Предстоящее возвращение прямых выборов глав регионов уже «широко обсуждается в узких кругах» — эксперты и политики прикидывают шансы разных кандидатов. Прогнозировать, как пройдут всенародные выборы главы Кабардино-Балкарии, сейчас вряд ли возможно: за три года еще очень многое может измениться, как в регионе, так и вокруг него. Однако некоторые аспекты недавней истории КБР, скорее всего, проявятся на будущих выборах. Этим «теням прошлого» – вместо прогноза по будущим выборам – и посвящена данная статья.
«Благословенные 90-е»
Трагические для многих северокавказских регионов 1990-е годы в КБР прошли относительно спокойно: не было ни войны, ни даже потери управляемости. Первый президент республики Валерий Коков, опытный советский аппаратчик, оказался профессиональнее многих своих кавказских коллег.
После распада СССР он принял республику в довольно опасном состоянии: ее целостности всерьез угрожал раскручивавшийся конфликт этнических общественных организаций. Они имели немалую общественную поддержку, а некоторые – и силовой ресурс.
В местных СМИ в первой половине 1990-х даже всерьез обсуждался вопрос, как должна пройти граница между будущими Кабардинской и Балкарской республиками. Некоторые предлагали провести ее вдоль одной из центральных улиц Нальчика, что привело бы к подобию Берлинской стены, разрушенной как раз незадолго до этого…
Однако ко вторым всенародным выборам президента республики, состоявшимся в феврале 1997 года, Кокову удалось справиться с этнической вольницей. Делал он это постепенно, варьируя методы: лидерам одних общественных организаций предлагались нехлопотные чиновничьи должности, а в офисы других организаций отправлялся ОМОН.
Как бы кто ни относился к этим методам, результат был налицо: к концу 1990-х регион был стабильнее, безопаснее, да и экономически состоятельнее, чем Дагестан, Чечня, Ингушетия и даже соседняя Карачаево-Черкесия.
Изнанка стабильности
Всякая стабильность имеет изнаночную сторону. У «коковской» стабильности оказалось сразу несколько негативных последствий. Первое и самое очевидное – это кадровый голод, поразивший регион. На всех ключевых постах – причем не только в республиканских органах власти, но и в силовых структурах, в местных филиалах крупных компаний – оказывались люди из окружения главы региона.
Те, кто имел амбиции, но не входил в «ближний круг» Кокова, чаще всего вынуждены были покидать республику. Некоторые делали это тихо, а некоторые – со скандалом, как это случилось, например, с нынешним депутатом Госдумы Адальби Шхагошевым, в 2003 году безуспешно пытавшимся противостоять административному «катку» на выборах в Госдуму по одномандатному округу в КБР.
В этом смысле выбор Арсена Канокова на пост главы КБР после ухода Кокова в 2005 году показывал, что Кремль стремится и «влить свежую кровь» в регион, и избежать конфликтов: Каноков, до этого многие годы занимавшийся крупным бизнесом в Москве, не входил в команду Кокова, но и не конфликтовал открыто с прежним руководством республики.
Второй негативный итог коковского правления стал очевиден в его завершающий период и касался ситуации в местном исламском сообществе. Долгое время республиканская власть довольно отстраненно наблюдала за тем, как усугублялся раскол между Духовным управлением мусульман КБР (структурой, имеющей гораздо более скромное влияние, чем, например, ДУМ Дагестана) и Исламским центром КБР, ведомым харизматичными и очень активными проповедниками Анзором Астемировым и Муссой Мукожевым.
Однако в начале 2000-х стало ясно, что Исламский центр становится влиятельной структурой, а также появились свидетельства контактов радикальных мусульман КБР с чеченскими единомышленниками.
Тогда в дело активно вмешалась республиканская власть с подконтрольными ей силовиками. Формат диалога между разными течениями ислама, который идет сейчас, например, в Дагестане, был отвергнут. Были закрыты многие мечети, закрутился маховик противостояния исламских групп с правоохранительными органами.
