Карта либеральной оппозиции: дорожная, но не публичная
На главной представительской площадке российской либеральной оппозиции за рубежом — англоязычном сайте Free Russia был опубликован любопытный документ под названием (здесь и далее все выдержки из него будут приводиться в русском переводе по общему смыслу) «Конституция и экономика после Путина: дорожная карта для новой России».
«Дорожная карта» представлена Владимиром Миловым, бывшим лидером партии «Демократический Выбор», ныне близким соратником Алексея Навального, профессором Андреем Медушевским (судя по всему, ответственным за его конституционно-правовую часть) и Ильей Заславским, руководителем исследований Фонда «Свободная Россия» (Free Russia).
Учитывая последнее и характер Free Russia как контактной площадки, на которой представители статусной российской либеральной оппозиции вроде Ильи Яшина, Ксении Собчак, Владимира Милова и т. д. общаются с представителями политических кругов Запада, можно предположить, что данная дорожная карта является своего рода презентацией официальных намерений этой оппозиции в отношении будущего России своим западным собеседникам.
Мне не удалось найти текста этой дорожной карты на русском языке — ни на сайте Free Russia, что естественно, так как он англоязычный, ни на других ресурсах российской оппозиции. Более того, ссылки даже на англоязычный доклад нет на странице в Facebook самого Владимира Милова, хотя в те дни, когда доклад был опубликован, она обновлялась свежими материалами, в том числе о презентации этого доклада на зарубежных площадках. Это не помешало мне, как и другим заинтересованным лицам ознакомиться с оригинальным текстом данной дорожной карты, содержание которой позволяет предположить, что ее авторы и не были заинтересованы в его тиражировании среди соотечественников.
Почему и что это за содержание, попробуем разобраться ниже.
Перестройка 2.0. и «новые демократы»
Надо сказать, что многие вопросы, возникающие по ходу ознакомления с этой дорожной картой, которые будут высказаны ниже, во многом проясняются в тех его заключительных положениях, где повествуется о способе ее реализации. А именно о том, как должен будет произойти транзит политической системы в России от нынешней путинской к будущей демократической, что и позволит положениям этого плана быть принятыми.
Авторы справедливо указывают на то, что есть три сценария дальнейшего развития существующей системы в России: 1) продолжение ее стагнации; 2) ее коллапс; 3) ее внутренняя реформация и демократизация. Далее описывается, как может выглядеть третий сценарий, который позволит реализовать положения данной дорожной карты: либо 1) проведение соответствующих реформ нынешним главой государства под давлением кризиса, либо 2) проведение реформ нынешним главой государства с целью последующей передачи власти преемнику, либо 3) проведение этих реформ новым главой государства, получившим на это мандат от существующей элиты (как он придет к власти — с согласия своего предшественника или вопреки его воле, не указывается).
Таким образом, надо понимать, что круги, фронтменами которым выступают авторы дорожной карты, считают, что ее реализация возможна только в рамках третьего варианта, а именно, самодемократизации («перестройки») существующего режима, что, как мы покажем дальше, совершенно логично, учитывая содержание данного плана. При этом, для либеральной оппозиции предусматривается роль группы поддержки реформаторов внутри власти и противовеса тем кругам внутри и вовне ее, которые этим реформам будут противодействовать.
Таким образом, авторы доклада предлагают российской оппозиции сыграть абсолютно ту же роль, которую в условиях Перестройки и ельцинских реформ сыграли т. н. идейные демократы — а именно, группы поддержки «прогрессивного крыла» власти. Надо полагать, что именно это обстоятельство является причиной того, что данная дорожная карта не предана широкой огласке в российских оппозиционных кругах. Как уже отмечалось, она вообще пока не опубликована на русском, и можно предположить, что если это произойдет, такой текст (насколько корректно и полно он будет переведен — тоже вопрос), также не получит широкого распространения, которое получают те материалы и медиа-продукты, что данные круги хотят предать максимальной огласке.
