 |
|
(На фото: Глава Малгобекского района Адам Цечоев)
Городской суд Малгобека (Ингушетия) рассмотрит иск главы администрации Малгобекского района Ингушетии Адама Цечоева к Муслиму Гандалоеву, имаму мечети в поселке Сагопши. Глава требует суд обязать Гандалоева снести мечеть, построенную без его согласия, а стало быть, с нарушением градостроительного законодательства. Имам подает встречный иск к главе — за волокиту в процессе согласования документации.
Эта история с мечетью потонула бы в огромном количестве подобных споров по всей России, если бы не одно обстоятельство: десять дней назад в Ингушетии состоялся огромный митинг в защиту исламских ценностей (по мотивам событий вокруг Charlie Hebdo). Митинг собрал около 20 тысяч человек. Аналогичный митинг, проведенный на следующий день в Чечне, собрал уже около миллиона граждан. Десятки и даже сотни тысяч людей вышли на площадь требовать уважения к их вере. А тут вдруг — сносят мечеть. И не в Париже, а здесь же, в Ингушетии.
Мечеть в ингушском селении Сагопши появилась из-за раздора между ее имамом Муслимом Гандалоевым и официальным духовенством. Еще в конце 90-х Гандалоев уехал учиться в исламский университет в Сирии (что не приветствовалось властями и официальным духовенством). Вернувшись в 2007 году в Россию, он обнаружил, что не может найти понимания со старейшинами и духовенством, для которых нормы «традиционного ислама», привезенного Муслимом из Сирии, оказались чужды. Он им: «Вы не так поднимаете руки во время молитвы, вы совершаете зикр...» А они ему: «Да ты мальчишка, чтобы старикам указывать». Он: «Я учился, у меня диплом теолога». А они: «Да ты ваххабит».
С точки зрения человека светского, такие противоречия (в постсоветские годы во множестве имевшие место не только в Ингушетии, но и в других республиках, не только даже на Кавказе) в общем-то совершенно пустые. Но надо помнить, что часто именно в русле подобных конфликтов люди оказывались убитыми в ходе спецопераций. Новая манера молиться, пришедшая извне и потеснившая исконные традиции, часто приравнивалась к готовности уйти в лес. Официальное духовенство било в набат, привлекая внимание спецслужб к новым верующим (часто еще и по личным причинам, ведь от величины общины зависит и благосостояние имама).
В Сагопшах конфликт дошел до того, что группе молодых верующих, сплотившихся вокруг Гандалоева, отказали в праве посещать общую мечеть. По сути, изгнали из храма. Тогда они собрали средства и построили свою отдельную маленькую мечеть на участке земли, который Муслиму Гандалоеву отписал отец.
Несколько лет само здание мечети никого не волновало — а волновала только публика, которая в ней собиралась. Муслима Гандалоева многократно вызывали в ОРБ, в ФСБ (и в республиканское управление, и даже в Москву, на Лубянку). Многократно в его доме проводились обыски, однако никаких претензий уголовного свойства ему так и не было предъявлено. Напротив, Гандалоев всячески подчеркивал свою открытость — к примеру, установил в своей мечети камеры видеонаблюдения. Выражал готовность предоставлять спецслужбам видео- и аудиозапись собственных проповедей.
В 2008 году, вскоре после назначения, мечеть в Сагопшах посетил глава республики Юнус-Бек Евкуров, сразу зарекомендовавший себя сторонником поиска согласия между «старыми» и «новыми» верующими. Как рассказывает имам Гандалоев, глава отметил, что мечеть слишком маленькая. Велел также поспособствовать ее нормальной регистрации (мечеть не была зарегистрирована, но тогда это никого не трогало). Позже Гандалоеву была назначена небольшая зарплата — как, впрочем, и имамам других независимых мечетей, не входящих в официальную структуру ингушского муфтията. Всего в республике таких шестнадцать, и до недавнего времени их имамы зарплат от республики не получали и жили тем, что собирала для них община. Зарплата была положена лишь официальному духовенству — а теперь всех имамов вроде как уравняли перед властями.
Однако период, когда руководство снисходительно смотрело на «новых» верующих, быстро прошел. Сначала возбудилась районная прокуратура: часть строения, вдруг выяснилось, находится под линией электропередач, что не согласуется с законом. Гандалоев попросту снес эту проблемную часть мечети (коридор). Однако глава района даже после этого раз за разом под разными предлогами отказывался согласовывать документацию на расширение мечети. Хотя все необходимые документы были собраны. Гандалоев склонен связывать упрямство главы с тем, что на него оказывает давление местная ФСБ.
Несмотря на отсутствие согласования, строительство мечети началось и закончилось. (Кого в России этим удивишь.) Сразу после его завершения со стороны районного главы был подан иск о сносе вновь отстроенной мечети.
Со своей стороны Гандалоев подал встречный иск — по поводу того, что глава района волокитил согласование документации.
Однако очевидно, что дело вовсе не в документах. В Ингушетии немало объектов строится с нарушением законодательства — и процессов о сносе что-то не видно.
Сагопшинская общественность пробует привлечь внимание руководителя республики к сложившейся ситуации. Вот прихожане пишут обращение к Юнус-Беку Евкурову: «Нами на средства от пожертвований прихожан мечети начата работа по реконструкции существующей мечети. Все необходимые документы и согласования имеются (копии прилагаются), но Глава района А.С. Цечоев незаконно, злоупотребляя своим служебным положением, отказывается выдавать разрешение на реконструкцию, без какой бы то ни было мотивации. <...> Мы все помним недалекие времена, когда молодых людей забирали в милицию после пятничной молитвы и издевались над ними только потому, они поднимали руки по сунне во время молитвы. Но, слава Аллаху, все это уже позади, и в республике в последнее время наблюдается спокойствие и стабилизация в обществе. Считаем, что основная заслуга в этом принадлежит лично Вам...»
А он им отвечает: «Уважаемые прихожане мечети, все должно делаться согласно законам, в том числе и религии, обращайтесь по этим вопросам в муфтият, я об этом говорил не раз Гандалоеву М.».
Изо всей этой истории со сносом мечети, кроме очевидного вывода о том, что отнюдь не одна только обида за попранную веру гонит на улицу десятки и сотни тысяч кавказских мусульман, вытекает и другое любопытное наблюдение: официальная риторика приятия нетипичных для Кавказа новых практик отправления культа сменилась отчуждением. Еще пару лет назад в общественном дискурсе вполне отчетливо звучала мысль о том, что не суть важно, как человек молится, — лишь бы он других не убивал. Теперь риторика меняется. Вероятно, это связано с тем обстоятельством, что консолидация молодых членов общины вокруг духовных лидеров, не встроенных в вертикаль официального духовенства, с некоторых пор не одобряется спецслужбами, наблюдающими диффузный процесс исламизации Кавказа и России в целом.
