Утраченный Субконтинент Ислама

Арабоцентризм, преобладающий среди значительной части политически активных мусульман, приводит к тому, что за рамками их интересов остаются не только такие условно периферийные регионы Исламского мира как Африка или Нусантара (Малайский архипелаг), но и те, что исторически играли и имеют потенциал играть для него центральную роль.

Именно таким регионом является т. н. Субконтинент, под которым обычно принято понимать Большую Индию, включающую в себя территории собственно нынешней Индии, Пакистана и Бангладеша. Исторически его же периферией является Афганистан, который на протяжении почти двух столетий является авангардом сопротивления мира Ислама различным захватчикам и находится в том самом Хорасане, из которого, согласно хадису, должна выйти армия Махди.

Чем же так значим Субконтинент для истории не только исламской, но и мировой цивилизации? Именно с победы европейцев над мусульманами в этом регионе в XVII - XVIII вв. начинается смещение центра тяжести и лидерства мировой цивилизации от мира Ислама к миру Запада. В XVII веке ВВП Империи Великих Моголов в Субконтиненте в пересчете на нынешние деньги составлял 74 250 000 долларов против 6 007 000 долларов у Британии. Даже в начале XVIII века, то есть, непосредственно перед захватом Индии Британией это соотношение составляло 90 750 000 против 10 709 000 долларов («The Worldeconomy: A Millenialperspective», Angus Maddison, p.112 ). Да, по ВВП на душу населения та же Англия уже в XVII веке опережала Индию. Однако при чисто экономическом соревновании это бы ей не помогло – суммарный ВВП Индии все равно был в 12 раз выше английского. Экономика Субконтинента позволяла ему обеспечивать 100 миллионов своего населения против 6 миллионов английского. Ян Моррис в книге «Почему Запад сегодня доминирует» пишет о том, что главной задачей европейцев в Индии было уничтожение зародыша промышленных отношений под предлогом «свободной торговли». Если бы декларируемая англичанами «свобода» оказалась таковой на самом деле, английские производители просто не выдержали бы конкуренции с восточными, которые обладали и большей ресурсной базой, и лучшими технологиями (например, в области металлургии или текстильного производства). Это и произошло — выбив опасного конкурента и получив доступ к его ресурсной базе, западные колониальные державы смогли сделать рывок, оставив позади себя Исламский мир.

Именно в Субкониненте находились залежи тех природных ресурсов и богатств, доступ к которым обеспечил рывок европейских держав в развитии. Не будем забывать, что само открытие Америки произошло по ошибке — колониальная экспедиция Христофора Колумба стремилась в Индию. Именно в этот регион, к Индийскому океану и далее на восток были устремлены взоры португальцев и испанцев, англичан и голландцев, то есть, всех основных колониальных держав своего времени.

Всех их интересовали его несметные богатства. Которые, что знают далеко не все, на тот момент находились в руках у мусульман. Более того, в отличие от европейских держав, для которых этот регион по чисто географическим соображениям мог быть и был только далекой колонией, нахождение этого региона в руках у мусульман создавало цельную и органичную композицию сплошного пространства от Северной Африки до Восточной Азии, центром которого и была Большая Исламская Индия.

Исламское открытие Индии

Но как Субконтинент вообще оказался исламским?

Впервые в него пришли еще арабы при халифе Усмане, да будет доволен им Аллах, закрепившись на западном берегу реки Инд, дальше которой продвинуться они не смогли. В начале VIII века по григорианскому летоисчислению во время правления халифа Валида I мусульмане смогли продвинуться уже вглубь Хинда. Кстати, стоит отметить, что статус зиммиев, то есть, признанных и защищенных мусульманами меньшинств, представителям местных культов предоставили еще тогда. Такую терпимость принято связывать с ханафитской школой и поздней, тюркско-персидской волной исламского завоевания Индии, однако, невзирая на более строгий в этом отношении шафиитский масхаб, ее практиковали уже арабские завоеватели. А вот массовую исламизацию местного населения начали уже значительно позже турано-иранские мусульмане. И чтобы понять, что это был за феномен, сделаем небольшой экскурс в этническую историю этого региона.

Иран, о котором шла речь в древности, это отнюдь не синоним нынешнего государства с одноименным названием. Под Ираном древности подразумевались огромные территории всего Иранского нагорья, от части Ирака, далее захватывая Южный Кавказ, и углубляясь в Центральную Азию, на территории современных Таджикистана и Афганистана. Если Иран представлял собой вертикальную иерократическую цивилизацию, то его северное заграничье — Туран, в котором обитали вольные кочевники, рассматривался им как мир варваров. Поэтому, согласно древнеперсидскому эпоху «Шахнаме», противостояние Ирана и Турана не столько этническое, сколько цивилизационное - противостояние цивилизации и варварства. Это важно отметить, потому что в происходившем в Туране этногенезе помимо тюркоязычного субстрата участвовал и североиранский, который, тем не менее, оказался за рамками оседлой цивилизации Ирана.

