Эта суббота станет уже 10-ым днём бессрочного митинга в Магасе.
Основные требования протестующих: отмена соглашения между Юнус-беком Евкуровым и Рамзаном Кадыровым, отмена голосования по законопроекту об установлении границ между республиками Ингушетия и Чечня, и наконец проведение в Ингушетии всенародного референдума по законопроекту об установлении границ между двумя республиками.
Случившийся протест в Ингушетии из-за соглашения Евкурова и Кадырова против передачи части Сунженского района Ингушетии удивил многих, и наверное даже сами организаторы до 4 октября не до конца были уверены в массовости акции. Ещё больше оказалось людей, неравнодушных к ингушскому митингу. Уже сейчас можно сказать, что ингушский протест в Магасе создал прецедент для всей России, но каким будет урок и вывод из этого прецедента, еще предстоит понять. Мы со своей стороны постараемся проанализировать особенности ингушского митинга и попробуем дать свой прогноз дальнейших сценариев этого протеста.
Ограниченное терпение
Первое впечатление многих комментаторов по ингушской теме - это удивительная сплочённость ингушского народа. Особенно комментаторов трогали сцены, когда протестующие и силовики совместно совершали намаз и дуа. Понятно, что в определённых кругах это скорее вызвало страх и нервозность, особенно на фоне истории о том, что ингушский ОМОН не впустил в столицу Ингушетии город Магас сотрудников Росгвардии и ОМОНа из соседних регионов.
Ингушский народ действительно тесно переплетён и стереотип, что в Ингушетии все друг друга знают не далёк от реальности. Но единство ингушского народа очень условно. Если в братской для ингушей Чечне есть один главный клан, которому подчинены все чеченские общины (в границах стран СНГ) и кланы, и где навязывается культ его вождя, то в Ингушетии всё наоборот.
В Республике Ингушетия существует несколько клановых сил, а авторитет главы Ингушетии держался в том числе за счёт аполитичности населения. Тем не менее, Юнус-бек Евкуров пользовался уважением у большей части населения, с важной оговоркой, что уважение - не означало безоговорочной поддержки его политики.
Это проявилось и в его противостоянии с муфтием Ингушетии Хаджи Хамхоевым. Тогда, в том конфликте муфтия поддержали лишь самые преданные ему люди и мюриды, тогда как основная часть ингушей либо поддерживала позицию главы Ингушетии, либо заняли нейтральную позицию. И опять же, те кто поддержал тогда сторону Евкурова, были не только представителями тейпа Евкуровых и госслужащими, но и теми, кто в остальных вопросах либо безразлично, либо даже неприязненно относился к главе республики, в том числе многие салафиты Ингушетии.
В целом же, ингушское общество было скорее безразлично к политике и все эти годы между обществом и региональной властью существовал неформальный статус-кво - "вы не трогаете нас, а мы не лезем к вам". Пожалуй, все эти годы это был наилучший вариант взаимоотношения между народом и властью. В этой ситуации руководство республики, а также местные кланы и джамааты, за исключением конфликта между Хамхоевым и Евкуровым и локальных стычек из-за пересекающихся интересов, предпочитали не воевать друг с другом, а сосуществовать. На этой почве в Ингушетии сложилось своеобразное демократическое общество, для которого одинаково неприемлемы ни чеченская, ни дагестанская модель политики.
Такое общественное сознание обусловлено ещё и моноэтничностью региона, а также его периферийностью, где в местном понимании Москва и Кремль - это что-то очень далёкое, кому нет дела до Ингушетии.Одним словом, провансализм.
Таким образом, проявившаяся сплочённость и мобилизация ингушей на улицах Магаса - скорее что-то новое в общественной жизни республики. Но это всё же изначально имело потенциал благодаря сохранившимся горизонтальным и вертикальным (внутритейповое единство) общественно-родовым связям ингушского общества.
Некоторые московские аналитики видят в этом протесте козни врагов Евкурова, сумевших вывести на улицы Магаса "своих людей", к которым частично присоединились простые жители с "искренними намерениями". Но это не совсем так.
