понятия традиционная/нетрадиционная религиозная организация, и в том числе традиционный ислам, а также другие юридически неопределённые понятия — экстремизм, ваххабизм, и так далее. Это происходит на всех уровнях. Самое печальное то, что это происходит при посредстве наукообразного обоснования. Целый ряд диссертаций посвящен продвижению этих некорректных правовых понятий... И даже, как ни странно, используется понятие «секты» применительно к исламским организациям...
Я хочу более подробно остановиться на проблеме законодательного обеспечения религиозных преследований. Закон, который, на мой взгляд, является ведущим инструментом религиозных преследований, в том числе преследований мусульман, - это Федеральный закон 2002 года «О противодействии экстремистской деятельности». В юридической науке отсутствует понятие "экстремизм". Его нет даже в законе, там экстремизм обозначен в скобочках как экстремистская деятельность, а дальше идёт перечисление дублирующих норм Уголовного кодекса и других нормативных актов. Это некорректно с юридической точки зрения, это безграмотно, но, тем не менее, вот такой закон был принят в 2002 году. Я заинтересовался: как, почему был принят такой закон безграмотный? На одном из мероприятий я спросил у Александра Гурова (это доктор юридических наук, известный борец с преступностью, в 2002 году он возглавлял Комитет по безопасности Госдумы): «Александр Иванович, как вы приняли такой закон?». И он сказал, цитирую: «Мы сидели неделю, приняли закон без определения». Вот так! А для чего - как вы думаете? Если закон не содержит определения, то как он будет применяться? А он будет применяться по усмотрению. То есть, фактически, на основании современного "антиэкстремистского" (в кавычках) законодательства можно запретить кого угодно и за что угодно. Поэтому, честно говоря, непонятно удивление тем, почему запрещают последователей Саида Нурси. Поскольку представители данного течения неподконтрольны власти, не играют в кремлёвские игры предвыборные и вообще политические, ну естественно они являются оппонентами "традиционного" (в кавычках) ислама. Естественно, представители «традиционного ислама» не заинтересованы в том, чтобы были духовные конкуренты какие-то, и так далее. Поэтому всё вписывается в эту схему.
Далее существенный момент. Закон был принят в 2002 году, а наиболее активно начал применяться с 2008 года. Именно в этот период указом президента Медведева были повсеместно созданы специализированные центры «Э» в системе МВД России. В системе ФСБ тоже соответствующие подразделения были созданы. Ещё ранее такие структуры были созданы в некоторых республиках Северного Кавказа... В 2008 году также был принят крайне любопытный документ, который называется Распоряжение Генеральной прокуратуры РФ, МВД РФ и ФСБ РФ от 16 декабря 2008 года № 270 "О совершенствовании работы по предупреждению и пресечению деятельности общественных и религиозных объединений по распространению идей национальной розни и религиозного экстремизма". В нем говорится, что существует проблема экстремизма под прикрытием ислама, и это является приоритетным вопросом деятельности силовых структур. Таким образом, несмотря на то, что отсутствует определение "экстремизма", была политическая воля, и деятельность силовых структур сегодня фактически носит законный характер, то есть религиозные преследования, в том числе мусульман, осуществляются формально на законных основаниях. На законных, но не на правовых. Поскольку этот закон является антиправовым, и, соответственно, все другие подзаконные акты, которые приняты в связи с принятием этого закона, также являются неправовыми и фактически предопределяют нарушения прав человека. Я могу долго говорить по поводу антиэкстремистского законодательства. Добавлю, что существуют так называемые "списки экстремистской литературы", на сайте Минюста висят. И там значительная часть - религиозные тексты, в том числе исламские. Также существуют экспертные советы по выявлению этого "экстремизма". Есть эксперты, которые осуществляют поддержку силовых структур, когда нужно довести дело до суда, и чтобы решение судебное было соответствующим. Только в этом случае наши силовики смогут получить свои звёздочки и премиальные. Там существует, мне кажется, такая организованная преступная группировка из соответствующих лиц, которая доводит соответствующие решения до суда. Причем, с огромным количеством и процессуальных нарушений, и других нарушений российского законодательства.
Есть ещё тревожная тенденция. Центры «Э» (это - переделанные РУБОПы) не только не сокращают свою работу, но расширяются. Я видел информацию, что в Центральном аппарате было 180 сотрудников, а, по-моему, с позапрошлого года - 250 их стало. Наверное, это теплые места. Вместо того, чтобы бороться с преступностью, они там сидят и охотятся на фантомов или на ведьм. Очень уютно и, в общем, "продуктивно" работают, поскольку заинтересованы в получении каких-то льгот для себя. То есть, это - некий бизнес, мне кажется.