Однако извечное в понимании язычников противостояние Ирана и Турана сменилось их симбиозом, когда они оба оказались в Исламе и превратились в передовую силу его распространения дальше, на юг. Военно-политическим тараном, пробившим оборону туземного ширка в XI - XII вв., стали центральноазиатские династии Газневидов и Гуридов. Этому предшествовал разгром Газневидов Сельджуками — будущими Османами в 1040 году в битве при Данданакане, после чего Сельджуки устремились на Запад, а Газневиды были вытеснены на Юг. При этом, как бы его ни старались внушить современные индусские исламофобы, миф о кочевых дикарях, обрушившихся на высококультурную арийскую цивилизацию Индии и принесших с собой только разрушения, не выдерживает никакой критики. И прежде всего потому, что продвигаясь на юг, тюркские завоеватели распространяли на завоеванных территориях не менее развитую и, кстати, арийскую культуру — персидскую, к тому времени уже исламскую. Отличительной особенностью тюркских правителей был их пиетет к высокой культуре — наукам, искусству, эстетике, и стремление приобщиться к ним (кстати, те же качества отличали другую тюркскую династию — Османов, что и позволило им выйти за узкоплеменные рамки и создать космополитическую цивилизацию). Достававшиеся им возможности они использовали именно для этого — так газневидский правитель Махмуд основал и содержал в своей столице Газне крупную библиотеку, в которой трудились такие выдающиеся умы того времени как Ибн Сина, Бируни, Фирдауси и еще около 400 ученых, писателей, поэтов. Лучшие интеллектуалы своего времени свозились в нее из всего доступного окружающего мира, превратив Газну в один из его интеллектуальных центров. Если проводить аналогии с современностью, не будет преувеличением сказать, что это был аналог Силиконовой долины и Голливуда своего времени.

Так как доминирующая исламская цивилизация этого региона к тому времени была персидской, именно персидские язык, эстетика и политическая культура получили на завоеванных территориях распространение под властью сперва Газневидов и Гуридов, а потом и Моголов (Тимуридов). Миф, пропагандируемый индусскими шовинистами о противостоянии арийской цивилизации семитско-тюркской, разбивается о факты вдребезги: рука об руку с Исламом в Индию шли персидский язык и эстетика, наибольшее распространение они получили именно в наиболее арийских северных землях Индии, впоследствии ставших Пакистаном (в то время как южные, дравидские остались практически незатронутыми исламизацией), наконец, языком нового, сложившегося со временем мусульманского суперэтноса Индии стал урду — тот же самый арийский хинди, но впитавший в себя персидскую, арабскую и тюркскую лексику и положенный на арабскую графику.

Второй «индусский» антиисламский миф, о котором также следует написать перед тем, как перейти к следующей странице истории исламской Индии — это тезис об исконности «индуизма» для Индии и чужеродном характере Ислама. Сегодня об этом можно говорить уже уверенно, опираясь на последние данные современной науки. Дело в том, что на протяжении более века индусские шовинисты пытались представить Индию в качестве колыбели арийской цивилизации, из которой она разошлась по разные стороны Евразии. Однако сопоставление материалов костных останков из археологических раскопок с биоматериалами современных популяций не оставляет никаких сомнений в том, что было очевидно уже давно, но не признавалось индусской мифологией — арии, которые принесли с собой язык и культуру, что легли в основу современного «индуизма», сами пришли в Индию с Севера. То есть, также, как и тюрко-персы они завоевали ее коренное население, только не восемь веков назад, а примерно 4000 лет. Итого, Ислам пришел в Индию извне точно также, как и та арийская культура, которую современные индуисты позиционируют в качестве «коренной». Причем, пришел примерно тем же маршрутом — из Центральной Азии и вместе с арийской персидской культурой. Чем, возможно, и объясняется тот факт, что и закрепился он именно в местах и слоях наибольшей концентрации наиболее «чистых» ариев на севере Индии.

Не только и не столько военная сила, но развитость и престижность персидской культуры, процветание торговли городах под властью мусульман и активность исламских миссионеров (главным образом суфийских тарикатов, таких как Чишти) обеспечили Исламу успех на севере большой Индии.

Индийский патриотизм и индусский шовинизм

Перед приходом в нее англичан в XVII - XVIII вв. доминирующей силой на большей части Субконтинента были мусульмане, чьим центром была нынешняя столица Индии — Дели. В XIII – XVI вв. вокруг нее существовал Делийский султанат, на смену которому пришла империя Великих Моголов. Не индуистские храмы, а мечеть Тадж Махалл является наиболее известным архитектурным памятником Индии, который сейчас стремятся затереть индусские шовинисты. И такое исламское архитектурное доминирование имело место во многих городах современной северной и центральной Индии (Индийской долины), равно как большей частью ее наиболее активного городского населения в тот момент были мусульмане — носители динамичной военно-торговой цивилизации Ислама, того самого Islamicate, о котором говорилось в предыдущей статье.

