Новый теракт в Дагестане - два взрыва, прогремевших в Махачкале в ночь на 4 апреля - заставил экспертов вновь заговорить о том, что эпизодические всплески насилия и теракты в разных районах Северного Кавказа свидетельствуют о нарастании системных проблем в этом регионе, с которыми российская власть в настоящее время не способна справиться. По просьбе Радио Свобода ситуацию анализирует старший научный сотрудник Института востоковедения РАН Руслан Курбанов:
– Этот теракт полностью укладывается в канву событий, которые разворачиваются на всем Северном Кавказе. Боевики наращивают количество атак на представителей власти. Число молодых людей, которые примыкают к боевикам, растет. Это очень тревожная картина.
Некоторые эксперты связывают произошедший теракт с процессом примирения между представителями различных мусульманских общин Дагестана, но, на мой взгляд, эти события никак не связаны. У боевиков своя логика. Они давно перестали ориентироваться на политический календарь, на политические события. Как только их ресурсы им это позволяют, они сразу же наносят болезненные удары по представителям власти, по правоохранительным структурам. Мы сейчас должны думать о том, как переломить тенденцию роста симпатий со стороны молодежи к боевикам.
– Это, прежде всего, политическая проблема или социальная?
– Сложно выделить какой-то конкретный фактор, вызывающий радикализацию молодежи. Некоторые эксперты делают упор на социально-экономические причины – безработица, социальная незащищенность и т.д. Российское общество и политическая система оказались не готовы к стремительному вторжению в общественное, социальное и политическое поле возрождающегося и активизирующегося ислама. В российском обществе пока нет никакой ниши, в которой последователи этой формы ислама могли бы чувствовать себя комфортно, реализовывать свои общественные притязания, может быть, даже политические цели. И пока такой ниши нет, радикализирующаяся молодежь будет эту систему ломать, чтобы самим найти место под солнцем в России.
Понятно, что система никогда не будет разговаривать с теми, кто уже совершил убийство, поставил себя вне закона. Но я говорю о тех людях, которые пока еще не присоединились к боевикам, однако также считают, что систему нужно реформировать, чтобы у этой (исламской. - РС) политической силы нашлась своя ниша. В Британии, которая пыталась разрешить ирландский конфликт, он казался неразрешимым до тех пор, пока британское правительство не начало разговаривать с ирландскими сепаратистами на языке политики. Сегодня в Дагестане, как и на всем Кавказе, нужно разговаривать с теми силами, которые еще не встали на путь насилия, которые сохраняют стремление к политическому диалогу. Эти силы еще есть, и этот шанс нашему государству нужно использовать.
– Мне кажется, один из аспектов проблемы – то, что северокавказская тематика сегодня не является частью общественной дискуссии в России, в отличие от ситуации 15-летней давности или ситуации начала 2000-х, когда эта тема активно обсуждалась в СМИ. Сейчас ситуация изменилась.
– Я с вами абсолютно согласен. Как быть с Кавказом? Какую модель существования найти? Как использовать и раскрыть потенциал Кавказа для укрепления российского общества? Все эти вопросы сегодня вытеснены на периферию общественной и политической дискуссии. Кавказ старательно маргинализируется политическими, информационными, интеллектуальными элитами России. Почему? Потому что сегодня в России возобладал тренд на постепенное избавление от Кавказа, то есть 200-летний запрос на большую интеграцию Кавказа в состав России угасает. На наших глазах рождается обратный запрос – на все большее выдавливание Кавказа из российского политического, общественного и культурного поля. Этот запрос озвучивают влиятельные фигуры, такие как Жириновский, Юргенс и Гонтмахер, которые на базе ИНСОРа (Института современного развития – РС) готовили доклад о будущем развитии России и уже признали, что вариант отделения Кавказа вполне приемлем для России.
Тема Кавказа в общественном и интеллектуальном информационном поле интерпретируется так: пока у нас есть Кавказ, мы никогда не сможем стать Европой, для этого нам нужно избавиться от этого балласта. Предлагаются разные варианты, которые рождают и националистические проекты по отделению Кавказа, и либеральные – по превращению Кавказа в российскую Палестину. Об этом говорил, в частности, Борис Немцов, предлагая отделиться от Кавказа стеной.
– Может быть, это естественный процесс, объективный?
– Я думаю, что определенные силы просто делают заказ на продвижение именно такой повестки дня.
– Как-то это звучит слишком конспирологически – "определенные силы". У них есть имена и фамилии, у этих сил?
– Эти имена достаточно известны. Взять любого губернатора 90-х годов либо любого владельца крупного бизнеса в России – нефтяного, металлургического. Для всех них напирающая волна кавказцев, осваивавших бизнес-структуры, политическую верхушку, общественное поле, являлась очень сильным конкурентом. Я убежден, что заказ на маргинализацию кавказцев, выдавливание их из всех общественных, экономических и иных ниш связан с боязнью, что кавказцы отобьют сферы влияния.
Кавказцев уже перестали брать в армию, по крайней мере, в Дагестане и Чечне призыв на воинскую службу ребят не славянской национальности прекращен. То есть этот социальный лифт, через который кавказские ребята могли бы достичь каких-то высот, уже закрыт. В Москве в различных ведомствах, в том числе государственных, идет постепенное выдавливание кавказцев с занятых постов – это неофициальная информация, но она обсуждается в кавказских общинах. В каждой среде обсуждается свой вариант развития ситуации. И это самый чудовищный вариант развития событий для России, потому что он уже работает на ее фрагментацию. Он уже работает на ее ослабление и дезинтеграцию.