Возникает вопрос: что делать?
Первое — необходима полная отмена так называемого антиэкстремистского законодательства. Не нужно было вообще принимать такие законы, но, если приняли, необходимо полностью отменять, других вариантов здесь просто не существует. Отмена данного законодательства подразумевает отмену Федерального закона 2002 года, изменение нормативных актов, упразднение этих центров «Э», экспертных советов, и так далее. Всё это должно быть полностью отменено, и никаких компромиссов быть не может. Естественно, отмена законов влечёт за собой изменение статуса понятия «экстремизм», оно должно быть устранено из правовой системы России.
Хочу ещё пару слов сказать. Мы еще на 1-2 курсах студентов учим, что не может регулироваться то, что не определяется юридически чётко. То есть, если нет юридически чёткого определения, то соответствующие общественные отношения не могут регулироваться в принципе. В данном случае, у нас нет определения ключевого понятия «экстремизм». Многие коллеги пишут, что оно какое-то размытое, расплывчатое и так далее. Оно никакое не размытое, его вообще нет как юридического понятия, и в федеральном законе тоже нет. Специально вот открыл Федеральный закон 2002 года, здесь написано: «Статья 1. Основные понятия. Экстремистская деятельность (экстремизм), а дальше идёт - насильственное изменение основ строя, публичное оправдание терроризма, и так далее. Здесь нет юридического определения, то, что представлено в данном законе — некорректно и безграмотно. Естественно, это нужно отменять полностью.
Что ещё необходимо — реформирование законодательства о свободе совести, поскольку оно неэффективно, и реализация принципов светскости государства...
По поводу норм международного права я скажу, что они не вполне неэффективны. Поэтому неэффективность международных правовых норм предопределяет неэффективность внутреннего законодательства России в том числе. Но это отдельная большая проблема.
Возникает вопрос: а кто это вообще будет менять? кто это должен инициировать? кто делать? Я пришёл к выводу, что, кроме правозащитного движения и независимых гражданских организаций, никаких других сил не существует у нас в стране. Только правозащитные и гражданские организации могут инициировать этот процесс - экспертного обсуждения сначала, а затем инициирования полной отмены.
Я не могу сказать, что не было попыток, не было выступлений в данном направлении. Например, в 2008 году правозащитники Лев Пономарёв и Людмила Алексеева выступили с меморандумом о необходимости ликвидации Департамента центра «Э» в России как органа антиконституционного политического сыска. Но в данном случае речь идёт только о необходимости ликвидации Департамента, на самом деле нужно отменять закон соответствующий, и сразу и департаменты тоже будут упразднены...
Я где-то цифру видел, что у нас около ста тысяч нераскрытых убийств в стране. Если эта информация верна, то вот такое количество убийств происходит по стране, а огромное количество людей занимается вообще непонятно чем, вернее, понятно чем — разрушает страну.
Ещё такая проблема. Многие коллеги используют не вполне корректно, мне кажется, понятия «правомерный антиэкстремизм/неправомерный антиэкстремизм». Мне кажется, такое разделение легитимирует в какой-то мере существование данного законодательства. Поэтому я считаю, что необходимо отказаться от легитимации этих понятий, не может быть правомерного антиэкстремизма и неправомерного антиэкстремизма. Если это понятие юридически некорректно, если это законодательство некорректно, значит не вполне корректно каким-либо образом применять законодательство. А то получается у нас так. Если преследуют правозащитников, если преследуют представителей различных религиозных организаций — это некорректно. А если 40 скинхедов посадили с помощью неправового законодательства, то это корректно, да? Но какие же мы правозащитники, если допускаем преследование людей с помощью некорректного законодательства. Да, это - "плохие парни", но их нужно привлечь к ответственности как-то по-другому, тем более статей в Уголовном кодексе более чем достаточно.
В общем, я предлагаю провести (может быть «Мемориал» откликнется?) специальную большую конференцию, собрать всех экспертов, пригласить представителей органов власти и обсудить антиэкстремистское законодательство, поставить вопрос о полной отмене данного законодательства и, естественно, об упразднении структур, списков и так далее. Я считаю, что сегодня допускать существование данного законодательства просто неприлично. И если в 2002 году и в 2008 ещё особо никого не преследовали, то сегодня огромное количество жертв так называемого антиэкстремистского законодательства. И это не только мусульмане. Там и правозащитники, и гражданские активисты, и представители оппозиции. Наберите в интернете «экстремизм и Микки Маус». Микки Маус тоже пострадал, если не ошибаюсь. В общем, здесь нужно серьезно работать, и кроме правозащитников никто этого не сделает. Я призываю правозащитное движение собраться с силами, обсудить эти вопросы и обратиться к обществу и государству с требованием отмены неправового, репрессивного законодательства.