Как уже было сказано, в Ингушетии действительно сохраняются тесные родовые связи. И всё же, чтобы абсолютное большинство тейпов и ингушских общин за пределами Ингушетии (и даже общины потомков мухаджиров) выразили поддержку протесту и выступили против соглашения, одной неприязнью к Евкурову из-за кланового и политического соперничества (чем хочет воспользоваться муфтий Хамхоев) было недостаточно.
Территориальная уступка Евкуровым Чечне действительно была воспринята протестным сообществом как предательство интересов всей ингушской нации. Нации, которой уже неоднократно приходилось уступать и идти на компромиссы по территориальным вопросам.
В этой связи особняком стоит конфликт за Пригородный район в составе нынешней Северной Осетии, который не был возвращён в состав восстановленной после депортации советской Чечено-Ингушской республики 1957-го года. Об этом напоминает сама территория Ингушетии на карте, которая с западной стороны имеет надкусанный след, а также историческая подоплёка - именно на территории Пригородного района находится историческая область Ангушт, давшая внешнее название народу ингушей (самоназвание - гIалгIай/ğalğay).
И если спор о Пригородном районе в ингушском обществе воспринимается как случай, когда земля была отобрана и удержана в тот момент, когда не было возможности её отстоять и вернуть, то в нынешнем территориальном споре улица Магаса ещё видит для себя надежду отстоять свой кусок территории. Тем более, когда довлеет коллективное чувство - "если хотя бы не попытаемся сейчас - то жалеть об упущенной попытке будем всю жизнь".
Агитационная картинка протестующих с указанием изменения границ этнически ингушских районов со времён ЧИАССР 1944-го года до нынешнего ситуации
Ещё одним фактором можно назвать фактор социальный. Плотность населения на территории Ингушетии - пятая в списке регионов России: 134,52 человека на один квадратный километр при почти пустой горной и лесистой местности на 30% территории Ингушетии. Для сравнения, соседние с Ингушетией республики Чечня и Северная Осетия имеют 91,84 и 87,86 человек на один квадратный километр соответственно. При таком социальном напряжении от психологического чувства тесносты, уступка даже территории заповедника воспринимается болезненно.
Наконец, последний, но специфический фактор этого протеста - это национально-политическая подоплёка. Несмотря на искренние братские отношения между двумя вайнахскими народами ингушей и чеченцев, вопрос о том, как далеко может зайти единство вайнахов остаётся противоречивой темой. Если с одной стороны можно услышать высказывание, что "между чеченцами и ингушами нет и не может быть границ", и "мы один народ", то в ответ возникает вопрос "остаётся ли в этом братстве вайнахов место для суверенитета Ингушетии и существования ингушей как этноса?", не говоря уже о кадыровских силовиках и бульдозерах, для которых, в случае отсутствия границ, путь на реке Фортанга не закончится.
Кроме того, на занимаемой Кадыровым территории находятся башенные комплексы - родовые территории значительной части современных ингушей, имеющих историческое название Орстхой. Орстхоевцы - вайнахское общество, исторически проживавшее на юго-западе современной Чеченской республики и юго-востоке республики Ингушетия, ставшее субэтносом обоих народов, среди которых есть видные политики и культурные деятели Ингушетии.
По заявлению Кадырова и Евкурова, данная земля - исконно принадлежала Чечне и чеченцам. В этой связи возникает вопрос - а являются ли тогда чеченцами те ингуши-орстхоевцы, чья малая родина как раз находится на занятой кадыровцами территории? В мировоззрении же круга Кадырова вопрос скорее звучит обратным образом: уместно ли их называть ингушами?
Надо понимать, что в традиционном обществе ингушей, в котором принято посещать свои родовые земли и помнить о своей малой родине, такие ингуши, оставшиеся без родины в составе Ингушетии, долго будут испытывать диссонанс идентичности от того, что последующие их посещения родовых кладбищ будет означать поездку уже в соседний регион, который, с одной стороны, вайнахский, но, c другой, уже не ингушский.
