Русский ответ на кавказский вопрос

В мои правила не входит высказываться по вопросам, являющимся предметом внутренней полемики конфессиональных или национальных общностей, к которым я сам не принадлежу. Однако статья Абдуллы Рината Мухаметова, размещенная на крупном исламском русскоязычном портале ansar.ru, затрагивает вопросы, явно выходящие за рамки проблематики, актуальной исключительно для российских мусульман. Само ее название - «Какими русско-кавказские отношения быть не должны» - указывает на значимость рассматриваемой темы и для людей, которые не входят в целевую аудиторию сайта – то есть, для русских. Будучи представителем как раз этой стороны взаимоотношений, позволю себе озвучить реакцию на проблему в целом и на то, как она воспринимается автором указанного материала.

С самого начала скажу, что в одном ключевом вопросе я солидарен с Р. Мухаметовым. Я не считаю кавказскую проблему, даже в самом широком ее контексте, главной бедой современной России. Ведь очевидно, что не дагестанцы или чеченцы виноваты в мизерных заработках врачей и учителей Рязани или Пскова, что не ингуши мешают модернизировать социально-экономическую инфраструктуру, и не кабардинцы выкачивают деньги из нищей российской провинции. Не они создали несправедливую систему распределения материальных благ, которая иногда принимает формы колониальной эксплуатации. Корни этих проблем лежат в совершенно иной плоскости; они произрастают из тяжелых последствий распада Советского Союза и неправильных, нечестных реформ в процессе создания нового общественного устройства.

Разумеется, на фоне фундаментальных социальных противоречий, сложности в отношениях между разными народами России не выглядят столь же масштабным вызовом для общества. Однако преуменьшать их опасность было бы проявлением недальновидности, тем более в условиях перманентного системного кризиса внутри страны.

И тут мы подходим к основному вопросу: а почему, собственно, отношения между русскими и кавказцами приобрели особое значение, причем едва ли не в общегосударственном масштабе? Ведь если посмотреть на положение дел с формальной точки зрения, никаких внешних предпосылок к этому нет. По данным последней переписи населения, все народы Северного Кавказа вместе взятые не составляют и 5% населения России (например, приблизительно такая же доля у басков в Испании). Их число не достигает даже одной трети от совокупной численности национальных меньшинств, проживающих в РФ. Однако ни тюркские, ни финно-угорские народы, за редкими исключениями, не являются участниками каких-либо конфликтов на групповом уровне – как с русскими, так и между собой.

Ответ на поставленный вопрос надо искать в области этнопсихологических различий. Основная часть российских национальных меньшинств еще задолго до присоединения Кавказа в XIX в. находилась в контексте русской государственности. Не утрачивая своей этнической, а иногда и религиозной идентичности, народы Урала и Поволжья, тем не менее, восприняли сильнейшее культурное воздействие со стороны окружающей их русской среды, в результате чего произошло усвоение ими русской же ментальности и поведенческих стереотипов. Именно посредством интеграции в среду национального большинства они вовлекались в процессы европеизации и модернизации. Сейчас, пусть и с некоторыми оговорками, можно говорить о том, что данная группа меньшинств образует единое с русскими цивилизационное пространство.

Совсем иная ситуация сложилась на Кавказе. Со времени окончательного завоевания Россией этого региона прошло полтора века, однако этого времени оказалось недостаточно для его интеграции в общероссийское пространство. По крайней мере для весьма значительной части кавказских народов по-прежнему свойственны такие черты архаичных обществ, как чрезмерная клановость с неизбежной властью традиционных авторитетов, абсолютизация связей на родоплеменной основе, круговая порука и замкнутость. Поэтому Р. Мухаметов допускает фактическую ошибку, когда утверждает, будто русские «любят упрекать кавказцев в том, что они многодетные, сильные, живучие, агрессивные, хитрые, деловые, друг за друга заступаются и поддерживают». Ибо как можно винить человека в поступках и манере себя вести, если они напрямую обусловлены особенностями той среды, в которой он сформировался? Это все равно, что обвинять нашу планету в том, что она вращается слишком быстро или слишком медленно. Поэтому именно осознание серьезных ментальных различий, а не негативное отношение к поведению кавказцев (хотя оно действительно широко распространено), дает основания русским предполагать об их некомплиментарности себе.

И такая гипотеза, увы, не всегда бывает беспочвенной.