Мария Кравченко (Информационно-аналитический центр "Сова"). Только что говорилось о недостатках антиэкстремистского законодательства, и о том, что его необходимо пересмотреть. Можно добавить, что в последней резолюции по России ПАСЕ ассамблея рекомендовала обратить внимание на рекомендации Венецианской комиссии, которая в этом году дала заключение на Федеральный закон о противодействии экстремистской деятельности и сформулировала свои предложения по его радикальному реформированию. Мне бы не хотелось сейчас устраивать отдельную дискуссию о том, требует ли это законодательство полной отмены, или каких-то изменений, но то, что злоупотреблений огромное количество, это совершенно точно. И действительно, последователи Саида Нурси стали в последние годы одной из основных групп, к которым российскими властями неправомерно применяется антиэкстремистское законодательство. В последнее время много говорят о злоупотреблениях, связанных с применением, например, 282 статьи. Однако было бы ошибкой считать, что мишенью для таких преследований становятся общественные активисты. Страдают, прежде всего, приверженцы так называемых нетрадиционных для России религиозных течений, прежде всего, мусульманских. А среди них в первую очередь последователи Саида Нурси, поскольку последователей, например, Хизб ут-Тахрира можно отнести не чисто религиозному, а к религиозно-политическому движению.
Преследование «нурсистов», которое началось, как уже было сказано, в начале 2000-х, по нашим данным достигло особого размаха в 2011 году и продолжается и в этом году. Речь идёт о том, что уже упоминалось: и о запрете литературы, и о запрете вот этого фантома — несуществующей организации "Нурджулар", и об уголовном преследовании. Мы обращаем внимание, что здесь работает замкнутый круг автоматического вынесения неправомерных решений. Неправомерный запрет книг привёл к абсурдному запрету несуществующей организации.
Этот фантом запрещённый порождает вполне реальные уголовные дела. С прошлого году "нурсистам" стали давать реальные сроки заключения до полутора лет. Человек, у которого обнаружены книги Нурси, автоматически считается принадлежащим к запрещённой организации, значит, его можно признать виновным по статье 282-2 УК за участие в экстремистской организации. В 2011 году последователи Нурси оказались, по нашим данным, на втором месте по числу приговоров по этой статье - после последователей "Хизб ут-Тахрира", обогнав даже сторонников Эдуарда Лимонова. И, как мы видели на примере оренбургского решения о запрете 65 книг, после того, как человека начинают преследовать по уголовной статье, все изъятые у него книги автоматически можно признать экстремистскими. Отсюда могут появиться новые административные и уголовные дела против людей, в библиотеке которых обнаруживаются эти книги. Вот так и действует этот замкнутый круг.
При этом, для нас очевидна несостоятельность претензий, предъявляемых к сочинениям и Нурси, и Гюлена. Гюлен не является прямым последователем Нурси. Тем не менее эти оба автора являются сторонниками мирного взаимодействия между представителей различных течений в исламе, между мусульманами и адептами других религий, отрицают джихад как войну с неверными и не замечены ни в каких крайних высказываниях. Аудитория и Нурси, и Гюлена — это аудитория светского государства, их труды рассчитаны на то, чтобы утвердить в вере современного, образованного, думающего человека, а не на то, чтобы разжигать какие-то воинственные чувства в массах. И популярные сейчас обвинения в том, что религиозные авторы утверждают превосходство своей религии над другими, а значит возбуждают религиозную рознь, что они оказывают психологическое давление на читателя, — все эти обвинения, естественно, абсурдны, поскольку они противоречат самой сути религиозной жизни. Если подобные вещи могут служить основанием запрета книг, то мы должны признать, что в России фактически существует запрет на миссионерство и проповедь. Конечно, можно говорить о том, что рычаги давления применяются избирательно, это действительно так.
Наше нынешнее государство является специфическим преемником советской власти и также стремится держать религиозную жизнь в стране под контролем. И отсюда совершенно антиконституционная дискриминация нетрадиционных религиозных течений, которых опасаются из-за их непрозрачности для власти. В целом, можно сказать, что подавление деятельности так называемых нетрадиционных религиозных течений отрицательно сказывается на состоянии традиционных, допущенных религий и конфессий, поскольку религия и церковь, как любое социальное явление, - это живой организм, которому необходимо развитие. И появление новых течений заставляет старые, традиционные течения отвечать на вызовы времени. Не будь Реформации, которая повлекла за собой огромные изменения в западном христианстве, католической церкви в нынешнем её виде не существовало бы.
