 |
|
То, что на первый взгляд представляется межконфессиональным насилием в ЦАР, является намного более комплексным конфликтом с далеко идущими последствиями.
В Центральноафриканской Республике продолжается жестокий конфликт. Хотя мировые СМИ только недавно начали уделять настоящее внимание его развитию, нынешняя фаза насилия началась еще в январе 2013 года и самым тесным образом переплетается с историей страны.
Конфликт обрел явные очертания тогда, когда мусульманские повстанцы из группировки «Селека» столкнулись с христианскими ополченцами из движения «Анти-балака».
Еще, вроде бы редкие случаи линчевания людей, имевшие место спустя буквально несколько минут после обращения президента в Банги, привлекли к кризису в ЦАР внимание мира, но даже такие определения являются недостаточными.
Четыре человека занимали пост президента ЦАР с марта 2013 года, и даже если страна сделала исторический шаг и назначила в качестве переходного главы государства женщину (а это третий случай в истории современной Африки), праздновать нечего, поскольку бои набирают обороты и сопровождаются большей жестокостью.
Является ли это всего лишь еще одним случаем из категории «сумасшествия африканцев»? Являются ли нищие люди настолько иррациональными, что готовы начать массовое истребление друг друга средь белого дня на основании религиозной принадлежности? Или в этой истории есть еще нечто?
С первой позицией сложно согласиться: история предполагает, что этническое или религиозное насилие редко имеет военное решение, разве что одна из сторон будет полностью уничтожена в буквальном или переносном смысле, например, посредством депортации или раскола государства.
Вторая позиция призывает к более внимательному изучению не столь очевидных факторов, делающих свой вклад в насилие, и если им противодействовать, то это может привести к уменьшению или даже полному исключению их роли.
Три таких фактора в ЦАР достойны большего внимания. Во-первых, ЦАР является частью конфликтной системы, которая охватывает Южный Судан, Судан, северную Уганду, северо-восточный регион Демократической Республики Конго и Чад (не говоря уже о молчаливом вмешательстве таких соседних стран, как Камерун и Руанда).
Моя теория конфликтных систем доказывает, что будучи движимыми, главным образом, экономическими причинами, конфликты и современные войны редко бывают замкнутыми сами в себе.
Вместо этого они формируют часть экономической и социальной сети, которая связывает отдельные точки насилия в рамках региона, где один игрок в одной точке может прибегнуть к эскалации конфликта в другой точке с целью получения выгоды, отвлечения внимания от внутренних проблем или в целях поддержки исторических союзников в обмен на поддержку против внутренних оппонентов.
Конфликтные системы соотносятся с доколониальными социальными сетями и постколониальными экономическими системами. В ЦАР, хотя географически нынешняя война проходит в отдельных независимых политических образованиях, она также является частью более широкой системы насилия, которая связывает ее с длящимися или недавно завершенными конфликтами в регионе.
Историческая эксплуатация посредством работорговли, подобные паттерны колонизации и неоколониальных экономических нажимов, которые объединяют горнодобывающий пояс в Сахеле, связывают ЦАР в большей степени с ДР Конго, чем с Суданом или Чадом.
Это порождает некоторые более важные вопросы. Во-первых, где LRA? В 2008 году Господня Армия Сопротивления перебазировалась из северной Уганды в северо-западный регион ДР Конго, через Южный Судан и ЦАР. Во время печально известной рождественской резни ее боевики убили, изнасиловали и покалечили сотни гражданских лиц, а затем зловещим образом рассеялись по региону.
Хотя чинимое ими насилие в ЦАР охватывало преимущественно юго-восток страны, следует помнить, что известны только лидеры LRA, а помимо этого никто не знает о том, кто входит в эту группировку, а кто нет.
Куда делить все боевики? Метод действия группировки заключается в том, чтобы воспитать жажду насилия в детях, похищенных из региона, а потом перенести ее на гражданских лиц в отдаленных местностях.
Может ли это неконтролируемое движения в ЦАР управляться извне как часть систематического насилия, свидетелями которого мы являемся?
В связи с этим следует отметить влияние соседних стран, в частности Чада, на вооруженные группировки в регионе. Чтобы предотвратить внутренние восстания, политические лидеры в Судане, Чаде и ЦАР обеспечивали тактическую и военную поддержку различным группировкам по периметру своих границ. Это частично обусловило кризис в Дарфуре и сказалось даже на Мали.
Если оставить в стороне простое разделение на мусульман и христиан, не совпадает ли линия раздела между «Селекой» и «Анти-балака» с разделом на повстанческие группировки, которые финансировались в целях дестабилизации президентской власти в ЦАР или в соседних странах?
А как насчет влияния бывших лидеров, которых сместили, но которые все еще имеют виды на президентство?
В-третьих, мы должны проверить, нет ли экономических интересов у лидеров и других участников событий, прежде чем описывать насилие как полностью иррациональное. Ведьо насилие сегодня используется для получения или удержания контроля над государственными механизмами, но речь идет не просто об обогащении, а об относительной безопасности и выходе из борьбы, которые быстро обеспечивают богатство, особенно в одном из самых проблемных регионов мира.
Различие между тем, кто у власти, и тем, кто ее лишен, часто является различием между жизнью и смертью. Это означает, что есть значительные стимулы для того, чтобы государственные ресурсы были зарезервированы для узкого круга лиц и для исключения всех остальных любыми методами.
С этим связаны стимулы делать так, чтобы в регионе поддерживалось насилие на определенном уровне, дабы международное сообщество не могло получать достоверные сведения о положении дел в государстве.
Невежество общественности относительно экономической значимости ЦАР (и других стран зоны Сахеля) не посягает на саму экономическую и стратегическую значимость. Да, ЦАР не имеет выхода к морю, но здесь есть значительные запасы урана, ключевого сырья для ядерных реакторов.
По состоянию на 2010 год, 90% запасов в Бакуме были собственностью Uramin, частной компании, 100% акций которой находятся в руках французского ядерного гиганта Areva. Значение этого обстоятельства во много раз увеличивается благодаря тому факту, что 75% энергии во Франции - из ядерных источников, а это подразумевает большой финансовый интерес Франции и компании Areva относительно того, что происходит в ЦАР.
Возможно, это объясняет присутствие французского контингента из 1600 солдат в одной из беднейших стран Африки и их вмешательство в конфликт, который характеризовался как спорадическое, если не интенсивное и гротескное, усугубление насилия.
Речь не о том, что бои в ЦАР являются несерьезными или не жестокими, а о том, что в мире есть Сомали, Сирия, Афганистан и даже ДР Конго, где люди гибнут тысячами каждый год, и столь быстрая реакция европейской нации заставляет задаться непростыми вопросами относительно того, кого или что Франция здесь защищает.
Мирное и долгосрочное решение будет возможным только в том случае, если мы поймем, насколько это возможно, местные страхи и восприятие, и будем работать над ними.
Места, которые могут обходить вниманием выпуски новостей, наполнены экономическими, социальными и историческими духами, которые у нас никогда не хватало терпения понять, и то, что может показаться иррациональным или ненужным с внешней точки зрения, иногда может быть объяснено посредством отступления назад и изучения всех факторов, а не только тех, которые лежат на поверхности.
Для людей, которые живут с ними, эти духи могут оказывать значительное влияние на процесс принятия решений, подобно анализу цены и выгоды западного Homo Economicus, и если Homo Economicus не желает их видеть, это не означает, что они не существуют в действительности.