Почему? Потому что, невзирая на всю революционную риторику и стилистику, которая используется данными кругами внутри страны для привлечения в ее ряды радикально настроенных, в частности молодых сторонников, содержание этого программного документа безоговорочно свидетельствует о том, что революционной силой они ни в коем случае не являются. Напротив, речь идет о политической платформе реформистской оппозиции, хорошо отдающей себе отчет в том, что она может быть реализована только в том случае, если она будет принята самой властью или ее частью, и не только не имеющей целью свержение этой власти, но выстраивающей все свои планы по преобразования страны, отталкиваясь от того, что такого свержения не произойдет.
Краткое резюме «дорожной карты» либеральной оппозиции
Дорожная карта для постпутинской России содержит предложения ряда реформ: гуманизации Уголовного Кодекса и пенитенциарной системы, дебюрократизации, сокращения силовых структур, демонополизации, изменений пенсионной и налоговых систем, принципов экономической политики.
Но главная его часть посвящена политическому транзиту — принципам государственного и конституционного устройства после планируемой самодемократизации системы при поддержке либеральной «оппозиции».
Нынешней режим признается в тексте популистско-авторитарным и квазиконституционным. То есть, признается, что Конституция, формально действующая в России с 1993 года, фактически не соблюдается. Что, безусловно, так и есть — на определенном этапе развития путинского режима в стране произошел антиконституционный переворот и к власти пришла хунта, растоптавшая основы конституционного строя, как они указаны в первых двух главах Конституции РФ от 1993 года.
К сожалению, в тексте отсутствует анализ как причин, позволивших данному режиму осуществить этот переворот, так и глубинного характера, происхождения и развития этого режима. Что, впрочем, может быть оправдано форматом документа, ориентированным не на прошлое и социально-историческую аналитику, а на конструктивный образ будущего и конкретные изменения, которые необходимо произвести.
В то же время авторы уделили большое внимание формально-процессуальным причинам, позволившим существующему режиму стать тем, чем он сегодня является. А именно, речь идет о положениях Конституции от 1993 года, которые позволили монополизировать всю власть в руках президента и в итоге установить диктаторский режим.
В целом, из данного документа создается впечатление, что корень всех бед видится его авторами в сверх-концентрации власти в руках президента (не конкретного, а как такового, как института), заложенной в самой Конституции от 1993 года (в итоге де-факто упраздненной). Именно это и предлагается изменить, при этом подчеркивая, что ни Конституцию 1993 года в целом, ни две ее первые главы в ходе перестройки (самодемократизации) режима менять не надо.
Необходимые изменения, по мнению авторов, в Конституцию могут быть внесены самим самодемократизирующимся правительством. В частности, речь идет о:
- переходе от суперпрезидентской республики либо к президентско-парламентской, либо просто к парламентской (указывается, что в этом вопросе внутри оппозиции существует разногласия), но в любом случае с передачей значительной части нынешних президентских полномочий парламенту;
- прямой выборности глав территориальных образований всех уровней, включая субъекты федерации, а также членов Совета Федерации (верхней палаты Федерального Собрания);
- усилении гарантий независимости судебной власти, в том числе, от вмешательств президента.
Кроме того, предлагается переход от однопартийной системы к фактически двухпартийной с разделением нынешней правящей партии на две. Из определения роли либеральной оппозиции, которое приводилось выше, можно сделать вывод, что значительная ее часть должна будет влиться в одну из этих двух партий.
Характер нынешнего режима и безальтернативность радикального сценария
Скажем прямо — описанная выше дорожная карта транзита от режима популистского авторитаризма к новой демократической системе является как нереальной в части ее реализации, так и негодной по отношению к конечным целям, которые должны быть достигнуты при упразднении старой системы и создании новой.
Во-первых, потому что сегодня не видно никаких предпосылок для сценария самодемократизации власти при участии либеральной оппозиции. Правящие Россией круги неоднократно отвергали такую возможность за последние полтора десятилетия, когда она еще была, вместо этого направляя и режим, и всю страну по такому пути развития, при котором их эволюционирование в направлении политической и общественной либерализации будет уже невозможно. Напротив, с 2013 года эволюция режима неуклонно и, судя по всему, необратимо осуществляется в противоположном направлении — квази-фашизации или неосоветизма.