Увы, этот динамизм исчерпал себя к XVII веку (причины чего заслуживают отдельного рассмотрения), уступив место новому военно-торговому динамизму — Запада, и в частности англосаксов. Надо сказать, что английскую колонизацию Индии нельзя назвать завоеванием в чистом виде, хотя, конечно, военное превосходство сыграло свою роль — пушки и ружья обладали решающим преимуществом над саблями и луками, точно также как в свое время превосходство ферганских коней над нерасторопными слонами позволило тюркским завоевателям смести силы индийских туземцев. Однако в основном англичане не столько завоевывали, сколько перекупали и приручали местных мусульманских правителей - раджей. Номинально Индия оставалась независимой, будучи фактически связанной с Британской Ост-Индийской Компанией договорами раджей об использовании местных ресурсов, ведении коммерческой деятельности, строительстве дорог и т. д. К середине XIX века вмешательство англичан в местную жизнь стало приобретать все более бесцеремонный характер, что закончилось массовым антиколониальным восстанием в 1857 году, вошедшим в историю как восстание сипаев (сипаи — местные солдаты на службе у британцев). Восстание сипаев было стихийным и общеиндийским — в нем в равной мере участвовали как мусульмане, так и «индусы», причем, политически ведущая роль мусульман была очевидна и выразилась, в частности, в провозглашении реставрации правления Моголов. Но оно же, точнее, его поражение показало отсутствие единства в рядах индийцев, в том числе и по религиозному признаку — многие «индусы» отвернулись от восстания, когда его результатом стала попытка воссоздания исламского правления.

После кровавого подавления не менее кровавого восстания англичане решили сбросить маски — в 1858 году Индия была официально провозглашена владением Британской империи, а ее монарх — императором Индии. Это в свою очередь привело к возникновению не стихийного, как восстание сипаев, а политического антиколониального индийского национально-освободительного движения. И вот тут начинается новый этап истории как Ислама в Индии, так и ее в целом, как страны.

Как это парадоксально для многих ни прозвучит, но до XIX века никаких индусов в Индии в принципе не было. Индийцы — коренные жители страны - в противоположность белым колонизаторам были, а индусов нет. Слова хинду, Хиндустан, хинди использовались по отношению ко всем автохтонам, их стране и их разговорному языку, безотносительно того, мусульмане это или последователи местных культов. Однако в XIX веке появляется ряд движений, направленных на выделение из индийцев индусов, которые начинают превозноситься в качестве истинных, настоящих индийцев.

Во-первых, появляется такое явление как политический индуизм или хиндутва. Впрочем, приставка политический здесь является лишней в том смысле, что индуизм как единое целое и появляется именно в политическом качестве. До того момента теологическое пространство того, что сегодня известно как индуизм, представляло собой пеструю мозаику: различных, зачастую диаметрально противоположных доктрин, а также культов вроде вишнуизма, шиваизма, шактизма и т.д. Собственно, в религиозном отношении оно является таковым и сейчас, однако, в XIX веке появилась серия реформаторских движений, призванных выйти за рамки существовавших на тот момент культов и объединить их последователей на единой и современной платформе. К числу таковых относятся движения Брахма Самадж и Арья Самадж, и отдельно следует отметить Свами Вивикананду, который начал презентовать индуизм во внешнем мире как нечто единое и непрерывно существующее.

Во-вторых, появляется движение лингвистов и их фанатов, призванное кодифицировать новый литературный стандарт хинди, обособив его от урду, представляющего собой тот же язык, но с арабской графикой и насыщенный арабо-персидскими исламскими терминами. Требования вытеснить из официального употребления исламскую версию хинди — урду, заменив ее единственной официальной санскритской приводят к первым межобщинным столкновениям в 1867 году между мусульманами и теми, кто начинает осознавать себя как хинду в пику им.

Эти процессы, однако, развивались одновременно с наращиванием оборотов общеиндийского антиколониального движения, у которого появляются и общие организационные структуры, и лидеры. В числе последних было немало мусульман, таких как Абуль Калам Азад и Хусейн Ахмед Мадани, которые входили в руководство общеиндийского антиколониального движения - Индийского Национального Конгресса (ИНК). Но внутри последнего все громче начинали давать о себе знать голоса индусских шовинистов, выступавших с такими требованиями как запрет забоя говядины, замена «иностранного» урду новым хинди и т. д. При этом мусульмане составляли примерно четверть всего населения Индии и большинство во многих ее городах, среди экономически активной и зажиточной части, а также в таких северных провинциях как Пунджаб, Синд, Бенгал, Балуджистан и Северо-Западное пограничье.