Российские власти всячески демонстрируют, что делают ставку на традиционные мировые религии, прежде всего, христианство в его варианте православия и "традиционный" в кавычках ислам, при необходимости делая некоторые реверансы в сторону иудаизма или буддизма. На самом деле, ставка делается сейчас на поддержание верующих в неком стабильном консервативном, управляемом состоянии. Не случайно с начала ХХ века в России практически не появлялось сильных духовных лидеров, а если они и появлялись, то функционировали недолго, поскольку сильный духовный лидер, сильное религиозное движение являются опасными конкурентами для слабого государства. Эта конкуренция с государством отчасти является причиной прошлых преследований и Нурси, и Гюлена в Турции. Сейчас можно говорить о том, что российские власти увлеклись чрезмерно, и речь идёт не только о дискриминации в отношении нетрадиционных религиозных течений, но и о дискриминации в отношении ислама в целом. И даже если отнести последние запреты мусульманской религиозной литературы (в том числе запрет 65 книг в Оренбурге, где под раздачу попал даже средневековый трактат) к тому, что маховик, который запущен против опасных, с точки зрения государства, течений, трудно остановить, всё равно создавшееся положение свидетельствует о вопиющем неуважении к мусульманам в России.
Еще хотелось бы сказать, что нынешняя всемерная поддержка со стороны власти консервативных сил внутри Православной церкви, вполне открыто провозглашённой целью которых является обретение статуса национальной церкви, вкупе с подавлением других религиозных направлений, в условиях многонациональной страны конечно создает взрывоопасную ситуацию. Но стоит отметить, что эти действия со стороны власти полностью вписываются в не менее опасную стратегию подавления и унификации общественной жизни в России в целом.
В.П. (ведущий). Прежде чем передать слово следующему участнику, я буквально одну-две минуты займу вот каким аспектом. Мы сейчас в основном говорим о преследовании в рамках антиэкстремистского законодательства. На самом деле давление часто выходит за рамки какого-либо законодательства, то есть, непонятны правовые основания, на которых оно осуществляется. Я здесь ограничусь тремя примерами. Скажем, несколько лет назад муфтий Равиль Гайнутдин получил предупреждение от московской городской прокуратуры о том, что на организованной им конференции в Москве присутствовал Мустафа Сунгур, который в документе прокуратуры был назван "одним из активных членов запрещённой организации Нурджулар". Совершенно непонятно, кем юридически установлен факт, что Мустафа Сунгур причастен к какой-либо организации? Да и даже если человек — член какой-нибудь организации, ему запрещается присутствовать на конференции что ли? Нет такой правовой нормы. Въезд из Турции в Россию регулируется визами. И соответственно, если у государства существуют претензии к какому-то иностранцу, оно может закрыть ему въезд. Но получается, что российские власти не возражали против въезда этого человека, он не выступал ни с какими призывами, но, тем не менее, прокуратура без вообще каких-либо правовых оснований вынесла предостережение.
Другой пример — это конкурс исламских фильмов в Казани в сентябре, с которого был снят фильм «Свободный человек» о Саиде Нурси. Фильм не запрещён в России, но я так понял, что один из консультантов высказал точку зрения, что, раз имя Саида Нурси вызывает недовольство российских властей, будет лучше, если фильм будет удален с конкурса. И это решение было исполнено опять-таки без какой-либо правовой базы, без даже формального какого-то запрета.
Ещё один неожиданный момент, с которым мы столкнулись, общаясь с людьми, проходившими по этим делам, - это ограничение на финансовые операции, которое иногда приобретает абсурдные формы. Скажем, преподаватель в Новосибирске каждый месяц из своей зарплаты посылал небольшую сумму родителям в Узбекистан. Много лет посылал. И когда он весной пришёл в банк, для того чтобы переслать очередной транш, банк отказался выполнять данную операцию, поскольку он являлся подозреваемым по делу об экстремизме. Причем ему не удалось получить ни в каких инстанциях какое-то письменное объяснение. Когда он дошёл до службы финансового мониторинга, там сослались на постановление правительства. В этом постановлении говорится о контроле за такими операциями. Банк должен информировать службу мониторинга о том, что человек, имеющейся в неком списке, проводит денежные операции. Но запрета на финансовые операции в постановлении нет.
То есть, помимо уголовных статей, на которые чаще всего обращают внимание, существует ещё много других механизмов, и правовых и неправовых, которые используются в последние годы, и на которые не обращает почти внимание ни пресса, ни правозащитные организации, потому что получить предупреждение — это менее страшно, чем оказаться в тюрьме. Но эти механизмы также нарушают гражданских прав людей.
