Оппозиционный политик считает, что общественный протест «живет после смерти».
Эдуард Лимонов считает, что, будучи президентом, Владимир Путин не удержится у власти, потому что морально он не пользуется поддержкой активного меньшинства. Лидер партии «Другая Россия» также уверен, что, хотя «буржуазная революция» не состоялась, российская оппозиция станет более радикальной.
Своими мыслями о ситуации в России оппозиционный политик поделился с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки» в эксклюзивном интервью.
Роман Ошаров: В своем блоге в «Живом журнале» вы пишете, что «буржуазная революция» не состоялась. А можно ли современный российский средний класс назвать буржуазией в том значении этого слова, которое дается в учебниках истории – класс, господствующий в обществе?
Эдуард Лимонов: Я намеренно называл наших вождей-либералов буржуазными лидерами. Сегодня, к слову, все стали демократами – Владимир Путин, Геннадий Зюганов и другие. Все выступают за свободные выборы, разделение властей, за независимость СМИ. Поэтому есть смысл вернуться в старый словарь и говорить о буржуазии как классе. А средний класс – это имущественное определение. У нас буржуазия в себя включает и интеллигенцию, которая далеко не богата. И поэтому я предпочитаю использовать слово буржуазия – люди, обладающие знаниями, и часть из них одновременно обладает финансовой независимостью, но далеко не все. Тем более если разобраться, то российские власти – это тоже буржуазия.
Разве «Единая Россия» не буржуазная партия? Разве ЛДПР и «Справедливая Россия» не буржуазные партии? Прибавляем к этому еще и Партию народной свободы, которая тоже является буржуазной, или еще не созданную партию Михаила Прохорова, которая станет буржуазной. «Правое дело» и «Яблоко» – это тоже буржуазные партии. Когда мы такой словарь употребляем, то политика становится куда более понятной. Мы видим, что идет борьба между теми буржуазными партиями, которые находятся у власти, и теми, которые хотят эту власть приобрести. А левые и националисты не принимают участие в этой борьбе. Партия народной свободы отличается от «Единой России» только тем, что провозглашает Россию без произвола и коррупции.
Р.О.: Если, как вы говорите, все российские партии являются буржуазными, то вопрос о том, почему так называемая «буржуазная революция» не состоялась, фактически отпадает?
Э.Л.: Я все же настаиваю на буржуазной революции. Путин эксплуатирует образ патриота, но все же является буржуа. Я, во всяком случае, ввел такую терминологию и ее исследую.
Р.О.: Из вашего поста в «Живом журнале» следует, что протестное движение «живет после смерти», и «капут» случился 5 марта на Пушкинской площади. Объясните, пожалуйста, вашу точку зрения.
Э.Л.: Я бы даже сказал, что уже 10 декабря, когда Немцов увел людей из центра города, с площади Революции, на Болотную, содержалось зерно поражения. Стратегически площадь Революции находится в непосредственной близости от всех нервных центров России – в 200 метрах от здания ЦИК РФ, на таком же расстоянии от Госдумы, а за спиной Карла Маркса видна Кремлевская стена, поэтому власть очень бледнела в этот день.
И вот нашелся Немцов, который по не знанию, а скорее всего, зная все заранее, взял и увел людей из центра города и тем самым спас действующую власть. Среди его незаконно прослушанных разговоров этот момент однажды всплывает. Он говорит: «Они мне должны поставить памятник на Лубянке». Немцов под словом «они» явно имел в виду власть. Он понимает, что спас власть.
Далее три месяца все развивалось по сценарию уничтожения народного протеста. Водили по городу людей, занимаясь бессмысленными речами, с художественной самодеятельностью на сцене присутствовали светские персонажи. И вот все это привело к 5 марта, когда на разрешенном бессмысленном митинге на Пушкинской площади все это бесславно закончилось.