Непростой, гибридный характер нынешнего режима требует использования именно подобных, неклассических определений. Если советский режим предполагал идеологическую однородность и нетерпимость к инакомыслию населения при социальной ответственности государства, то в постсоветской России до прихода и укрепления Путина у власти снятие государством с себя социальной ответственности и формирование олигархического капитализма сопровождались разрушением идеологической однородности и формированием стихийного многообразия и плюрализма зачаточного гражданского общества. Начиная с провозглашения доктрины суверенной демократии и окончательно с 2013 года (что отмечается и в докладе) произошла трансформация режима с олигархическо-постсоветского в неосоветский, в рамках которого сворачивание плюрализма и формирование новой идеологической однородности сочетается с сохранением олигархическо-коррупционной системы, что отличает этот режим как от советского, так и от постсоветского режимов. Кроме того, в отличие от формально господствовавшего в СССР марксизма-ленинизма, основанного на принципах т. н. диалектического и исторического материализма (то есть, рационализма), идеологическая однородность, формируемая новым режимом, имеет ярко выраженные фашистские черты (империализм, национальное мессианство, клерикализм, милитаризм, вождизм и т. д.). В то же время, коррупционно-олигархический режим, при котором правящие круги социально отчуждены от большинства населения и не имеют с ним никакой социальной солидарности, разумеется, не может быть признан фашистским, так как для режимов фашистского типа характерно решение задач индустриальной модернизации, борьба с коррупцией и мафиями, экономическая мобилизация и социальный солидаризм. Поэтому, наиболее адекватно определять характер сложившегося в путинской России режима как неосоветистский или квази-фашистский.
Необратимость эволюции режима только в указанном, квази-фашистском и неосоветистском направлении, с высокой вероятностью следует из того, что, во-первых, внутри него были устранены серьезные противовесы этому курсу, во-вторых, из того, что созданная им пропагандистская и силовая машина разогрета до такой степени и вовлекает в свою деятельность такое число людей, что остановить их изнутри едва ли кто-то захочет и сможет. Ситуация в этом смысле выглядит хуже позднесоветской. Во-первых, сегодня внутри системы не видно своих Яковлевых и Шеварнадзе, которые могли бы пролоббировать новую Перестройку. Во-вторых, то, что есть вместо этого, нельзя сравнить даже с Громыко и Сусловым — последние все же представляли, хоть и догматическое крыло, но партии, руководствующейся рациональной в своей основе доктриной, которой после XX съезда удалось перейти к устойчивому коллегиальному руководству. Если возвращаться к советским аналогиям, то, что есть сейчас — это система, возникшая в результате победы КГБ над КПСС и замены последней в качестве идеологической опоры режима на РПЦ МП (идеал т. н. «сменовеховства»). Кроме того, в отличие от советского, в особенности позднесоветского периода, функции политического террора и решения военных задач в огромной степени делегированы от формализированных государственных структур к множеству неформальных, переплетенных с ними в рамках неинституционализированной (в отличие от Политбюро ЦК КПСС) силовой олигархии.
Все это позволяет считать перспективы новой перестройки и самодемократизации режима, на которые уповают авторы данной дорожной карты, близкими к нулю, и напротив, рассматривать в качестве наиболее реальной дальнейшую стагнацию и деградацию данной системы, а единственно возможного способа ее преодоления — ее коллапс как конечный итог подобной необратимой эволюции.
Во-вторых, вызывает мягко говоря, удивление, желание и готовность фронтменов либеральной оппозиции, ищущих признания на Западе и пытающихся фактически сыграть роль медиатора между ним и правящими кругами РФ с целью продвижения данного плана, повторно выступить в том качестве, в котором в 80-90-е годы уже выступили российские демократы.