Андрей Дедков (мусульманин из Красноярска, в 2010 г. привлекался к уголовной ответственности по делу о "Нурджулар").
Добрый день. Я бы хотел призвать и здесь собравшихся, и организации, защищающие права человека, не использовать сложившиеся стереотипы и ярлыки. Иначе мы льём воду на ту же мельницу. Традиционный и нетрадиционный ислам - кто это установил? Или "нурсисты", "последователи Саида Нурси" — нет такого. Все мусульмане являются последователями пророка Мухаммеда. Никто никогда нигде не объявлял, и сам Саид Нурси об этом нигде не пишет, что есть какие-то его последователи. Когда мы используем такие термины, получается, что мы признаем, что есть какие-то движения, течения. К примеру, себя я могу назвать последователем пророка Мухаммеда. Я изучаю труды Саида Нурси, так как он является толкователем Священного Писания — Корана. Если меня будут называть "последователем Саида Нурси", или "нурсистом", я этого не понимаю.
Сам Саид Нурси в своих трудах везде говорит, что он борется духовно именно с безбожием как с той идеологией, которая приносит человеку духовный ад уже в этой жизни, независимо от его конфессии. Если человек вдумается в мировоззренческий взгляд безбожия, то он ощутит адские страдания. И Саид Нурси посвятил свою жизнь именно борьбе с этим, на его взгляд, идеологическим злом, безбожием. Он никогда не причислял себя ни к какому течению, ни к каким политическим силам, мало того, он этого всю свою жизнь избегал. У него есть такая известная фраза, что он всегда просил защиты у Господа «от шайтана и от политики», потому что он увидел опасные последствия политики, особенно нынешней, когда люди начинают делить друг друга по политическим взглядам. Совершается очень много зла, когда люди начинают так делиться.
По поводу красноярского дела, которое было возбуждено против меня и ещё троих участников. Это было в 2010 году в феврале. Хотя, на самом деле, давление со стороны спецслужб — МВД, прокуратуры и ФСБ, началось давно. Я в 2001 году принял ислам, и через короткое время уже на нас происходило давление. Видимо, у силовых структур действительно правовых методов не было, антиэкстремистского закона не было. Потом эту правовую базу создали, и уже начались конкретные преследования — и дискредитация, и явно вымышленные сообщения в средствах массовой информации, что якобы какой-то Николай Николаевич по кличке Подарок действует где-то на Кавказе. Мы изучали этот вопрос и выяснили, что такого человека не существует. Но эту утку в Интернет и в СМИ уже пустили. Что же касается нашего дела, которое завершилось в 2012 в феврале, там тоже много злоупотреблений. Например, есть подделанные подписи при сборе доказательств. Во время суда, когда судье на это указывали, она полностью игнорировала это и спрашивала: "А каких правовых последствий вы хотите? Вот мы сейчас докажем, что эта подпись поддельная. И что вы хотите, следователя ФСБ посадить что ли?" Я говорю: "Давайте хотя бы уберём это из дела, раз невозможно посадить нарушителей закона". То есть, был полный беспредел со всех сторон...
И это всё есть до сегодняшнего дня. И давление на муфтия, постоянно его просят, чтобы он объявил, что есть какие-то последователи, и что они - экстремисты, и так далее. Но, слава богу, он там держится как-то, не знаю как. Видимо, искренняя вера есть, поэтому и держится. Что удивительно, в нашем деле был такой факт. Во время Рамадана (это священный пост у мусульман) каждый мусульманин приглашает к себе домой на разговение. И в это время, оказывается, был внедрён оперативный сотрудник, он был среди приглашённых, велась скрытая аудио и видеозапись. Эта запись продолжалась определённое время. Но, что удивительно, когда я ознакомлялся с материалами уголовного дела, то узнал, что следователь убрал эти записи из дела с формулировкой, что они не содержат никаких данных, относящихся к уголовному делу. То есть то, в чём нас обвиняли, было задокументировано, записано, а сам следователь убирает с формулировкой, что там ничего нет. Когда я в суде начал эти вопросы задавать, прокурор сам не поверил, видимо, он невнимательно изучал дело. Он сказал: "Этого не может быть". Я ответил: "Откройте дело и посмотрите". Когда он открыл и посмотрел, даже покраснел. В итоге мы (хотя наши адвокаты не советовали) пошли на такой шаг — вернули эти записи в дело. Для нас как для защиты это было невыгодно, но мы-то знаем, что там ничего нет, просто люди сидят, пьют чай, обсуждают религиозные вопросы, веру, плоды веры, что она нам даёт. И мы всё-таки добились, судья запросил эти записи, и ФСБ выборочно прислала их, те, что посчитала нужными. Когда их смотрели в суде, это вызывало смех просто. Ну в итоге, истёк срок давности, и дело прекратили. На сегодняшний момент особого давления нет.