Даже если обратиться к самому тексту рассматриваемой статьи, некоторые идейные посылы ее автора не могут не ввести в ступор даже благожелательно настроенных русских читателей. Конечно, мне не может не импонировать само по себе желание Р. Мухаметова улучшить межнациональные отношения в государстве, гражданами которого мы все являемся. Однако чего стоит только пассаж о том, что «напряженность с кавказцами – лишь следствие глубокого кризиса, переживаемого русским и многими другими народами России»?! Мол, «никто не мешает русским больше рожать, быть сильными и по-хорошему агрессивными, здоровыми, не пить и заниматься спортом, торговать на рынках, быть умнее и деловитее кавказцев… Поэтому многих кавказцев искренне удивляет реакция на их борьбу в рамках социального естественного отбора, когда они «доят свою корову».

Сложно не согласиться с тем, что русская нация пребывает в весьма непростом положении, анализ причин которого и поиск виноватых выходят за пределы настоящей статьи. Однако это проблема самих русских, они решат ее самостоятельно. Реальная или мнимая слабость русских никак не должна служить поводом для никем не контролируемой кавказской миграции в русские регионы и «борьбы в рамках социального естественного отбора» по своим законам, в духе социал-дарвинизма. Ведь всякому вменяемому человеку очевидно, что когда представитель одной этнокультурной среды попадает в другую среду, то на него ложится двойная ответственность, ибо он представляет не только самого себя, но и страну происхождения, свою этническую группу. Если он совершает преступление, то оно тяжко вдвойне, поскольку не только противоречит универсальным законам справедливости, но и очерняет в глазах местных жителей его собственный же народ. Когда правонарушения, совершаемые переселенцами, принимают систематический характер, то возникает благодатная почва для межнациональной розни в ее самых опасных проявлениях. То же самое относится и вообще ко всякой манере поведения, нетерпимых в данной конкретной местности. Болезненная, обостренная реакция на недостойные поступки незваных гостей – это естественная реакция абсолютно любого общества на наносимый ему извне вред.

Русский народ в течение большей части советского периода подвергался денационализации, в результате чего русские люди действительно разобщены и часто оказываются неспособны проявлять групповую солидарность, да и вообще осознавать свои коллективные интересы. Как и большинство других европейцев, русские усвоили правосознание, которое предполагает регулирование государством различных видов отношений между разными членами одного общества. Сегодня государственные институты в России коррумпированы, и в глазах людей не являются инструментами обеспечения справедливости. С точки же зрения кавказцев (во всяком случае, многих из них), ключевыми субъектами правоотношений выступают родоплеменные структуры (тейпы, кланы и проч.), а не отдельный человек. Безусловно, сплоченность и взаимовыручка способствуют успеху кавказцев в различных сферах, будь то бизнес или госслужба. Однако эти достижения представляются эффективными лишь в краткосрочной перспективе. Да, этническая преступная группировка может захватить выгодное производство или с помощью криминальных методов организовать коммерческую организацию в каком-нибудь русском регионе. Да, диаспора способна за взятку устроить «своего человека» в милицию или госорганы, и тот начнет продвигать своих соплеменников, невзирая на их профессиональные и личностные качества, или оказать воздействие на суд, чтобы тот вынес мягкий приговор или вовсе оправдал «своего» преступника. Да, можно выделять многомиллиардные суммы на сомнительные проекты на Кавказе на глазах нищих русских губерний. Однако если наблюдающие за беспределом русские молчат и «съедают» очередную несправедливость, то это не означает, что они о ней забудут. Недовольство будет копиться, и благодаря «сарафанному радио» оно будет охватывать все больше и больше людей. Полагаю, всякому здравомыслящему человеку ясно, что может случиться, когда раздражение достигнет своего пика.

Россия, как и всякая другая нормальная страна, населена людьми, обладающими чувством национального достоинства. Это не значит, что они закрыты для сотрудничества с представителями других народов. Но никто не позволит использовать себя как инструмент для удовлетворения потребностей «набеговой экономики» - во всяком случае, в длительной перспективе это практически нереально.

Означает ли все сказанное выше, что кавказцам не следует вовсе приезжать по тем или иным делам в русские регионы? Конечно, нет. Если человек готов уважать нравы и обычаи местных жителей, считаться с их объективными интересами, то его присутствие вряд ли кому-то серьезно помешает. Способность интеграции в русское общество – вот главный критерий, по которому можно судить о целесообразности присутствия выходцев из национальных республик в Петербурге, Костроме, Ростове или Воронеже. Здесь я ни в коем случае не ставлю знак равенства между интеграцией и ассимиляцией как полным забвением своих корней. Под ней я понимаю усвоение этических норм местного населения и следование им при взаимодействии с принимающей средой. Заявления же вроде «у вас много пьяниц, ваши женщины слишком вольно одеты и потому уважения вы недостойны» следует расценивать как грубейшее нарушение правил человеческого общежития, которые наиболее емко выражены в пословице про чужой монастырь.

