Социолог Денис Соколов о неэффективности нынешних официальных антитеррористических практик
Первые результаты расследования теракта в петербургском метро вроде бы указывают на след ИГИЛ (запрещено в России). Предполагаемый смертник, парень 22 лет, уроженец города Ош в Киргизии, работал и зарегистрирован в Петербурге, ездил в Турцию и оттуда, вероятно, в Сирию, на джихад. Типичная биография, описывающая жизненный путь нескольких тысяч мусульман стран бывшего СССР, но примеряемая к миллионам. Джихадист – это архетип, медийный образ, использование которого сегодня подменяет качественную экспертизу. Усилиями и информационной службы ИГИЛ, и многих публичных спикеров российского телевидения, и мировых медиа понятие «исламский терроризм» формирует общественное мнение и загоняет за красную черту многомиллионную исламскую общину постсоветского пространства.
Умма в изгнании
Когда говорят об отъезде мусульман из России, Средней Азии и Азербайджана, то прежде всего имеют в виду войну в Сирии. Действительно, по разным оценкам, против Башара Асада – в том числе в составе ИГИЛ – воевало около 7000 выходцев только из России, погибло не менее половины и до половины еще воюют.
Но есть еще десятки тысяч абсолютно мирных мусульман, которые эмигрировали из России, опасаясь за свободу и жизнь, и не собирались ни в халифат, ни на войну. «Исламский терроризм» и борьба с ним сломали прежде всего их жизни.
В России и республиках Средней Азии, опираясь на законодательство об экстремизме с нечетким понятийным аппаратом, оставляющим огромное пространство для местной инициативы, мусульман похищают, им подбрасывают оружие и наркотики, им дают огромные сроки тюремного заключения. Будучи гражданами одной страны, мы живем в разных мирах. На Северном Кавказе пытки задержанных давно стали нормой, а преследование людей за инакомыслие практиковалось за 15 лет до принятия закона Яровой. В Средней Азии прошла волна этнических и религиозных чисток от Намангана и Андижана в Узбекистане до Оша в Киргизии. В Западном Казахстане в последние годы многие мусульмане арестованы или эмигрировали.
Большинство эмигрантов никогда не поддерживали ни вооруженное подполье, ни международный терроризм, они просто были вынуждены бежать и не возвращаться. Среди этого многотысячного потока – проповедники, имамы мечетей, лидеры общин, несколько бывших муфтиев целых российских регионов, исламские активисты, журналисты и просветители. Большая часть интеллектуальных и духовных лидеров 50-миллионной исламской уммы бывшего СНГ сегодня находится в изгнании.
Две разные волны джихада
Тех, кто поехал в Сирию воевать, можно разделить на два поколения.
Первое – это члены Имарата Кавказ (запрещен в России), подразделения международной террористической сети «Аль-Каида» (тоже запрещенной). Авторитетами для этой группы были и остаются салафитские шейхи из арабских исламских центров и проповедники с оружием в руках, такие как бывший кадий Северного Кавказа Андзор Астемиров, убитый в Нальчике в 2010 г., или амир Имарата с 2014 г. Алиасхаб Кебеков, погибший в 2015 г. в Дагестане в ходе спецоперации. К 2012 г. Имарат пришел в упадок, но началась гражданская война в Сирии, быстро приобретшая признаки религиозного конфликта. Около 2000 русскоязычных мусульман из России и Европы поехали воевать против Асада.
Этот революционный джихад был расколот объявлением аль-Багдади халифата летом 2014 г. Большинство россиян в Сирии, за исключением отряда знаменитого Умара аль-Шишани (Тархан Батирашвили), отказались давать клятву верности халифу, покинули Сирию или перешли в другие группы, например связанные с «Джебхат-ан-Нусрой» (запрещена в России).
Но к ИГИЛ с этого момента стали массово присоединяться представители следующего, второго городского поколения – дети тех, кто в 1990-х переехал из аулов в города. Только из Тюмени и ХМАО поехали на войну по 100 молодых мусульман, чаще этнических дагестанцев и выходцев из Средней Азии. Источники их исламских знаний – интернет и «гугл-шейхи». Немногочисленные сельские участники этой второй волны, например выходцы из нашумевшего селения Берикей в Южном Дагестане, тоже продукт разложения сельской общины.
На потоке моджахедов в халифат через Турцию построен целый бизнес. Многие из тех, кто зарабатывает на логистике, примерно 50-летние, в 90-х бывшие в криминале, а потом пришедшие в ислам – кто по убеждениям, кто больше из деловых соображений. Бывает, что один и тот же человек был криминальным авторитетом, например, от чеченцев в Сургуте, а теперь с той же этнической «квотой» работает на границе Сирии и Турции. Это неудивительно – добыча средств на войну связана с рэкетом, все бытовые проблемы (от изготовления документов до покупки оружия) решаются через криминальные сети и коррупцию в спецслужбах. Для этих людей вербовка, переправка через границу на территорию халифата и обратный процесс, вызволение разочаровавшихся, женщин и детей, – источник доходов.
Интернациональные бригады постсоветского происхождения в составе войск аль-Багдади помогли окончательно перемешать сирийскую оппозицию с террористами и существенно сократить и даже блокировать международную поддержку противников Асада, режим которого Россия и Иран успешно спасают последние годы. Здесь интересы криминальных бизнесменов, ИГИЛ и сирийского руководства в целом совпали.
Клин клином?
Если честно оценивать количественные успехи разных институтов и групп по предотвращению участия россиян в боевых действиях, то лидерами будут не правоохранительные органы и даже не официальные муфтияты.