Ещё хочу сказать, когда в Красноярске в 2008 году запрещалась книга Саида Нурси «Десятое слово», тоже был полнейший правовой беспредел. Там было досудебное исследование специалистов из пединститута им.Астафьева. Адвокат добился судебного исследования, оно было заказано в Государственном университете им.Ломоносова здесь в Москве. И эта экспертиза доказала, что в книге не содержится ничего экстремистского. Но суд полностью игнорировал эту судебную экспертизу, и сослался на досудебное исследование, сделанное по заказу ФСБ, и запретил эту книгу. Людей, готовивших это досудебное исследование, вызывали на суд не в качестве экспертов, а в качестве свидетелей. Мы удивились, спросили: свидетелями чего они являются? И когда мы на суде задавали им вопросы, было очень смешно. К примеру, они считают экстремистским высказывание «О ты, непутёвый!», якобы уже это есть оскорбление группы людей, и так далее. То есть это разбирательство вызывало одновременно и смех, и слёзы.
Это продолжается. Я думаю, существуют некие силы, которые используют силовые структуры и ФСБ для того, чтобы давить на верующих... Не знаю, как по другому все это ещё объяснять.
В.П. (ведущий). Хотел бы коснуться одного аспекта, который Андрей затронул, — как называть тех, кто читает книги Саида Нурси? Такая проблема и для меня стояла, когда я писал этот доклад. Писать просто - мусульмане, это не очень понятно. «Форум 18» использует выражение «читатели книг Саида Нурси». Но я обсуждал с коллегами, использовать или нет этот термин, всё-таки посчитали, что слово "читатель" недостаточно отражает коллективный характер этой деятельности. Речь идёт не просто о читателе, который купил в книжном магазине книжку и читает, а о некой групповой практике, когда люди собираются, читают, обсуждают, и так далее. Адекватного термина нет. Андрей, наш с вами знакомый из Новосибирска прислал мне одну статью, в которой употреблялся термин «ученик Рисале-и Нур». В текстах внутри исламского сообщества, наверное, этот термин будет понятен, но вот для читателя из внешней аудитории это не очень понятно. Поэтому в своём отчёте я использовал термины "последователи Саида Нурси", "нурсисты". Надо понимать, что это не самоназвание, а некое внешнее, условное название данного течения. Эта проблема возникает не только в связи с теми, кто читает работы Нурси, но и с другими мусульманскими группами, потому что никто не хочет себя называть каким-то особым течением, и в то же время, есть сообщества, джамааты, и так далее, которые имеют свою специфику. И любой научный или исследовательский текст должен использовать какие-то термины для отражения этой специфики. Невозможно в каждом абзаце по каждому поводу давать длинное объяснение явлению. Это условная терминология, другой нет, на данный момент приходится ей руководствоваться. Я понимаю, что, может быть, внутри самого сообщества людей, читающих книги Саида Нурси, такие термины не используются. Этот момент специально оговаривается в отчете.
Сергей Михайлов (представитель турецкого издательства "Созлер"). Я представляю интересы издательства «Созлер» (Турция), которое занимается изданием книг Бадиуззамана Саида Нурси «Рисале-и Нур». Также представляю интересы переводчика этих книг на русский язык Марата Тамимдарова, который несколько лет назад вследствие преследований был вынужден покинуть родину...
Если можно, маленькое отступление по поводу последнего вопроса. Действительно, в исламской среде понятие "ученики Рисале-и Нур" используется, и если хотите совет, можно в начале книги давать ссылку на то, что такое понятие есть, и что "Рисале-и Нур" не является каким-то отдельным течением. Рисале-и Нур — это понимание Корана нашего времени.
В начале Виталий Анатольевич озвучил вопрос: почему преследуют учеников "Рисале-и Нур" в России? И к ответу на этот вопрос я хотел бы перейти в конце своего короткого выступления.
Скажу пару слов об издательстве. Уже более 30 лет издательство «Созлер» издает книги «Рисале-и Нур», которые не преследуются в Турции, не запрещены, более того, приобрели широкое распространение. Они переведены более чем на 50 языков, распространяются по всему миру, преподаются в ведущих исламских университетах, изучаются в светских учебных заведениях по всему миру. Даже биография Саида Нурси была издана американским издательством SUNY Press под авторством Мэри Вэлт. Она учёный, филолог, которая очень подробно изучила жизнь Саида Нурси, и у неё очень основательный и очень интересный труд получился. Никаких отрицательных отзывов не встречают эти книги по всему миру, более того, их изучают, читают представители всех конфессий, всех возрастов, кругов и берут свою пользу. За последние 10 лет было проведено более 100 конференций, посвященных этим книгам. Однако, откуда это всё пошло в России?