Как показывает мой опыт, почерпнутый из личных наблюдений и сведений от окружающих, значительное число выходцев с Кавказа на такую интеграцию способно. Мне достоверно известно о кавказцах, работающих в учреждениях здравоохранения, образования, науки и разнообразных организациях частного сектора. Эффективность их работы и личностные качества могут различаться, но серьезных отклонений в худшую сторону от общепризнанной нормы они, в общем, не демонстрируют. Я также знаю и о случаях максимально тесной интеграции. Так, в Петербурге живут девушки аварского и кабардинского происхождения, которые не только выполняют благородную и ответственную работу в социальной сфере, но и создали счастливые семьи с русскими мужчинами (как бы верующий мусульманин ни воспринимал их выбор, в нарушении общественного спокойствия обвинить их невозможно).

Какова доля среди кавказцев людей, готовых к нормальной жизни бок о бок с русскими? Я не обладаю достаточной компетенцией в данном вопросе, однако склонен предполагать, что их число весьма немалое. Даже такой лидер русских националистов, как Константин Крылов замечал, что «Кавказ может быть разным», а не только «коррумпированным, продажным и сосущим деньги из бюджета». К сожалению, за криминальными сводками о «другом» Кавказе бывает не слышно. И виноваты здесь не только кавказцы. Негативные стороны существующей социально-экономической системы нередко пробуждают к жизни их самые темные черты, способствуют продвижению наверх худших представителей кавказских сообществ. Проблема качества социальных лифтов присутствует в России повсеместно, однако определенная национальная специфика способна придавать ей особую остроту. Правом и обязанностью лучших представителей кавказских народов является смягчение этой самой остроты.

Я согласен с Р. Мухаметовым, что события на Манежной площади и других местах способны «научить кое-чему не только русских, но и кавказцев». Недавно я лично наблюдал сцену после футбольного матча, когда группа фанатов «Анжи» удерживала своего товарища от нападения на «гопника», скандировавшего провокационные призывы. Вообще надо признать, что далеко не всегда приемлемое поведение кавказцев стало одним из факторов, способствовавших консолидации русского общества. Видя, что власть не проявляет волю к отстаиванию их интересов, русские люди стали объединяться. В их среде возникли собственные национальные организации и правозащитные структуры, появились авторитетные лидеры, информационные ресурсы, способные воздействовать на общественное мнение. Все вместе на языке социологии это называется гражданским обществом, влияние которого благоприятно сказывается и на работе государственных институтов.

Уверен, что русские организации, действующие на основе национальной солидарности, имеют большой потенциал в деле разрешения межэтнических противоречий путем прямого диалога с представителями противоборствующей стороны. В этой связи интересно привести свидетельство лидера объединения «Русские» Дмитрия Дёмушкина, который участвовал в ликвидации русско-чеченского конфликта в Костроме. Он сделал всего лишь один звонок в Грозный, и зарвавшиеся рейдеры были отправлены в родную республику.

Можно предположить, что ее руководители не заинтересованы в дальнейшем ухудшении и без того высокого антирейтинга своих соплеменников в русских регионах (по данным последних исследований, кавказцы вызывают наибольшую антипатию у жителей крупнейших городов среди всех российских и зарубежных этнических групп, а более 70% россиян либо прямо поддерживают, либо готовы смириться с возможным отделением Северного Кавказа). Вероятно, недавние заявления чеченских официальных лиц о возможности оформления статуса русского народа в Конституции обусловлены именно стремлением смягчить серьезнейшие имиджевые проблемы.

В заключительной части своей статьи Р. Мухаметов выразил надежду на позитивные изменения в русско-кавказских отношениях. Разумеется, мне бы хотелось разделить оптимизм автора. Однако картина нашего общего будущего зависит в большей мере от самих кавказских народов. Именно они должны ответить сами себе на несколько ключевых вопросов. Считают ли они, даже с учетом исторических обид, для себя ценностью пребывание в одной стране с русским народом, который является государствообразующим и составляет подавляющее большинство населения? Готовы ли они не только на словах, но и на деле признавать его неотъемлемые национальные права и уважать его интересы? Если да, то они вполне смогут стать равноправными обладателями всех материальных и иных благ, которые предоставляют возможности самой большой державы мира.

Не следует забывать, что Россия – это, прежде всего, страна русского народа. Именно он создал это государство, которое раскинулось от океана до океана. «Полиэтническая цивилизация», о которой недавно писал В. Путин, - образовалась в результате расширения ареала проживания русских, а не является имманентным свойством этого этноса. Такое признание нисколько не умаляет достоинств других народов России — и они тоже имеют свою долю в нашем общем наследии. Просто надо понимать, что Россия все равно останется Россией, независимо от возможного изменения статуса кавказских национальных республик в будущем.