Возможно, корень проблемы заключается в том, что, судя по содержанию данного плана, главную причину трансформации ельцинской системы в нынешнюю путинскую они видят в суперпрезидентской системе, модель которой заложена в самой Конституции 1993 года (хотя заключительные реплики г-на Милова позволяют думать, что он лично не склонен так думать). Но разве при желании та же система не могла бы существовать в рамках номинальной парламентской республики с однопартийным большинством и вождем партии и нации? Если авторы доклада сами констатируют квазиконституционный характер существующей власти, то надо признать и то, что правит и принимает свои решения она вообще вне правовых и формальных рамок, а значит, с таким же успехом могла бы делать это при любых других институциональных декорациях.
Равным образом и проблема независимости и реального правового характера судебной системы никак не может быть сведена к минимизации влияния на нее исполнительной ветви власти. Проблема судебной системы в России заключается прежде всего в самом судебном корпусе и юридической корпорации в целом, их правовом сознании, точнее, его полном отсутствии, как и правовой школы и правового мышления в стране в целом. Эта тема, впрочем, требует отдельного, большого разговора, который лучше вести с участием немногочисленных представителей российской юридической (т. н. либертарной) школы права, получившей в постсоветские годы развитие благодаря усилиям академика В.Нерсесянца и профессора В.Четвернина, но вытесненной в путинские годы на периферию российского «юридического» сообщества.
С двумя другими «ветвями власти» ситуация обстоит примерно таким же образом — проблема заключается не столько в их формально-институциональном разграничении (хотя и в нем тоже), сколько в их наполнении и том общественно-политическом пространстве, которое вокруг этого «наполнения», то есть, правящего класса, создается.
Российские демократы уже один раз доверили демократическую трансформацию страны перекрасившимся коммунистам, которые, как оказалось, либо были безыдейными, либо легко пожертвовали своими идеями ради политической конъюнктуры, то есть, в любом случае, были беспринципными людьми, которые создали такой же политический класс. Результаты этой трансформации мы сегодня наблюдаем в полный рост, однако, авторы доклада предлагают нам повторить эту историю по новой. Хочется спросить — сколько еще раз нужно наступить на грабли и набить себе шишек, чтобы понять, что «от осинки не родится апельсинки»? В свете этого абсолютно понятно, почему респектабельная либеральная оппозиция так уходит от темы люстрации представителей правящего класса — в основе ее позиции банальное непонимание того, что необходимость таковой обусловлена не желанием свести личные счеты (хотя революция невозможна хотя бы без символического восстановления справедливости по отношению к тиранам), но потребностью в санации кадрового состава и политической культуры правящего класса, без которой каждый раз им будет воспроизводиться одно и то же.
Ключевой вопрос будущей трансформации
Не менее важный вопрос, который вообще проигнорирован в дорожной карте ее авторами — судьба самой России, не как совокупности институтов, которые в ней предлагается реформировать, а как таковой, как страны, как политической и национальной идентичности, как исторического проекта.
О реформах в ней они рассуждают таким образом, как будто бы ее существование как государства в нынешнем виде не вызывает сомнений не только после попрания ей международно признанных границ в отношении соседних государств под эгидой доктрины «русского мира» (кстати, не факт, что Крым и ЛДНР были последними такими случаями), но и после того, как под эгидой этой доктрины фактически были растоптаны политические автономии и национальные системы образования в большинстве российских республик.
Меж тем, в отношении к легитимности и безусловности характера и границ постсоветской России у очень многих после всех этих событий произошли необратимые изменения. И вернуть все это на прежнее место просто так, как будто бы не было ни всех этих событий, ни того, что их сопровождало, ни того, что им предшествовало и из них вытекало — едва ли реально.
Да и к чему именно возвращать? Авторы то ли наивно, то ли сознательно делают вид, что радикальная трансформация режима в то, что он представляет собой сегодня, началась лишь в 2005 году. Это достаточно распространенный взгляд внутри российской либеральной оппозиции, многие представители которой вообще считают, что проблемы начались только в 2012 — 2013 гг, с приходом Путина на третий срок, законом Димы Яковлева, крымнашем, законами Яровой и т. д.