Ситуация с запретом книг, которую мы сегодня видим, имеет аналоги в истории Турции. Сам Саид Нурси на протяжении тридцати лет преследовался, был в ссылках, несколько лет провёл в тюрьме именно за свои убеждения. Его точно также пытались в своё время обвинить в создании какой-либо организации, на что в одном из судов он ответил: "Если вы и хотите назвать нас какой-либо организацией, то да, мы являемся членами организации, которая уже более чем на протяжении 1300 лет каждый день, во время совершения обязательной молитвы, подтверждает своё членство в этой организации, и эта организация — последователи Пророка Мухаммеда". Ну и как итог всех этих ссылок, преследований, слежки в Турции — единогласное решение судов, что в этих книгах нет ничего вредного, они несут пользу для нации, для общества и для каждого человека в отдельности... Можно привести высказывание министра Турецкой республики Тайипа Эрдогана, который сказал что Саид Нурси является совестью турецкой нации, и без этого учёного не было бы сегодня у Турции ни нравственности, ни духовности. Говоря о турецкой нации, министр в первую очередь подчеркивал не национальность, а то, что турки являются мусульманами, верующими людьми, и говорил именно о совести как части веры. И сегодня получилось, что учёного, который является совестью более чем 50 миллионов верующих людей, запрещают в России.
Если же переходить к самим запретам, непосредственно на протяжении полугода я участвую в судебных заседаниях, которые проходят в Красноярске о запрете книг Саида Нурси, о признании их экстремистскими материалами. Здесь несколько ярких моментов, которые сразу бросаются в глаза. Первое — игнорирование содержательной стороны закона. Ни о какой законности говорить нельзя, это - полностью преследование своих поставленных задач, целей. И ещё одна особенность всех этих дел о запрете книг — это экспертизы. Первое, что бросается в глаза в решении 2007 года о запрете 14 книг и о решении по книге «Сравнение веры и неверия» — отсутствие среди экспертов религиоведов. Просто привлекают психолога, лингвиста, которые не имеют представления об исламе, не имеют представления о той книге, которую они исследуют. Положения, которые являются частью ислама, которые для всех верующих предписаны, они трактуют исходя из своих позиций, в совершенно превратном и противоречащем разуму виде. Возьмём только их профессиональные данные. Не буду говорить за лингвиста, я сам человек, имеющий отношение к психологии, только со стороны психологии могу твёрдо заверить, доказать, если необходимо — показать, что эти выводы о наличии тех или иных признаков экстремизма, то есть юридически несуществующей вещи, научно никак не обоснованы. То есть, просто декларируется какой-то психологический метод исследования (это в лучшем случае, если какой-то вообще декларируется), и на практике он не применяется, просто идёт внешнее описание. То есть, этот специалист описывает метод, и дальше просто излагает свою точку зрения, не имеющую отношения к науке, человек излагает то, что он хочет или то, что его заставили изложить. Ни один серьезный психолог, ни один серьезный ученый, конечно же, под такими вещами подписаться не может. Это что касается экспертиз и преследований.
И последний штрих. К вопросу о том, за что всё-таки преследуют. Саид Нурси сам в своих книгах был полностью аполитичен, как уже было сказано. И в своих письмах к другим верующим он писал, в том числе обращаясь к судам, что цель верующих людей — это вечный мир, они не заинтересованы в каких-то временных событиях, мирских войнах, бурях, и никакие их действия не могут быть подчинены мирским интересам. И в связи с этим он говорил, обращаясь к суду: мы не вмешиваемся в ваши мирские дела, почему вы вмешиваетесь в нашу религию, почему вы нам не даёте изучать нашу религию?
Результаты мы видим сегодня. Верующие люди продолжают самостоятельно изучать свою веру, всё, что их интересует — их сердце, их душа, их вечный мир. Мы видим это на примере Андрея и тех многих молодых людей, которые читали "Рисале-и Нур" и познакомились с исламом, пришли к исламу, отказались от каких-то вредных привычек, отказались от многих очень пагубных вещей. Став последователями ислама в том виде, каком это завещал Пророк Мухаммед, они создали видимо такую опасную для некоторых людей тенденцию. Этими людьми стало невозможно управлять, они просто следуют исламу, они не следуют своим страстям, они не употребляют никакие дурманящие средства, они не развратны, не распутны, они отказываются, следуя исламу, к примеру, от процентов, от кредитов. Видимо, эти заинтересованные структуры лишаются своих рычагов воздействия — страстей и кредитов, из-за которых многие люди сегодня попали в условное рабство. В этом один из ответов на вопрос: почему преследуют этих людей? Они становятся неподконтрольны и не поддаются манипуляциям, они становятся свободными от этих внешних воздействий. Конечно же, такие люди в наше время стали неугодны. Темпы, с которыми люди приходят в таком виде к исламу, вызывают недовольство, озабоченность и конкретные действия со стороны этих организаций и сил.