И в ситуации в целом апатичного к политике общества, но всё же тихо нервозного из-за социальной несправедливости (высокий уровень коррупции и привязанность социальных лифтов к родо-клановой принадлежности), глава Ингушетии совершает фатальную ошибку, ставшую последней каплей чаши народного терпения. Тем более, что речь идёт о соглашении с Кадыровым, чей стиль управления и политические амбиции могут вызывать в ингушском обществе лишь два чувства: крайнее неприятие и беспокойство за оставшуюся часть свободы.
Слово за Москвой
Хотя изначально попытка найти решение в сложившейся ситуации началась через наместника России на Северном Кавказе Александра Матовникова, даже сами представители оргкомитета митинга и активисты не верят, что территориальный спор и политический кризис можно решить на уровне Пятигорска. Здесь большую роль играет личная заинтересованность и предвзятость полпреда, в чём по крайней мере его подозревают ингушские активисты. Дело в том, что и Рамзан Кадыров, и Юнус-бек Евкуров знакомы с Матовниковым давно, ещё с начала нулевых. При таких приятельских отношениях трудно себе представить, чтобы Матовников, пусть даже в статусе представителя Кремля на Кавказе, по своей инициативе потребовал от обеих сторон соблюдения конституционных норм и уважения к общественному мнению.
На этой неделе, в интервью телеканалу РБК глава Ингушетии заявил, что соглашение по территориальным границам между РИ и ЧР были достигнуты при двусторонних переговорах, без вмешательства Москвы и Пятигорска. И если непричастность Кремля ещё можно себе представить, то слова про непричастность Матовникова как посредника и полпреда СКФО - явное лукавство со стороны Евкурова. Как известно, незадолго до подписания соглашения, между Евкуровым, Кадыровым и Матовниковым проходила закрытая встреча в центре СКФО городе Пятигорске.
После закрытой части переговоров, 26 сентября, в Магасе, опять же в присутствии Матовникова, было подписано то самое соглашение Евкурова-Кадырова о территориальной уступке со стороны Ингушетии.
Теперь же Кремлю досталась сложная задача. С одной стороны, в интересах российской колониальной политики поскорее разрешить ингушский конфликт. Но для этого предлагается два сценария: силовой и примирительный. На первом варианте настаивают представители силовых структур, которые особенно чувствуют обеспокоенность ингушским прецедентом гражданского протеста, в регионе где неожиданно дала сбой эффективность репрессивного аппарата.
И хотя ингушский протест носит региональный характер и в этом убеждены сами ингуши, в Кремле и среди проправительственных аналитиков есть те, кто видит в этом митинге призрак украинского Майдана.
С другой стороны, есть и те, кто понимают непопулярность решения и негативные последствия силового разгона митинга в Магасе. Тут также играет роль и неприязнь кремлёвского истеблишмента к личности Рамзана Кадырова, чьи амбиции и самостоятельность от Центра нервируют многих руководителей силовых структур, особенно ФСБ.
В этой связи примечательна новость о состоявшемся в столице Дагестана выездном заседании Национального антитеррористического комитета под руководством директора ФСБ России Александра Бортникова с участием глав других силовых структур, а также главы Дагестана Владимира Васильева и полпреда СКФО Александра Матовникова. По неофициальной информации из инсайдерских источников, на заседание был приглашён и Рамзан Кадыров, но глава Чечни предпочёл не приезжать на собрание силовиков и вместо себя прислал своего представителя. Такое избегание встречи с глазу на глаз источники объясняют тем, что целью встречи было обсуждение сложившейся конфликтной ситуации в Ингушетии, которую глава Чечни по-видимому не хотел бы обсуждать и уж тем более отступаться от достигнутого.
В такой патовой ситуации последнее слово остаётся за главным человеком в России, но он, в свойственной ему манере, выжидает и оценивает ее. Тем не менее, как сообщает телеграм-канал "Незыгарь", уже в эти выходные по Ингушетии в Кремле должно быть принято решение, а значит, развязки стоит ждать на следующей неделе.
Ингушетия как судьба Кавказа и России
Уже независимо от выбранного пути решения ингушского конфликта, бессрочный митинг в Магасе может стать серьёзным прецедентом для внутренней политики России в условиях накаляющегося внутриполитического кризиса на фоне ещё более ухудшающегося кризиса в экономике.