Я оказался одним из немногих, кто с горсткой людей 10 декабря остался на площади Революции. Но мы оказались правы, хотя в тот день оказался в политическом одиночестве, а это очень тяжело. Нам надо было всем этим восьмидесяти или ста тысячам людей повернуться к зданию ЦИК и постучать в двери, сказав, что мы требуем аннулирования результатов парламентских выборов и не уйдем до тех пор, пока вы это не сделаете.
Р.О.: Это фактически силовой метод. Участвуя в подобном, обычные граждане могли бы пострадать, если бы отклонились от согласованного властями маршрута.
Э.Л.: Речь не о революции, а обычном мирном давлении на власть. Встать и сказать, что мы не уйдем. А теперь мы слышим Удальцова, который собирается 1 мая вывести на улицу один миллион человек. Все. Цунами по заказу не бывает. Оно бывает в моменты разгневанности людей. Оно было 10 декабря, продержалось некоторое время, а теперь на митинги выходит по 10 тысяч человек.
Р.О.: Митинг на Арбате опять был посвящен изобличению Путина, написали вы в своем посте. А о чем, по вашему мнению, на этих митингах нужно говорить?
Э.Л.: Не нужно выходить на митинги, если не о чем говорить. Митинги – устарелое, архаичное явление. Может быть, в конце 19-го или начале 20 века надо было неграмотным людям объяснять, что происходит. Сейчас, когда мы имеем невероятные в истории человечества СМИ, митинги и не нужны. А десятки тысяч недовольных людей нужно было использовать как оружие против государства. И не надо обвинять меня в попытках пропаганды насилия, но нужно было проявить большую волю, чтобы сказать, что мы тут собрались и не уйдем до тех пор, пока на площадь Революции не привезут освобожденных политических заключенных. А власть в тот момент боялась, трепетала и готова была уступить.
Р.О.: Мирный протест вообще жизнеспособен по своей форме… Почему диалог со всякой властью вы считаете сотрудничеством с врагом?
Э.Л.: Очень просто. Россия – полицейское государство, желающее перерасти в нечто большее. У нас авторитарный режим, желающий стать тоталитарным. Во всяком случае, мы видим отдельные проявления тоталитарного режима. Наша власть не понимает переговоров.
Р.О.: Есть ли опасность прихода к власти ультраправых сил? И почему они считают, что «либералы слили протест»?
Э.Л.: Все, кто говорит о том, что «протест слили», имеет в виду, что нет результатов. Мужество, героизм и проснувшаяся гражданственность в россиянах, продолжавшаяся три месяца, закончилась. Люди надеялись, что их поведут в сторону перемен. Граждан, на мой взгляд, сделали пассивными зрителями, чтобы они стояли и смотрели на второстепенных деятелей культуры – Акунина, Парфенова и прочих телевизионных персонажей. Это была уже не политика. Людей повернули от политики в сторону дрянного шоу.
Р.О.: Митинги, по вашему мнению, стали городским развлечением?
Э.Л.: Это плохо. Можно не отказывать Парфенову и прочим в попытке участвовать в гражданском движении. Светский и хорошо одетый Парфенов, Ксения Собчак – они совсем из другого параллельного мира, что придало протесту несерьезность и легкомысленность. Вы заметили, как Путин тонко все это использовал в своей кампании? Когда наши буржуазные лидеры и вожди стали хвастливо кричать о креативном классе, Путин очень ловко представил все это в таком свете, что да, богатый, креативный класс против бедного народа. Бунт прозападного, вновь появившегося буржуазного среднего класса, против народа и его вождя Путина. Вот как это все было представлено простым людям. Но ведь они сами начали хвастать без меры.
Р.О.: Путин все же избранный президент. Сколько лет у власти вы ему даете, и как скоро Россию могут ожидать серьезные изменения?
Э.Л.: На самом деле сейчас оппозиция переосмыслит свое поведение, особенно самые здравые ее силы. Я надеюсь, что еще остался порох в пороховницах у протестующих граждан. Думаю, что оппозиция станет более радикальной. И все-таки Путин не удержится у власти, потому что морально он не пользуется поддержкой активного меньшинства.