Это, во-первых, покинувшие сирийский театр военных действий участники Имарата Кавказ. Они убедили, опираясь на мнения салафитских шейхов, авторитетных для большинства джихадистов, отказаться от идеи присоединиться к самопровозглашенному халифату сотни мусульман из России и с постсоветского пространства. На шейха Имарата Кавказ, находившегося в Турции, разведка ИГИЛ несколько раз пыталась организовать покушения.
Во-вторых, сетевой джамаат «Такфир-вааль-Хиджра» (тоже запрещен в России) – фундаменталисты, выносящие такфир (обвинение в неверии) и имаратовцам, и игиловцам, и вообще всем остальным мусульманам. Они оказались достаточно радикальны, чтобы по принципу медицинского антидота «подобное подобным» переключить молодежь на себя, а насилие при современном состоянии исламской уммы учение такфиристов отрицает. В том числе на этом основании они обвиняют сторонников ИГИЛ в неверии. Общины «Такфир-вааль-Хиджра» в Турции и на Украине наполовину состоят из русских, украинцев, казахов, киргизов, узбеков, таджиков, дагестанцев и чеченцев, либо отказавшихся от участия в войне в Сирии, либо сумевших выбраться оттуда.
В-третьих, большие успехи в долгосрочной профилактике участия мусульман в вооруженном джихаде имеют салафитские шейхи, осуждающие применение насилия и антигосударственные выступления. Их и правоохранительные органы, и джихадисты стараются нейтрализовать в первую очередь. Они на виду, они безоружны, одним они мешают закрывать мечети, другим – вербовать боевиков.
Успехи радикальных мусульман и салафитских ученых, запрещенных или подвергающихся преследованиям российскими и братскими им спецслужбами, в предотвращении насилия дают повод по крайней мере задуматься о том, что черно-белая картина мира, которую нам постоянно навязывают и энтузиасты, и манипуляторы, не выдерживает проверки на практике. Невозможно отрицать террористический характер запрещенного в России Имарата Кавказ, но как противник ИГИЛ он очень эффективен.
Новая эмиграция
Существующие правоохранительные практики ведут к тому, что целые сельские общества, религиозные общины или люди, поехавшие за исламским образованием, теряют возможность безопасно вернуться на родину или находятся под постоянным страхом ареста либо похищения. Так в изгнании оказались общины гимринцев, выпускников исламских университетов в Сирии, Саудовской Аравии или Египте. Отдельная история – члены партии «Хизб-ут-Тахрир» (запрещена в России), джамаатов «Хизмет» (запрещен в России) и «Таблиги» (запрещен в России), а также отдельных салафитских общин вроде общины мечети «Нур Ислам» в Новом Уренгое и описанного уже джамаата «Такфир». Эти религиозные организации признаны экстремистскими, что автоматически криминализовало всех их участников, большинство из которых никогда не помышляли о вооруженной борьбе (по крайней мере их учение ее отрицает).
По оценкам информантов, живущих в Каяшехире – районе Стамбула, где компактно проживают выходцы из СНГ, – только там насчитывается до 10 000 россиян. Граница между вынужденной и добровольной эмиграцией из Российской Федерации и других постсоветских стран стала условной.
Страдают не только мигранты, но и их родственники. Не имеет значения, ваш сын или брат уехал в Турцию или Египет учить арабский и исламское право либо же он поехал воевать в Сирию. Он потенциальный террорист, а вы – удобный заложник. Если вы пересылаете родственникам деньги, то сами можете быть обвинены в финансировании терроризма.
Рынок насилия
А если вы пытаетесь вытащить своего сына, брата или дочь из Сирии, с территории ИГИЛ, то риски возрастают многократно. Недавний арест по обвинению в финансировании терроризма уроженца дагестанского селения Карата московского успешного предпринимателя Шамиля Нурмагомедова – один из таких примеров. Он и вся семья – как они считали и считают – спасали младшего брата, который побывал в Сирии, прошел через тюрьму ИГИЛ и угрозу казни. Такие семьи, публикуя свои истории в СМИ, помогая друг другу, привлекая исламские общины, сделали для предотвращения ухода исламской молодежи в боевики больше, чем многие другие институции.
После взрыва в Петербургском метрополитене многие скажут: «Ну и пусть, лучше перестраховаться». Но эта страховка приводит к тому, что десятки тысяч молодых мужчин и их родственников теряют возможность нормально жить и работать, чувствуют себя несправедливо обиженными и становятся целевой группой для радикальных проповедников. Им сочувствуют миллионы мусульман, которые принимают действия правоохранителей на свой счет.
И это в мире, где с помощью теракта или маленькой войны можно влиять на выборы и кадровую политику центра, на уровень патриотизма и агрессии в обществе, перенаправлять миграционные потоки и бюджеты и даже «оптимизировать» политическую систему. В мире, где любой обладающий военными навыками и некоторыми связями может сделать насилие и террор своим бизнесом. Описанный в самом начале текста медийный образ джихадиста может выступить таким же оружием в руках медийного профессионала, как пояс смертника или бомба в портфеле военного специалиста.
Опасность сложившейся ситуации в том, что и терроризм, и борьба с ним, и криминал слились в единый рынок насилия, который подчиняется рыночным законам, а не Конституции и заговорам спецслужб. И этот рынок, к сожалению, становится основным драйвером нашей внутренней и внешней политики. И война с целой религиозной группой, которая без подробностей описывается термином «исламский терроризм», проводящим линию фронта между гражданами одной страны, может привести к тому, что рынок насилия просто проглотит государство вместе со всей его силовой вертикалью.
Автор – руководитель исследовательского центра RAMCOM