Индийский Халифат, уничтоженный «Ататюрком»

Но немного отвлечемся от Индии, а точнее выйдем за ее пределы. В то время, как в самом Османском государстве Исламский Халифат приходит в упадок, и от него отворачивается все больше его подданных — турок и арабов, мощное движение за его сохранение и возрождение начинается… в Субконтиненте.

Одним из наиболее известных его представителей стал Джамалуддин аль-Афгани, который получил от халифа Абдульхамида полномочия и поддержку для разворачивания этого движения на Среднем Востоке, то есть в Субконтиненте. Но сводить это движение к Афгани и его специфическим взглядам в вопросах религии было бы ошибочно — оно стало действительно массовым и общемусульманским, в том числе, в Индии.

Удивительно но индийские лидеры, в том числе, Махатма Ганди восприняли халифатистское движение абсолютно позитивно. Их роднил антиколониальный, антизападный настрой, а практические цели в Индии совпадали — выгнать их страны англичан и сделать все, чтобы подорвать их господство. Поэтому халифатисты фактически участвовали в общеиндийских кампаниях по срыву мобилизации в армию и бойкоту всего английского, обосновывая их с исламских позиций.

В принципе, учитывая то, что к тому времени во многих местах мира для мусульман халиф имел преимущественно символическое значение, для союза между Халифатом и независимой Индией открывались вполне реальные возможности. Мусульмане были все еще весомой частью местного населения Индии, и получить вместо реального господства англичан символический союз с Халифатом, поддерживаемым своими мусульманами как частью единой индийской нации, было не самым плохим вариантом и для индийцев не-мусульман.

Такой Халифат, как его видели многие его сторонники на Среднем Востоке, вполне мог стать альтернативой будущему СССР в качестве центра притяжения оккупированных западными державами народов Востока. И союз индийских патриотов из ИНК с индийским халифатским движением был вполне плодотворным, перспективным, но… Со всеми этими перспективами в 1924 года покончил Мустафа Кемаль, объявивший о ликвидации Халифата. И хоть к тому времени он уже два года был чисто символическим после того, как в 1922 году были упразднен султанат и провозглашена Турецкая Республика, Кемалю как фанатичному националисту требовалось разорвать все нити, связывающие Турцию с внешним миром и мешающие ей быть самодостаточным национальным государством. Что и было сделано.

Мусульманские национализмы Индии и Пакистана

С ликвидацией Халифата мусульмане Индии утратили надежду на защиту и поддержку извне, а их политический вес внутри страны объективно понижался — ведь теперь они становились не частью мощной и потенциально союзной Индии международной силы, а всего лишь ее общинным меньшинством. Усиление же индусского национализма закономерно привело к появлению такого феномена как мусульманский национализм Индостана.

Надо сказать, что и практически, и доктринально это было неоднородное явление. О практическом аспекте чуть позже, а доктринально интересно то, как взаимоотношения исламской и национальной идентичностей понимали основные лидеры и идеологи мусульман Индии. И в этом вопросе можно выделить два основных направления.

Первое — индийский мусульманский национализм или патриотизм. Его идеологи обозначали это терминами каумийя и ватанийя, считая, что мусульмане являются важнейшей частью Индии и должны играть в ней соответствующую роль. При этом они вели полемику с индусскими националистами, в частности, такими как Винаяк Дамодар Саваркар заявлявшими, что хиндутву составляют только те культы, чьи святыни находятся в Индии и только Индии, в то время, как у мусульман их основные святыни находятся в Мекке и Медине, а у христиан в Иерусалиме. Для опровержения этих доводов Мауляна Хусейн Ахмад Мадани, один из лидеров Джамаата Улема-и-Хинд написал книгу «Наша Индия и ее достоинства», в которой обосновал ценность Индии и права мусульман на нее с исламских позиций. В частности, в ней он утверждал, что Индия это то место, куда Адам, мир ему, отправился сразу после изгнания из Эдема, что делает ее землей первого пророчества и первой мечети, из которой было совершено первое паломничество в землю Мекки. Далее, он констатировал, что на протяжении уже тысячи лет Индия это земля Ислама, в которой лежит огромное количество его лучших представителей — шухада, уляма, аулия и т. д. Наконец, Мадани прибег к весьма оригинальному теологическом аргументу, обернув учение индуизма против нациналистических притязаний его адептов. Так, он написал, что так как в индуизме считается, что после смерти души переселяются в другие тела, то у индусов нет никаких гарантий того, что по их учению, в следующей жизни они окажутся в Индии. В то время, как по Исламу, тела остаются лежать в той земле, в которой от них отошли души, вплоть до Судного дня, и таким образом, посмертная связь мусульман с Индией куда более прочна, чем у индусов, согласно их доктрине.

