"Все митинги после выборов – это, безусловно, проявления начавшейся против Путина игры. Но началась она не вчера, она идет уже несколько лет. С того момента, как он стал премьером, начали нарастать кризисные антипутинские знаки, явления, которые набирали силу в течение его премьерства, которые свидетельствовали о том, что именно он должен стать разменной монетой, чтобы олигархи и номенклатура могли и дальше править.
В какой-то момент олигархи и номенклатура стремятся найти "козла отпущения", чтобы повесить на него все проблемы и, проведя какую-то поверхностную перелицовку системы, выиграть время на еще 20 лет беспроблемного правления и эксплуатации страны. Так было в 1991 году, когда для этого был использован Горбачев, выброшена за борт советская вывеска страны и найден Ельцин. При развале Союза, при поражении в "холодной войне" это дало возможность номенклатуре продолжить свое существование в качестве правящего класса. Возникли олигархи, как оперативный финансовый инструмент номенклатуры, и они получили 20 лет правления при разных обстоятельствах – Ельцина сменил Путин, это было продолжение того же номенклатурно-олигархического курса, хотя появились новые надежды по поводу путинского патриотизма.
Сейчас ресурс, который был получен в 1991 году, исчерпан окончательно. Надежды исчерпаны. Широкая коалиция тех сил, которые сформировалось с приходом Ельцина, перешли в наступление, потому что поняли, что, в конечном счете, можно потерять все. Нужно начать то, что называется "демократическим обновлением", принести в жертву Путина и выиграть время для нового периода управления, новой отсрочки, которая даст возможность дальше рулить.
Сейчас Путин ведет активную борьбу против тех сил, которые стремятся от него избавиться, и он активизирует свое окружение, переводя его в более административное состояние, в состояние, где они могут напрямую задействовать административный ресурс. Например, назначение Иванова главой администрации президента можно рассматривать как демонтаж администрации Нарышкина-Суркова, которая, в итоге, оказалась ресурсом его противников.
В последнем своем интервью Владислав Сурков провозгласил "демократию меньшинств". Думаю, он говорил о демократии в пользу богатых, преуспевших. Частью такого меньшинства являются всякого рода отклонения от нормы, но в данном случае, на мой взгляд, он имел в виду интересы небольших групп населения, которые сегодня навязывают свою позицию остальным, в частности, либералов. Скорее всего, он имел в виду этот политический подтекст, хотя одно связано с другим.
Возмущение населения сейчас контролируется достаточно узкой группой либералов. Кто держит бразды правления от управления народным недовольством? На митинг Немцова 10-го числа вышло 40 тыс. человек, прошло через него, если брать именно поток, около 100 тыс. А на митинг Зюганова на Манежку пришло около 4 тыс. Зюганов при этом выражает интересы того самого большинства, которое не попадает в формат сурковской демократии. Зюганов использует парадигмы, которые понятны и которые поддерживаются более широкими массами, нежели парадигмы Немцова и Рыжкова. Но к Немцову приходит на порядок больше не потому, что люди разделяют его позицию, а потому, что технологически именно либералы выражают тренд того кризиса, того недовольства и возмущения, которые владеют массами. Зюганов, при том, что он ближе к психологии широких масс, тем не менее, не является надеждой масс. За него голосуют, он по факту победил "ЕР", получил большую часть голосов, но он является конформистом, он сдал свою победу, признал, что готов играть дальше с режимом в любой вариации. А либералы сумели выразить настроения неприятия сегодняшнего дня. И хотя они идеологически и психологически дальше от населения, но население нуждается в радикализме любого толка, чтобы размежеваться со своим положением, со статус-кво.
Либералы, заняв позицию экстремального отрицания нынешнего положения дел, при том, что они идеологически дальше от народа, вынудили народ идти на контролируемые ими митинги, потому что именно там люди находят выражение своему негативу. Либералы канализуют через себя народное недовольство и вынуждают людей апеллировать к ним, становясь фокусом народного недовольства и неприятия. Это чистая политтехнология, все это делается сознательно. В какой-то момент либералы становятся выразителем духа нестабильности, овладевающем всеми. Через некоторое время, когда народ осознает, что он попал в гораздо худшую ситуацию, чем была до этого, уже будет поздно, потому что политическая власть будет консолидирована снова, снова уйдет момент, общая волна, которая соединяет общество на подъеме, она пройдет. Снова будет атомизация, снова будет апатия. И когда все осознают, что они оказались у разбитого корыта, поднять митинговый протест будет сложно. Рычаги контроля над сознанием, психикой людей будут консолидированы и находиться они будут в руках либералов. Пока недовольство не достигнет очередной вспышки, пройдет еще 10 или больше лет, на что и рассчитана такая политтехнология.