Меж тем, напомним, что перед тем как начать устанавливать свои порядки по всей России, ее новая власть катком проехалась по Чечне, на которой были отработаны те методы террора, что постепенно начинают разноситься по всей стране, причем, теми, кто прошел через чеченскую и все последующие воины. Но я сейчас даже не о них, а о том, что вождь нынешнего режима пришел к власти благодаря войне, начало которой ознаменовало собой одностороннее расторжение Россией Хасавюртовских соглашений 1996 года, установивших «Принципы определения основ взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой». И если авторы доклада видят связь между характером нынешнего режима и отменой им выборов губернаторов и теми полномочиями, которыми наделена президентская власть Конституцией 1993 года, то неужели они не видят ее в том, что касается поправок в закон о языках народов России, фактического упразднения Федеративного договора и отказа от двухсторонних договоров с республиками вроде Татарстана и, в конце концов, в том, что касается расторжения Хасавюртовских соглашений, с которого все и начиналось? Тем более, что проблема настоящего и будущего Чечни не утратила свою актуальность, хоть и перешла в другое русло.
Российская либеральная оппозиция призывает принять за основу строительства страны ельцинскую конституцию, внеся в нее поправки в той части, которые касаются перераспределения полномочий между разными ветвями власти. Но рамку (framework) какой именно страны она установила? В конституции говорится о «многонациональном народе» как источнике власти и суверене, и везде в ней по отношению к таковым используется только этот термин. Сам Ельцин, однако, ввел в оборот неофициальное понятие «россияне», на базе которого околовластные идеологи уже при нем начали разрабатывать концепцию «российской нации». «Российская нация» или «многонациональный народ», то есть, множество наций (учитывая то, что в Конституции понятия республики и государства используются как синонимы) — между этими доктринами уже есть серьезное противоречие. Особенно оно усиливается, если понимать «российскую нацию», так и не конституционализированную, в качестве синонима «русского мира», доктрина которого де-факто является сегодня господствующей. Самоопределившимся в своих республиках титульных нациям сегодня предлагается стать частью того, что глашатай «русского мира» Н.Поклонская охарактеризовала как «многонациональную русскую нацию», причем, учитывая роль РПЦ в новом режиме, «нации» именно «православной». От какой же доктрины предлагают отталкиваться лидеры либеральной оппозиции? От конституционно-многонациональной? От ельцинской «российской нации»? От доктрины русского национального государства, к которой не раз апеллировали многие ее лидеры?
Все эти вопросы имеют поистине судьбоносный характер, и то, какой будет Россия после Путина и будет ли она вообще, зависит от ответа в первую очередь на них, а не на вопрос о том, как будет распределяться объем властных полномочий между президентом и парламентом (что, конечно, тоже важно). Потому что, надо понимать, что коллапс нынешнего режима в момент его предельной деградации, являющийся единственным реалистическим сценарием его преодоления, вызовет к жизни активность жителей не только столицы и ряда крупных российских городов, но и населения (в частности, титульных наций) российских республик, которое будет бороться за возвращение отнятых как общегражданских, так и национально-политических прав. А учитывая то, что этот коллапс может сопровождаться обрушением существующей крайне деффективной социально-экономической системы, вопрос о самоопределении может встать не только перед нынешними республиками («нерусскими»), но и перед обычными регионами («русскими»), которые могут захотеть как минимум изменить свой статус на республиканский.
То, как себя в этих условиях будет вести московская власть, как и то, какой в итоге будет эта власть, зависит во многом от того, каким у нее будет образ будущего России, ее идентичности. Если она держит в голове только образ единой-неделимой страны, строящейся сверху вниз, то подобно Ельцину в 1994 и Путину в 1999 она, не задумываясь, бросит танки, авиацию и артиллерию на подавление региональных движений за самоопределение. Что в итоге завершится для России тем же, чем завершились первые две чеченские войны, последствия которых для всей страны, похоже, многие так и не осознали. Если же приоритетом для нее будет сохранение взаимовыгодного единого пространства, создающегося снизу вверх, то она пойдет по кропотливому пути договоров с образующими его субъектами одновременно со строительством (с учетом этого) новой федеральной системы.