В.П. (ведущий). Хочу показать несколько фотокадров... Это - один из конгрессов по творчеству Саида Нурси в Стамбуле. Видно, насколько он масштабный, насколько много людей участвует. То есть, это не группа в 100 человек, которая где-то там по квартирам тайно собирается, это достаточно широкое общественное движение, легитимное, действующее легально в Турции. Почему я об этом упоминаю? В интернете вы найдете десятки статей российских авторов, где сказано, что это движение в Турции запрещено. Причем, это публикации последних 10 лет. Хотя действительно были определённые проблемы, но в 60-е годы. Когда мы говорим о последних десятилетиях, ни о каком запрете вообще речи нет, непонятно, откуда всё это возникло.
Джеральдина Фэйган/Geraldine Fagan (корреспондент службы новостей "Forum18"). Не знаю, что я после всего сказанного смогу добавить... Я слежу за свободой совести всех конфессий в России, не только читателей Саида Нурси. Что касается применения законодательства об экстремизме против мирных религиозных конфессий, самая главная группа, к которой применяется такое законодательство — Свидетели Иеговы. Ясно, откуда дует ветер, почему именно против них идут репрессии. Есть люди внутри Православной церкви, которые резко негативно настроены против Свидетелей Иеговы. К тому же Свидетели видные, активные, их много. Но в отличие от них, даже после стольких лет, пока я слежу за этой ситуацией, для меня во многом остаётся загадкой, почему преследуются именно читатели Саида Нурси. Я не обнаружила серьёзную причину, почему к ним должен быть у властей какой-то интерес.
Виталий уже сказал, если читать судебные решения и экспертизы по текстам Саида Нурси, очень редко упоминаются какие-то ссылки на сами тексты. В решении Коптевского суда просто говорится о том, что они экстремисты, и есть какая-то фраза, не помню точно, о том, что под влиянием этих текстов меняется психическое восприятие. И всё. Без объяснений, как это связано с текстами. Очень редки случаи, когда даётся какое-то объяснение. Например, в том же омском деле в 2005 году в экспертном решении говорится, что метафора «меч веры» - это якобы призыв к насилию. В самих текстах не видно каких-то причин /для преследования/.
Могу добавить, что в разных субъектах РФ, сами власти часто понимают, что не имеют дело с какой-то угрозой. Например, в Татарстане я брала интервью у директора турецкого лицея, где по предположению властей якобы находился центр читателей Саида Нурси. И там был рейд, облава в этом лицее. Все турецкие учителя были высланы из страны. Директор сказал, что он даже не знал, кто такой Саид Нурси. И, самое смешное, дети местной элиты (и мусульманской духовной, и светской) идут учиться в этот лицей, потому что у него хорошая репутация. Получается, что представители властей сделали облаву на собственных детей. Это какая-то абсурдная ситуация.
В Дагестане, хотя я мало встречалась на Кавказе с читателями Саида Нурси, есть одна группа, против которой шёл процесс. В Махачкале мне сказали, что прекрасно знают, что читатели не представляют какой-то угрозы, и что представители местного духовного управления долго покровительствовали этой группе. Так что, можно сказать, что это идёт откуда-то с федерального уровня. Но серьёзных причин, опять же, не вижу. Мне кажется, что для правоохранительных органов читатели Саида Нурси - просто лёгкая добыча, которая не будет их встречать с автоматами. Когда бывают обвинительные приговоры против читателей, часто они условные. Думаю, если бы власти действительно считали, что имеют дело с опасными террористами, они не выносили бы такие приговоры.
Последнее, что скажу. Мне известно, что читателей Саида Нурси не особенно много в России, это не очень массовое явление. Мне кажется, что после недавнего добавления 65 текстов в федеральный список /экстремистских материалов/, а ведь это просто мусульманские тексты, можно говорить, что никакой мусульманин не может сейчас быть в безопасности в России. Я помню, был похожий круглый стол несколько лет назад, на котором был местный представитель мусульманской общины из Калуги, и он тогда сказал, что не хранит никаких книг дома, это опасно. И эта ситуация распространяется в целом на Россию.