А вот знаменитый индийский, а в последующем пакистанский мыслитель Мухаммад Икбал, напротив, подвергал критике национализм и патриотизм с хорошо известных в исламском пространстве позиций, согласно которым они являются порочными в своей основе. Вместо этого он призывал ставить во главу угла исламскую религиозную причастность и общность. Парадоксально, однако, что критикуя национализм в теории, на практике Икбал стал одним из инициаторов создания именно политической нации — пакистанцев. Что произошло в результате вычленения из общеиндийского пространства мусульман и территорий их преобладания.

Надо сказать, что этот процесс происходил не одномоментно и не сразу стал необратимым. Лидер ИНК Махатма Ганди был убежденным сторонником общеиндийского единства, рассматривая как его неотъемлемую часть индийских мусульман, и противостоя в этом как индусским шовинистам, так и сторонникам мусульманской сперва общинности, затем автономии и федерализации, и в конце концов государственности. Но все больше мусульман не верили, если не самому Ганди, то тому, что он сможет противостоять низовой, массовой тенденции индусского шовинизма. И далеко не сразу все такие мусульмане пришли к необходимости создания отдельного государства — они начинали с требований квот и резервирования для мусульман должностей в парламентах и государственных органах, затем перешли к требованию автономии мусульманских регионов в федеративной Индии и только спустя несколько десятилетий безуспешных попыток отстоять интересы мусульман в единой Индии взяли курс на отделение от нее. Именно таков был путь Мухаммада Али Джины отца-основателя будущего Пакистана и лидера Мусульманской Лиги.

Однако были у него и противники, которые считали необходимым, несмотря на неудачи, бороться за мусульманское будущее Большой Индии и индийское будущее ее мусульман. На таких позициях стояли, в частности, организации Джамаат Улема-и-Хинд, Джамаат Ахль-Хадис, Всеиндийский Маджлис Мусульман, Маджлис-и-Ахрар, Всеиндийская конференция му'минов, Худа-и Хидматхар, Бенгальская Кришак Праджак Парти, Анджуман-и-Ватан Балуджистан. В 1940 году они провели Мусульманскую конференцию Азад, которая осудила планы Мусульманской Лиги по отделению мусульман от Индии в отдельное государство. Основная из этих организаций — Джамаат Улема-и-Хинд объединяла в своих рядах значительную часть индийских деобандийцев — представителей одной из наиболее влиятельных и массовых суннитских школ Хиндустана. Впрочем, отношение к этой проблеме раскололо и деобандийцев, и такие их видные представители как Мауляна Ашраф Ал Санави поддержали создание Пакистана. А вот Джамаат Улема-и-Хинд остался в Индии и после отделения от нее Пакистана. И пережив катастрофу, которой это стало для оставшихся в ней мусульман, стал ведущей силой ее многомиллионного мусульманского сообщества и мусульманским партнером долгие годы правившего в Индии ИНК.

Смерть Индостана и рождение Пакистана

Пакистан переводится с урду как страна «чистых» - «пак», мусульман, которые таким образом противопоставлялись «на-пак», «нечистым», индусским многобожникам. Это название было введено в оборот студентом Чоудри Рахматом Али в 1933 году и его популяризация в среде мусульманских сторонников этой идеи также сыграла свою роль в нагнетании вражды между общинами. Первоначально его сторонником по этой причине не был даже Джинна, но в последующем по мере раскрутки конфликта оно стало тем требованием масс, которое он как опиравшийся на них лидер принял.

В 1949 году после многолетних переговоров с ИНК и Мусульманской лигой Парламент Великобритании принял Акт о предоставлении независимости двум государствам бывшей Индийской провинции (Объединенных Провинций). Начался раздел Большой Индии, сопровождавшийся колоссальными этническими чистками - погромами, массовыми убийствами, разрушениями религиозных объектов, выселениями. В течение нескольких месяцев с территорий новообразованных государств в государства с преобладанием своей конфессии переселились свыше 14 миллионов человек — колоссальная цифра даже по нынешним временам, превышающая численность населения многих стран, и еще более значительная тогда, так как численность населения Индии и Пакистана была не почти миллиард и 200 миллионов человек, как сейчас, а всего 330 и 60 миллионов соответственно. В ходе вспыхнувшей между двумя государствами войны за спорный Кашмир Индия оккупировала 2/3 его территории, несмотря на подавляющее мусульманское большинство его населения.

Что выиграли и что проиграли мусульмане от создания Пакистана?

Если говорить о плюсах, была реализована идея «мусульманского сионизма» по аналогии с еврейским сионизмом, декларируемая суть которого заключается в создании безопасного места для всех евреев и их сборе в этом государстве-убежище. Кстати, эти два государства и созданы были практически одновременно.