Кстати, конституционная рамка «многонационального народа» - вполне рабочий вариант для этого, и может быть применена не только к нерусским, но и к русским политическим нациям, возникшим на базе преобразованных в республики краев и областей. Возможно, однако, что русские захотят быть единой политической нацией — в таком случае придется определять и содержание этого понятия, и его соотношение с другими нациями, не просто этносами, а именно политическими нациями, самоопределяющимися в своих республиках в составе РФ.
Ни одна серьезная сила на 1/8 части суши не может также игнорировать очевидной смены демографической структуры ее населения, имеющей прямое отношение к ее идентичности. Существующий режим «утрамбовал» не только либеральные, левые и русско-националистические силы. В большинстве республик Северного Кавказа и в немалой степени в Татарстане и Башкортостане (а также татаро-башкирских анклавах Волго-Урало-Сибирского макрорегиона) реальные институты гражданского общества, самоуправления и сопротивления, попавшие под жесточайший пресс путинского режима — это соответствующие структуры мусульман. Именно они являются второй по численностью, при этом демографически растущей группой, опирающейся в основном на свои исконные территории, представленность которой в российском обществе и политике несопоставима как с представленностью РПЦ, так и с представленностью радикально-светского сегмента. От готовности принять как данность этот факт и признать этот фактор стороной диалога и одним из субъектов строительства нового политического и общественного пространства также в значительной степени будет зависеть сама возможность сохранения РФ в ее (примерно) нынешних границах.
Заграница не поможет
Хотя сегодня можно приветствовать любую попытку разработки дорожной карты депутинизации, приходится признать, что проект, представленный фронтментами российской либеральной оппозиции, не соответствует ни задаче выработки реалистического понимания ее сценария, ни задаче создания образа (проекта) того пространства, которое может возникнуть по ее итогам.
Складывается впечатление, что авторы боятся признаться самим себе в том, что после коллапса нынешнего режима потребуется радикальная перестройка всего политического пространства нынешней РФ и характера ее государственности. Просто потому что, с задачей править ей без подобной перестройки до последнего будет справляться и нынешний режим.
В принципе, желание «продать» такой план западным кругам и убедить их «перепродать» его российской власти, по-человечески понятно. Это был бы самый легкий и безболезненный путь политических перемен в стране. Но, во-первых, были бы это настоящие перемены или всего лишь перемена мест слагаемых, от которых не меняется сумма? Свою позицию на сей счет я уже изложил. А во-вторых, к сожалению, для инициаторов этой «сделки» рискну предположить, что даже, если бы этот план кто-то захотел «купить» на Западе (что неочевидно, учитывая, что в качестве партнера или спарринг-партнера там многих вполне устраивает и нынешний режим), едва ли они смогли бы «продать» его тем, кто в состоянии принимать подобные решения в Кремле.
«Заграница нам поможет» - этот подход, если и может быть оправдан, то в сугубо технических вопросах внешнего воздействия на нынешний режим, в том числе, посредством ограниченного содействия оппозиции. Но никак не в ключевом вопросе — демонтажа путинского режима и создания на его месте новой политической реальности. Этот вопрос должны будут решать политические силы, представляющие живые сообщества, заинтересованные в радикальных переменах на пространстве РФ — те или иные социальные группы, территориальные образования, народы, конфессии, идеологические движения.
Именно они, вступив в процесс политических преобразований, который будет запущен с коллапсом нынешнего режима, должны будут определить формат взаимодействия друг с другом в виде нового общественного договора (федеративного, конституции, конвенций, хартий и т. д.) и уже под него привлекать к сотрудничеству заинтересованные в этом внешние силы. Но никак не наоборот.