Путин сейчас объявлен причиной всех проблем, рейтинг его упал и будет продолжать падать, против в него будет набирать силу уличное недовольство. Здесь идет типичная раскачка маятника от демократии к патриотизму, от патриотизма к демократии. Сначала разыгрывается полюс либеральной демократии, потом, когда люди понимают, что они оказываются в полном хламе, возникает импульс в противоположную сторону – возрождения государственности, патриотической риторики. В какой-то момент начинаются нападки на вертикаль, на потерю свобод, "завоеванных в трудной борьбе", бросание в другую крайность – демократии.
Этим маятником народ обманывают уже целое поколение. Но в действительности есть возможно того, что волна, которая идет по стране, поднимется настолько высоко, что олигархи и номенклатура не смогут ее сдержать, она выйдет из-под контроля и, возможно, сметет всю эту камарилью, которая разыгрывает эту партию. Игра, которая ведется антипутинской коалицией, рискованна, но другого выхода у них нет. Конечно, Путин станет президентом, но настоящая игра для него начнется именно после этого. В России не существует безвоздушного пространства, и слишком мощные силы включены в определение ее внутренней политической конфигурации. И, если бы Путин был реальным антизападным игроком, а не только делал вид, то, конечно, он смог бы преодолеть эту ситуацию. Но он полностью зависит от США, сейчас он связан с ними массой всевозможных нитей.
И в этом смысле вероятность того, что мы окажемся у черты развала РФ, бесспорно, существует. Единственный способ привести народ в чувство и вложиться в то, чтобы повернуть ход истории любой ценой, - это предельная угроза. И здесь надо возвращаться уже не к 90-м годам, а к 1917 году. Большевики выиграли потому, что они спасли страну от оккупации Антанты и от распада. В условиях, когда страна пришла к нулевому состоянию в 1918 году (фактически произошло то, что произошло в 1991 году, была потеряна Польша, Прибалтика, Центральная Азия, Кавказ), большевики стали единственной альтернативой. Они объявили Белое движение рукой Антанты и на этом мобилизовали практически всех, став фактором спасения.
Собственно говоря, большевики не свергали царя. Мы все время как-то забываем, что царя свергли буржуазные олигархи, царя свергли февралисты, то есть, крупный капитал. Они заставили его подписать отречение, потом возникло временное правительство. Оно создало условия для сегрегации окраин. В этих условиях большевистская революция стала единственным выходом по спасению страны, по созданию импульса к ее обновлению. Был предложен глобальный проект, который мобилизовал последние ресурсы, и возникло волевое ядро. Оно находилось в резонансе с историческим движением кризиса и бунта, сопротивления системе. Существовала интернациональная сеть социалистических партий на основе марксизма, и на этой базе возникло ядро возрождения, которое находит понимание у огромной части населения планеты.
Этот момент был связан именно с тем, что Россия дошла до предельной точки кризиса и распада. Следующей точкой стала бы ликвидация ее как субъекта. Естественно, Антанта отказалась от выполнения своих обязательств перед своей бывшей союзницей – царской Россией. Дальше отнималась от нее Украина, Крым, Кавказ, значительная часть Дальнего Востока уходила японцам (а Япония на тот момент была частью Антанты, поскольку воевала против Германии вместе с царской Россией, Францией, Англией, Америкой, и такое включение Японии – это тоже логика Антанты, а не самодеятельность Дальневосточной империи). Сегодня мы попадаем в аналогичную ситуацию, где роль Антанты играет НАТО как прямой наследник, где существует не только большая Антанта, но и малая – уже в лице Грузии, Украины, Польши, в виде санитарного кордона.
Аналогий очень много, и единственное, чего у нас нет, это Ленина и большевиков. Это фундаментальная разница. В этом и вся проблема, потому что без Ленина и большевиков не было бы тогда ядра, импульса, и, самое главное, интеллектуально-волевого руководства, которое привело к перевороту и возрождению, от падения – к превращению в сверхдержаву, при том, в течение буквально двух-трех лет. Сверхдержавой Россия стала к моменту Генуэзской конференции, когда она выступила в качестве альтернативы мировому порядку. Хотя она еще была абсолютно в экономическом смысле ничем, но она уже превратилась в главного игрока на мировой сцене только за счет большевистского проекта.