Характер пакистанской государственности определила личность его лидера и соотношение сил среди его создателей. С одной стороны, сам Джинна был светским националистом, человеком западного воспитания и образа жизни, с тесными связями с Британией (впрочем, как и лидеры ИНК). С другой стороны, учитывая то, что для этнически пестрого населения будущего государства единственным сплачивающим его и одновременно отделяющим от остального населения Индии фактором мог быть Ислам, создать такое государство по образцу кемалистской Турции с ее воинствующим секуляризмом было невозможно. В итоге было создано религиозно-светское государство — Исламская Республика Пакистан. В его Конституции были провозглашены принадлежность верховной власти только Аллаху, закреплена норма о том, что возглавлять страну может только мусульманин, а впоследствии его должностные лица обязывались приносить религиозную исламскую присягу, включающую в себя шахаду, были введены нормы о защите религии и смертной казни за богохульство, создан такой орган как Совет по исламской идеологии, оценивающий принимаемые властями решения на предмет их соответствия Корану и Сунне, поддерживались улемы и религиозная инфраструктура. С другой стороны, это было гражданско-военное (учитывая ведущую роль армии) государство, власти которого принимают решения, руководствуясь целесообразностью, и оглядывались на религиозные круги только в том, что непосредственно касается религии. Тем не менее, выводя сейчас за скобки вопрос о содержании и релевантности концепции чисто исламского государства большей части истории самой исламской цивилизации, следует признать, что на фоне разгула воинствующего антиисламского секуляризма во многих странах Исламского мира появления такого государства в любом случае было успехом для Ислама и мусульман.

Более того, Пакистан оказался не просто одним из государств с происламскими режимами, а по ряду параметров ведущим из таких государств. В частности, это единственная мусульманская страна, которой удалось обзавестись ядерным оружием и, учитывая жесткий режим его нераспространения, скорее всего, останется таковой в обозримом будущем, если только драматически не изменится сам мировой порядок.

Теперь о минусах.

Отделение Пакистана нанесло сильнейший удар по позициям мусульман в остальной Индии. А их там, кстати, несмотря на жесточайшие чистки периода разделения, осталось примерно столько же, сколько и мусульман Пакистана — так, по состоянию на данный момент в Индии проживает примерно 130 миллионов мусульман против примерно 200 миллионов в Пакистане. Но это уже, конечно, совсем другие мусульмане. До разделения мусульмане составляли не только четверть от всего населения Индии, но и большинство ее экономически активного и зажиточного населения, а также населения многих индийских городов. Во время Хиджры периода разделения в Пакистан переселилась большая часть экономически зажиточного мусульманского населения, среднего класса, квалифицированных специалистов, которые уехали строить собственное государство. В Индии же кроме идейных индийских патриотов типа Джамаата Улема-и-Хинд остались, можно сказать, те, кто не сумел уехать. Поэтому не только количество мусульман снизилось с примерно 25% до 12%, но и их качество и положение в обществе — сегодня мусульмане в Индии сосредоточены в основном не наверху социальной пирамиды, как прежде, а внизу, причем, зачастую в самом, учитывая большое количество мусульман среди т. н. «далалитов» или «неприкасаемых».

Далее, потеряна большая часть мусульманского Кашмира, который Индия не просто оставила за собой, но и начала подвергать целенаправленной демографической индуизации (колонизации). Но это, увы, была не последняя территориальная потеря Исламской Республики Пакистан. Изначально она состояла из двух равномерных частей — Западной и Восточной. В Западной сосредоточилось ее наиболее сознательная исламская часть, включая большинство мухаджиров из Индии, и преобладал основной язык мусульман Хиндустана — урду. В восточной урдуязычные мусульмане были элитным, но меньшинством. Они, разумеется, поддерживали единство Исламской Республики, но большинство местного бенгальского населения все больше охватывалось популистскими настроениями со значительной ролью, которую во всем этом играли местные коммунисты и иноверцы, включая индусов. Годами накапливавшиеся противоречия в итоге вылились в 1971 году в сепаратистский мятеж и гражданскую войну и закончились интервенцией 93 000 индийского военного контингента, которым завершилось отторжение от Пакистана его восточной части и создание в ней нового, изначально исламофобского государства Бангладеш. Уровень и перспективы которого, кстати, из-за исхода из него значительного числа урдуязычного зажиточного и образованного населения также упали.

Мы перечислили уже две войны Пакистана и Индии, результатами которых стали крупные территориальные потери молодого мусульманского государства — большей части Кашмира и Бангладеша. В целом, если сравнивать не только военную мощь, но и общий, включая экономический и социальный, потенциал двух государств, образовавшихся на месте бывшей Большой Индии, мусульманское изначально выглядело слабее и со времени их создания этот отрыв только увеличился. Причины объективны — у Индии изначально осталось в разы больше территории, населения, совокупных ресурсов. До раздела страны и особенно до прихода англичан все они в значительной степени были в распоряжении мусульман, а Индия в целом была частью пространства Islamicate или, пользуясь классической терминологией, Даруль-Ислама. В итоге, же от него у мусульман остался небольшой кусок, да и тот иссекли на две части.

