Меня зовут Ирина Гордиенко, я спецкор «Новой газеты», работаю журналистом с 2002 года, в том числе и на Кавказе — регионе сложном и беспокойном, пережившем не одну локальную войну. Я много писала о тюрьмах: Копейск и Челябинск снятся до сих пор. Я видела мертвые тела, видела следы бесчеловечных пыток, которым подвергались герои моих публикаций. Имела дело со всеми подразделениями МВД, СК, прокуратуры. А 31 июля 2018 года как бывшая жена журналиста Орхана Джемаля я была признана Следственным комитетом РФ потерпевшей по делу о его убийстве.
За годы работы в журналистике я очень хорошо узнала, что значит быть потерпевшей, — мы писали и пишем о сотнях уголовных дел, где интересы рядового человека не принимаются во внимание. И только иногда ценой неимоверных усилий удается добиться справедливости по тому или иному делу. Теперь я сама стала потерпевшей, на языке ментов я — терпила.
Словарь дает разные коннотации слову «терпила» — в частности: «слабак, неспособный постоять за себя». Спустя год общения со следствием я именно так себя и чувствую. И мне это очень не нравится.
Оговорюсь сразу. Я давала подписку «О неразглашении данных предварительного следствия». Но единственное, что я видела за год, — несколько экспертиз. Их содержание разглашать я не намерена, мои же разговоры со следователем никаких «предварительных» или иных данных, оговоренных в подписке, не касаются. Потому что «данных» у российского следствия нет, иначе следователь Игорь Евгеньевич Золотов согласился бы показать мне материалы дела. Закон ему это не запрещает. Но он все время отказывает, кидая задумчивый взгляд на большую папку с аршинными буквами ЦАР, которая всякий раз лежит на самом видном месте его стола при моем посещении СК.
За год я была на приеме у четырех следователей, которые сменяли друг друга. Все они были безупречно вежливы и всякий раз бледнели, когда я начинала требовать ответы на самые элементарные вопросы. Они беспомощно разводили руками и жаловались: сделать ничего не можем.
Пять месяцев я не была в СК, надеясь, что за это время дело сдвинется с мертвой точки.
Не сдвинулось.
Официальная версия Следственного комитета все та же — убийство с целью ограбления неизвестными арабоязычными бандитами.
Я категорически не согласна с этой версией. Ни одного доказательства ограбления — нет.
И иных версий нет, потому что очень удобно расследовать убийство, совершенное в другой стране, — можно ничего не делать, ожидая ответов от не своих следственных органов.
Следственный комитет России ничего и не делает.
10 июля я пришла на прием к следователю Золотову узнать о судьбе ходатайства, которое мои адвокаты подали через приемную СК ровно месяц назад. Мы ходатайствовали о приобщении к делу статьи моего коллеги, журналиста «Новой газеты» Дениса Короткова, «Хроника хорошо подготовленной смерти», которая была написана на основе материалов расследования убийства, проведенного журналистами проекта Михаила Ходорковского «Досье».
К ходатайству мы приложили документы: в частности, биллинги телефонных переговоров водителя съемочной группы Бьенвеню Дуовокама и местного жандарма Эмануэля Котофио; в этих документах всплывает и название ЧВК «Вагнера», и имя Валерия Захарова — советника президента ЦАР по безопасности, тесно связанного с бизнесом «кремлевского повара» Евгения Пригожина, а также — его подчиненного и сослуживца по ЧВК «Вагнера» Александра Сотова.
Биллинги указывают, что эти люди неоднократно созванивались в те дни: с 28 июля (день прибытия журналистов в ЦАР) по 30 июля — день гибели. Степень причастности каждого к убийству не ясна, это мы и просили установить следствие. А также допросить и Захарова, и Сотова.
Срок официального ответа истек, никакой реакции от СК я так и не получила.
А следователь Золотов очень удивился:
— Первый раз слышу, не видел ходатайства.
— 10 июня в здании СК на личном приеме я вручила его вашему сотруднику Сергееву, — возразила адвокат Марина Андреева.
— У меня много корреспонденции, я мог пропустить. Узнаю и сразу же сообщу.
Узнал Игорь Евгеньевич довольно быстро. После приема позвонил и скороговоркой сообщил, что, мол, не понял, о чем речь, — конечно, это ходатайство рассмотрено и непременно сейчас он мне пришлет ответ. Голос звучал неуверенно, и возникало ощущение, что Игорь Евгеньевич врет.