За событиями в Ингушетии следит вся политическая тусовка России и в особенности ней следят на Северном Кавказе. Внимание ей уделяют и западные СМИ - важно, как поведёт себя Кремль для разрешения протестных настроений на примере Ингушетии, где против попрания гражданских прав встал практически весь народ субъекта Федерации.
Для Северного Кавказа ингушский прецедент важен не только с позиции гражданских свобод, но и с учётом национального уклада и региональной политики. Как мы уже писали, потакания амбициям привилегированного главы Чеченской республики и заявления отставного ФСБ-шника об укрупнении регионов России не может не беспокоить соседей вайнахов по Северному Кавказу. Примечательно, что в Магас уже приезжали делегации общественников из Кабардино-Балкарии и Дагестана, а Конгресс карачаевского народа направил своё письменное обращение, и во всех трёх случаях речь идёт о моральной поддержке протестующих.
В связи с вышеперечисленными факторами протеста в Ингушетии и региональной политикой, в среде ингушских активистов небезосновательны опасения, что следующим шагом после территориальной уступки будет упразднение республики Ингушетия и включение её в состав Чечни, что будет означать навязывание новых, куда более репрессивных порядков с культом личности, а также подавление национальной идентичности.
В случае же, если президент страны всё таки одёрнет своего любимца, то это станет прецедентом уступки федерального центра народу в отдельно взятом регионе, а также публичное проведение переж Кадыровым красной черты. А это стало серьезным ударом по его самолюбию. Но такой сценарий может не понравиться сторонникам жёсткой руки, которые воспримут такой шаг как непростительную уступку, дающую повод российским оппозиционерам поверить в эффективность протестов против политики властей.
В то же время, трудно предугадать, насколько пагубными окажутся последствия силового разгона ингушского митинга, как в границах самой Ингушетии, так и для остальной части населения страны. Ведь в случае жёсткого подавления протестов, конфликт приобретёт ещё более политический окрас, и это в традиционно аполитичном регионе.
Поэтому остаётся вероятным третий сценарий - взятие измором. В этом случае, разгон митинга стоит ожидать в том случае, когда численность протестующих пойдет на спад и разгон сотен митингующих будет не таким сложным, как десятков тысяч. Это наверняка понимают и организаторы митинга, которые стараются не допустить спада протестной активности.
Есть уже и тревожные сигналы. Как стало известно 10 октября, на председателя оргкомитета бессрочного митинга Мусу Мальсагова, председателя совета тейпов Ингушетии Малсага Ужахова и активиста организации "Мехк-Кхел" Исмаила Султыгова заведены уголовные дела "за оскорбление представителя власти" в лице председателя правительства Ингушетии Зялимхана Евлоева. Как сообщают активисты из Ингушетии, силовые структуры Ингушетии также получили ордеры на обыск на всех троих фигурантов уголовного дела.
С большой долей уверенности можно сказать, что безнаказанным не останется и демарш ингушского МВД, чьи сотрудники почти побратались с протестующими и даже помешали прибытию в Магас силовиков из других регионов.
В заключение можно сказать, что случившийся ингушский прецедент скорее симптоматичен для России в целом, т.к. выявил, что Центр, несмотря на все усилия централизовать власть на местах при поддержке силового аппарата, один за другим пропускает протестные настроения от Приморского края до Кабардино-Балкарии, вмешиваясь в ситуацию уже постфактум. Это говорит о том, что Кремль не располагает адекватным пониманием ситуации на местах.
В эту же картину входит и попытка глав двух субъектов Федерации решить свои проблемы на региональном уровне без вовлечения Москвы в качестве арбитра. С одной стороны, для страны федеративной системы это возможно выглядит нормально, но не для России, которая всячески избавляется от децентрализованности регионов и вводит на местах прямое управление. Получается, в условиях усиливающегося политического кризиса без участия Центра постепенно стараются действовать и региональные кланы.
Исходя из этого, независимо от итога, судьба ингушского конфликта действительно может стать примером для всей России.