Пакистан в новейшей мировой истории

Оттесненный от ресурсов и возможностей Южной Азии Пакистан в итоге довольствовался тем, что закрепился в нише региональной державы Центральной Азии, при этом поддерживая мусульманское сопротивление в Кашмире. Поэтому процессы, происходившие в Пакистане, оказались неразрывно связанными с двумя историческими событиями в соседних странах — войной в Афганистане (точнее, серией войн) и Иранской революцией 1979 года.

Пакистан как мусульманское государство сыграл ключевую роль в обеспечении успеха сопротивления афганских моджахедов против советского вторжения, и сыграл ее при активной поддержке США, отомстивших таким образом СССР за содействие их разгрому во Вьетнамской войне. Именно через Пакистан в Афганистан моджахедам шла основная помощь оружием, добровольцами, именно на его территории функционировали тренировочные лагеря и тыловые базы, без чего, разумеется, афганское исламское сопротивление не могло бы ни состояться, ни продержаться так долго.

Одну их ключевых ролей в этом сыграл пришедший к власти в результате военного переворота 1977 года генерал Зия уль-Хакк. Помимо мощной поддержки, оказанной им джихаду в Афганистане, он начал масштабную шариатизацию Пакистана. Во всех государственных судах были учреждены шариатские комитеты; в уголовное право были введены шариатские телесные наказания (худдуд), в частности, за прелюбодеяние, разбой и распитие спиртных напитков; женщин обязали покрывать головы в публичных учреждениях; количество медресе в стране увеличилось с 893 до 2801; свыше 10 000 членов массовой исламской организации Джамаа аль-Исламийя были устроены на государственную службу.

Те, кто читали наши предыдущие публикации, наверняка обратят внимание на то, что все это происходило почти одновременно с аналогичными кампаниями исламизациями в двух других странах, где пришли к власти военные — Индонезии при генерале Сухарто и Турции при Кенане Эврене. Во всех этих случаях и установление военных режимов национального спасения, и осуществляемая ими исламизация происходили в рамках противостояния красной угрозе. И если внутри Пакистана леворадикальные силы не были так опасны, как в Турции и Индонезии, то соседний с ним мусульманский Афганистан был захвачен коммунистами военным путем и мог быть превращен в плацдарм для дальнейшего экспорта красной чумы в регионе.

Впрочем, учитывая то, что в Индонезии и Турции исламизация проводилась в рамках изначально светских государств, в Пакистане, который изначально был Исламской Республикой, она носила более радикальный характер. Кроме того, помимо антикоммунистического она носила и антирафидитский характер, что выразилось в распространении закона о богохульстве на оскорбления сахабов, введении взимаемого государством закята (против чего резко возражали шииты, отрицающие выплату закята правителям суннитов) и целенаправленной поддержке суннитских школ, в частности, Деобанда. А это для Пакистана было весьма существенно — с момента образования его как государства шиитские кланы, в том числе, в политике были весьма влиятельны в нем. Но то, что было нормально в условиях складывания общемусульманской нации в противостоянии с индусским шовинизмом, начинало приобретать характер угрозы, когда к власти в Иране пришли силы, провозгласившие экспорт шиитской революции и начавшие опираться на шиитские меньшинства в суннитских странах как на свою пятую колонну. На этом фоне начинается и укрепление связей и интенсивное сотрудничество Пакистана с Саудовской Аравией и другими странами Залива, которые занимали одну сторону в противостоянии как с СССР, так и с хомейнистским Ираном.

Как известно, уход коммунистов из развороченного ими Афганистана не привел к наступлению в нем единства и процветания. На смену войне с оккупантами пришла гражданская война в стане недавних соратников и победителей. Афганским моджахедам не хватило политической зрелости для сплочения рядов в условиях мирной жизни и наведения в стране порядка и Афганистан погружается в анархию, бандитизм и междуусобицы. Реакцией на все это стало появление и приход к власти в 1996 году движения «Талибан». Можно по-разному относиться к отдельным его методам и политике в тех или иных вопросах, но в условиях царившего в Афганистане хаоса и беспредела именно оно стало той силой, что несло с собой порядок. Свою лепту в этот процесс внесли и спецслужбы Пакистана, оказывавшие талибам поддержку. Однако после атак 11 сентября 2001 года на башни-близнецы ситуация кардинально изменилась. В проведении этих атак сперва была обвинена, а впоследствии сама взяла на себя ответственность Аль Каида, лидеры и участники которой нашли приют у талибов после того, как их изгнало из Судана правительство Омара Башира. Талибы отказались выдавать их американцам, потребовавшим это, и на Афганистан обрушился уже американский стальной кулак.