Ответ на свое ходатайство я получила спустя пять часов. В допросе Захарова и Сотова отказать, писал Игорь Евгеньевич: на его взгляд «нет достаточной информации» о причастности этих лиц к произошедшим событиям.
Впрочем, как мне рассказывали, в частных беседах Игорь Евгеньевич сетовал по поводу допроса Захарова: «Зачем же мы лишний раз будем беспокоить такого большого и занятого человека».
И действительно — зачем?
Да — а все остальное, изложенное в ходатайстве, согласно ответу, следствие будет проверять по мере возможности.
Какие же на сегодняшний день есть у российского следствия возможности?
Об отправке группы следователей в ЦАР речи не идет — очевидно, дорого. Предыдущая поездка, в сентябре прошлого года, заняла ровно три дня. Ее результатов нет.
В сентябре 2018 года мой адвокат Марина Андреева ходатайствовала о доставке в Москву одежды погибших. Без этой чертовой одежды невозможно провести полную баллистическую экспертизу. Ходатайствовала она и о доставке в Москву других личных вещей, которые были с ребятами в ЦАР. Также просила истребовать у сотовых компаний африканской республики биллинги мобильных телефонов Орхана, Кирилла и Саши.
Изучение этих вещдоков и данных позволило бы восстановить картину убийства и наметить дальнейшие шаги по установлению исполнителей и заказчиков.
Ничего не сделано.
Зато то, что не удалось целому Следственному комитету РФ, «удалось» сделать никому не известному частному детективу Евгению Гвоздеву, нанятому РИА ФАН — информационным агентством, аффилированным с бизнес-структурами Евгения Пригожина. Частное лицо Гвоздев в ЦАР получил все: и доступ к свидетелям, в том числе военным жандармам, что без санкции командования сделать невозможно, и возможность их допросить; доступ к материалам дела, которые никак не могут переслать в Россию, но, главное, он «смог» раздобыть биллинги.
На мой вопрос следователю Игорю Евгеньевичу, почему РИА ФАН может, а СК Российской Федерации нет, он в очередной раз развел руками: «Мы просим ЦАР оказывать нам помощь, отправляем им поручения — одно за другим. Ничего не помогает, — сокрушался он. — Соглашения о правовом взаимодействии между нашими странами нет, и заставить мы их не можем. Мы просили МИД России оказать содействие, первый заместитель Лаврова Владимир Титов обещал помочь наладить взаимодействие».
Но у Владимира Титова ничего не получилось.
Нужно было Пригожину, чьи компании правят бал в ЦАР, писать, наверное.
Еще следователь Золотов заявил: оказывается, вещи Орхана, Кирилла и Саши — три чемодана — еще с марта этого года хранятся в посольстве РФ в ЦАР. «Однако возможности переправить их в Москву нет».
Дипломатической почтой — невозможно: МИД РФ в этом вопросе помогать отказывается, у СК нет средств; даже Минобороны отказалось помочь, ссылаясь, на то, что их самолеты «туда не летают».
После убийства первый секретарь российского посольства в ЦАР Виктор Токмаков в телефонных разговорах обещал мне сделать все возможное, чтобы помочь в расследовании убийства. Однако — только всплывающие в интернете его фотографии вместе с советником Валерием Захаровым и — никакой помощи.
Минобороны тоже врет. Еще в августе 2018 года Россия и ЦАР подписали межправительственное соглашение о военном сотрудничестве, поставках оружия и российских военных инструкторов в ЦАР. А в апреле 2019 года оно было дополнено соглашением об открытии представительства Минобороны РФ в ЦАР. В рамках этого соглашения прописано и «прямое взаимодействие правоохранительных органов, и сотрудничество в уголовных и иных делах». Какими же тогда самолетами в эту африканскую республику доставляются сотрудники Минобороны и оружие? И где сотрудничество в уголовных делах?
«Я бы, может, и хотел туда съездить и что-нибудь сделать, — с сожалением говорил следователь Игорь Евгеньевич на прощание, — но сам я не могу, а мое начальство меня не отправляет», — и закатил глаза.
Судя по всему, расследование убийства съемочной группы российских журналистов будет длиться бесконечно — при деятельном неучастии всех главных ведомств нашей страны. И это неучастие может свидетельствовать только об одном — убивали не «арабоговорящие бандиты».
Но отвечать российским следственным органам все же придется.
А я «терпилой» быть не собираюсь. Мне потом еще перед сыном отчитываться, кто и почему убил его отца.
