Отношения Дональда Трампа с исламским фактором становятся столь же противоречивыми, как и он сам. Сегодня мы уже писали о том, что Трамп принял в Белом доме представителей уйгурской общины, сделав таким образом то, на что пока не решился лидер ни одной из мусульманских стран.
Однако у этой встречи был еще один небезынтересный для нас аспект - помимо уже упомянутых в предыдущей статье китайских буддистов и фалунгуновев на ней присутствовали, в частности, представители пакистанских ахмадитов (кадиянитов). Один из которых не приминул воспользоваться такой возможностью, чтобы пожаловаться Трампу на притеснение его сообщества на родине.
Ахмадит мастерски обыграл тот факт, что он спокойно может называть себя мусульманином в США, где легально действует "ахмадитская мусульманская община", но лишен такого права в Пакистане, где ахмадиты официально признаны немусульманами в 1974 году.
Однако США и Пакистан - государства, базирующиеся на разных основаниях.
США - это либеральная светская республика, в которой религия юридически отделена от государства, при этом с христианскими культурными корнями и сильной ролью христианского фактора в политике и обществе. Исламский фактор в ней уж точно не играет конституирующую роль даже на таком неформальном уровне как христианский. Поэтому неудивительно, что в стране, в которой государство не играет роль религиозного арбитра, кто угодно может называть себя как угодно: мормоны, никакого отношения не имеющие к догматическому христианству - христианами, а разные синкретические секты вроде "Нации Ислама" или ахмадитов - мусульманами.
Пакистан официально является Исламской Республикой и создавался именно как государство мусульман Большой Индии при ее разделении на две страны. При этом состав мусульманского сообщества в этой почти 200-миллионной стране был и остается крайне неоднородным, включая в себя не только представителей разных, порой жестко конкурирующих школ, толков, движений и общин, условно кваллифицируемых как суннитские, но и шиитские школы и секты, включая крайние (вроде ахбаритов). Последнее было и остается проблемой, учитывая непропорциональное влияние кланов шиитов, составляющих меньшинство населения Пакистана, на его политику. Однако с ахмадитами и у условных суннитов, и у шиитов всегда была ясность - последователей этого движения, нарушивших принцип запечатанного пророчества Мухаммада, да благословит его Аллах и да приветствует, и считающих новым пророком Мирзу Гулама Ахмада, мусульманами не считают ни те, ни другие. При этом как таковые ахмадиты в Пакистане могут существовать, но от них требуется не называть себя мусульманами. И они, не поступившись принципами, не могут занимать государственные должности, требующие принесения присяги, частью которой является вера в Мухаммада, да благословит его Аллах и да приветствует, как последнего пророка.
К слову сказать, не надо думать, что такое может существовать сегодня только на Востоке - напомним, что в одной из старейших демократий Запада Великобритании монарх официально возглавляет Англиканскую церковь, а премьер-министром может стать только ее представитель и не может стать, например, католик, иудей, мусульманин или тот же ахмадит. Другой пример - столь близкий сердцу Трампа и его сторонников Израиль, по модели которого и создавался Пакистан (первый замышлялся прибежище от гонений евреев, а второй как прибежище от гонений мусульман). Например, в нем официальный статус имеют только приверженцы ортодоксального иудаизма, тогда как представители т.н. прогрессивного иудаизма не имеют таких прав.
Впрочем, приглашение в одной связке в Белый дом уйгурских суннитов и пакистанских ахмадитов - это не столько проявление последовательной политики защиты всех меньшинств (ведь не позвали туда шиитов из Саудовской Аравии или Бахрейна, уже не говоря о прогрессивных иудеях из Израиля), сколько проявление последовательной геополитики. Именно набирающий силу Китай, а не бряцающая ржавыми ракетами, разваливающимися в воздухе самолетами и горящими в воде подлодками Россия, становится главным стратегическим противником Америки. А Пакистан в последние годы четко переориентировался на союз с ним, предпочтя ему союз с Вашингтоном, о чем мы ранее писали. Поэтому неудивительно, если преследование религиозных меньшинств будет предъявлено ему так же, как предъявляется Китаю - за этим вряд ли следует искать искреннюю симпатию к уйгурам или ахмадитам или последовательную защиту прав человека, но прагматические интересы США, в качестве инструмента защиты которых они используются.
Эти обстоятельства надо понимать не для того, чтобы разочаровываться в деле защиты уйгуров от геноциидальной политики ханьских коммунистов. Проблема уйгуров реальна и крайней остра, и если на нее обращают внимание только США и Запад, исходя из своих интересов, это не значит, что их поддержку в этом вопросе не надо принимать в условиях, когда зависимые от Пекина мусульманские страны замалчивают этот вопрос. Просто надо понимать, что в ситуации, когда Исламский мир лишен единства и геополитической самодостаточности, а разрозненные мусульманские народы и страны вынуждены лавировать между немусульманскими центрами силы, у каждой такой проблемы есть оборотная сторона и цена, которую приходится платить за такое союзничество.
Оборотной стороной союза мусульманских стран с Китаем, который они предпочитают, чтобы противостоять диктату США, является позорное замалчивание катастрофических проблем своих единоверцев уйгуров. В свою очередь уйгурским активистам, к которым из мировых центров силы не к кому обратиться за поддержкой кроме США, приходится оказываться в одной лодке с ахмадитами, которые фактически добиваются ликвидации Исламской Республики в Пакистане.
Таковы печальные последствия отсутствия у мусульманских стран реальной исламской солидарности и основанной на ней внешней политики и стратегии своего развития.