Некогда публичные проповедники ислама сместились в сторону террористического подполья. Трагическим финалом стало нападение боевиков на Нальчик в октябре 2005 года, буквально в первый месяц после ухода Кокова.
И, наконец, третий негативный итог: «джинн» межэтнических осложнений при Кокове был надежно загнан в бутылку, но все же, как выяснилось, не уничтожен. Это вполне проявилось уже в последний год коковского правления.
В феврале 2005 года, как того требовал 131-ФЗ, Парламент КБР принял законы, устанавливающие границы муниципальных образований в республике. Сотни тысяч гектар горных земель согласно этим законам были отнесены к так называемым «межселенным территориям», не находящимся в ведении сельских поселений.
Это мгновенно вызвало митинговую мобилизацию балкарской общественности (в горах КБР преобладают балкарцы) и подняло политическую «волну», которая, по большому счету, не улеглась до сих пор.
Один глава – две повестки
Шесть с половиной лет, которые уже руководит КБР Арсен Каноков, включают в себя как бы две параллельные реальности, уживающиеся в одном регионе. С одной стороны, Каноков явно стремится поставить во главу угла экономику, привлекать инвесторов, снижать налоги для бизнеса и т.п.
Республика оказалась лидером СКФО по числу проектов, получивших поддержку из Инвестфонда РФ. С другой стороны, политические проблемы, о которых шла речь выше, по-прежнему занимают большое место в республиканской «повестке дня».
Это видно на примере земельного вопроса. В республиканские законы 2005 года внесено уже немало поправок, более 600 тысяч гектар, первоначально отнесенных к межселенным территориям, переданы селам. Но споры все равно не умолкают.
При этом если в 2006-2008 годах в основном земельными протестами занимались балкарские организации, то позднее не меньшую активность проявили и некоторые кабардинские общественники.
Часто звучат мнения, что земельные протесты инспирируются оппонентами Канокова, представителями «старой» республиканской бюрократии, не сумевшими сохранить власть в 2005 году. Определенные хронологические детали позволяют это предположить: например, явный подъем протестов наблюдался в 2010 году, перед окончанием первого срока полномочий главы региона.
Однако свести все к политической конъюнктуре вряд ли возможно. Земля в горах – серьезный актив, особенно если учитывать перспективы курортного строительства. Так что чисто экономический интерес за выступлениями общественников по земельным вопросам тоже, безусловно, стоит.
Миф и реальность земельных конфликтов
На этом фоне можно быть уверенным, что чем острее будет в КБР предвыборная борьба, тем больше будет эксплуатироваться разными соискателями земельная тема, а через нее, как это всегда бывает на Кавказе, тема национальная.
Такой ход событий был бы особенно прискорбным потому, что реальное разрешение земельных проблем в КБР, скорее всего, находится в плоскости, весьма далекой от этнических проблем. И «корень зла» – не законы 2005 года, а введенный еще в 2004 году мораторий на приватизацию земель сельскохозяйственного назначения.
Этот мораторий лишил сельское население доступа к земле. В том числе и там, где не было пресловутых «межселенных территорий». Приведу лишь один пример. Балкарские общественники митингуют по поводу границ сельских поселений, а руководители балкарских хозяйств на равнине – на землях, еще в советское время предоставленных балкарским селам - сдают землю в аренду, вовсе не всегда следуя этническим приоритетам.
Очевидно, что «лекарство» от этого – не в очередной перекройке виртуальных этнических границ, а в изменении системы землепользования. Каноков предлагает создать акционерные общества на базе сел, с бесплатным наделением жителей акциями. Создана правительственная комиссия по подготовке и проведению земельной реформы. Однако пройдет ли эта реформа до 2015 года, неизвестно – ведь проводить ее предстоит вовсе не в политическом вакууме.