Сегодня Ленина и большевиков нет, и, судя по интеллектуальному состоянию населения, нет даже условий, чтобы тренд необольшевизма проявился. Очень тяжелое интеллектуальное падение произошло за эти годы, мощная интеллектуальная "просадка". В нынешних условиях, если бы появился аналог большевиков, то есть большие вопросы, сумели бы они консолидировать вокруг себя население, потому что есть даже сомнение в том, что они были бы поняты, даже если бы они говорили простым народным языком. Большевизм – это, на самом деле, очень сложная вещь. Она предполагает мышление в метаисторическом ключе.
А сегодня мы видим, что люди в массе своей живут идеалами колбасы и настолько у них короткое и, на самом деле, банальное понимание реальности, что любой, даже очень осторожный, умеренный идеализм вызывает либо удивленное, юмористическое недоверие, либо агрессию. Люди не понимают, что именно их материализм, либерализм и ориентация на короткие, быстро реализуемые шкурные цели и является проблемой для них и источником их падения и всех неурядиц. Отсутствие воли к дальнему, воли к проекту и превращает их в маргиналов исторического процесса и создает периферийность, которая и является главной проблемой нашей страны.
Почему мы перешли от состояния сверхдержавы к нынешнему? Население утратило некий большевистский и советский идеализм. Люди перестали верить в то, что они являются участниками великого исторического проекта, который меняет лицо человечества, и стали рассматривать себя как дураков, которых обманывают, которые "работают на дядю" в лице партийной номенклатуры. Понадобилось сделать срочно все, чтобы у нас было "как на Западе". Как только произошло схлопывание идеалистического потенциала, тут же начались колоссальные проблемы. Исчезли ресурсы, исчезли деньги на жизнь, исчезла армия, исчез космос. Все, как дым, мгновенно растаяло. С тех горбачевских моментов, с моментов деидеализации советского сознания начались все нынешние проблемы, которые продолжаются по сей день. Люди так и не поняли, что отказ от политического и исторического идеализма является причиной их маргинального и жалкого положения.
Когда пришли большевики, они обращались к обществу, которое было столетием Чернышевским, Добролюбовым, Белинским воспитано на политическом идеализме, сопряженном, конечно, с атеизмом, но это была другая форма религии, это была религия, связанная с историей и историческим процессом, это был смутный, бессознательный космизм, владевший образованным обществом. Большевики обращались к этому владевшему всеми чувству воли к некоей трансформации здесь и теперь. Иначе бы не было 5 млн красной армии в 1918 году, не было бы идеализма, который провел через военный коммунизм, через голод, холод, при этом – в консолидированном состоянии. Если бы люди были ориентированы на распад, на отступление перед просто физическими проблемами существования, то все бы погасло в хаосе.
Мы не раз видели, как распад страны вел действительно к ее исчезновению. В качестве примера можно сказать, что ситуация в Латинской Америке во многом определяется тем, что люди вроде Че Гевары и Фиделя Кастро не составляли там критической массы, способной совершить радикальное преображение. Огромное большинство людей не находят в себе силы зажечься в этом луче. Там были фигуры вроде Фиделя и Че Гевары, но они являлись звездами в ночи. А в России 20-х и последующих десятилетий Че Гевары составляли если не большинство, то настолько мощную политическую массу, что страна сумела как бы сжечь всю оппозицию себе со стороны мировой системы. Вторая мировая война, конечно, очень мощно растратила человеческие ресурсы СССР, но невозможно себе представить никакую другую страну, которая бы прошла через такие потери и такие испытания, при этом бы выиграла и удержала свою идеологическую направленность. Если после поляков в Кремле появились Романовы, после Наполеона в Кремле появились декабристы, после империалистической войны возникла революция, то в 1945 году фундаментально вектор идеологической политики не изменился, хотя эта война была самой масштабной и самой тяжелой. Это означает, что критическая масса пассионариев, людей вроде Че Гевары, была такова, что она сумела все это выдержать.
Вопрос – к кому одинокий исторический Че Гевара может обратиться сегодня в нашей стране? Люди, которые приходят на Болотную, настолько интеллектуально кастрированы, настолько идеологически демонтированы, что они просто не услышат ничего, выходящего за рамки вульгарностей. Посмотрите на кричалки, которые бросает Немцов и которые повторяет за ним 40-тысячная площадь. Это такая инфантилизация общественного сознания. По сравнению с митингом 1917 или 1918 года это дурдом, сходка сумасшедших. Это самое большое несчастье нашей страны – ее интеллектуальный крах, сужение умственных горизонтов до нуля.
Сама по себе опасность, стоящая перед страной, является мобилизующей. Сейчас люди могут вспыхнуть этим ощущением края, к которому мы приближаемся. Вопрос в том, кто воспользуется этой возможностью и куда будет предложено мобилизовать силы".