В таких условиях Пакистан не мог продолжать поддерживать талибов и присоединился к борьбе США против них. Однако за почти 15 лет этой войны американцы, разгромившие государство талибов, так и не смогли добиться решающего успеха в борьбе с их партизанским движением. Меж тем, за это время многое изменилось, и в частности, с появлением ИГ и их афганского филиала вилайят Хорасан, талибан уже перестал быть наиболее одиозной силой региона. Более того, крайние группы перешли из него в ИГ-Хорасан, ведущий войну не только против Кабульского режима, но и против Талибана и соседнего Пакистана. На этом фоне взаимодействие Пакистана и талибов, которые начинают рассматриваться им как главный противовес такфиристам вместо недееспособного правительства в Кабуле, возобновляется, что приводит к конфликту с США вплоть до заявлений о полном прекращении сотрудничества.

Мусульмане Субконтинента: состояние и перспективы

В каком же положении находятся мусульмане Субконтинента к концу второго десятилетия двадцать первого столетия по григорианскому летосчислению?

В Индии на смену светскому ИНК к власти пришла индусско-фундаменталистская Бхаратия Джаната Парти, опирающаяся на поддержку погромщиков, убийц и ненавистников мусульман. 130-миллионное мусульманское меньшинство живет под моральным прессингом, опасаясь расправ из-за подозрений в убийстве коров, которые считаются индуистами священным животным. Мусульмане Кашмира живут в состоянии оккупации и систематических репрессий.

В Бангладеш бенгальские националисты продолжают сводить счеты с мусульманами, воевавшими за единство Исламской Республики в войне 1971 года казня старых лидеров местного Джамаа аль-Исламийя.

Из мусульман некогда огромного Субконтинента Ислама геополитически субъектной остается только Исламская Республика Пакистан, испытывающая давление со стороны США и постоянно находящаяся под угрозой войны с превосходящей ее ядерной Индией с индусскими шовинистами у власти. В такой ситуации Пакистан все теснее сближается с Китаем, начиная реализовывать с ним проект Китайско-Пакистанского Экономического Коридора (CPEC) как части китайской стратегии нового Великого Шелкового Пути.

Сегодня Китай стремится выйти в лигу мировых игроков 1-го порядка, встав в один ряд с США. Огромная Индия дышит ему в затылок, двигаясь в том же направлении. Очевидно, что у Пакистана такие перспективы отсутствуют. В лучшем случае ему сегодня по силу роль игрока 2-го порядка, как это и было всю его современную историю, когда он был союзником США в регионе, но сейчас сохранение этой роли зависит либо от того, сумеет Китай закрепиться как игрок 1-й категории, взяв под свое крыло Пакистан, либо от того, сумеет ли Пакистан восстановить положительные отношения с США, сбалансировав свои связи с Пекином и Вашингтоном.

С этой перспективой неразрывно связано и решение афганской проблемы. Начав с максимально воинственной риторики в отношении КНДР, администрации Трампа в итоге удалось добиться начала мирного процесса на Корейском полуострове и, возможно, даже его воссоединения. Не исключено, что в Афганистане мы в итоге увидим нечто подобное, но пока ни у одной из конфликтующих сторон не наблюдается желания идти на компромисс. В такой ситуации расширяется зазор, в котором получают возможность действовать силы, в принципе не собирающиеся ни с кем договариваться и нацеленные только на уничтожение существующих в регионе государств.

Спору нет — создание этих государств стало кульминацией длительного процесса упадка мусульманского могущества в регионе, который долгое время был сердцевиной мировой политики и экономики, да и сейчас продолжает играть в них не последнюю роль. Однако в одну реку не войти дважды, и сегодня наиболее вероятной альтернативой государственности Пакистана и Афганистана (когда она реставрируется) является не восстановление Империи Моголов или династий Газневидов и Гуридов со столицей в Дели, а превращение мусульманских территорий в черную дыру с иностранными оккупационными силами.

Сегодня Китай и Индия рассекают сплошной мусульманский массив, который в свое время тянулся от Северной Африки через Ближний Восток, далее через Малую Азию через Центральную и Южную вплоть до Юго-Восточной (Нусантара). Впрочем, надо понимать, что в те времена это пространство было не просто географическим — оно обладало цивилизационным и в том числе экономическим динамизмом, который позволял вовлекать в этот Islamicate различные народы, не столько на религиозной, сколько на практической основе. Мусульмане генерировали передовую для своего времени цивилизацию, которая была способна производить массу привлекательных интеллектуальных, технологических и экономических продуктов. Только восстановление этой способности и может вернуть им роль не игроков в лучшем случае 2-го уровня или просто аутсайдеров, как во многих случаях, но осевой цивилизации человечества.