Эрдоган VS Гюлен или что происходит в Турции

Политический кризис, поразивший Турцию в конце декабря 2013 г., по своим последствиям может быть куда более опасен для правящей «Партии Справедливости и Развития» (ПСР), чем летние волнения вокруг парка Гези, поскольку здесь речь идет о сложном внутреннем коллапсе, с которым ПСР прежде не сталкивалась.

Более того, с определенной долей осторожности можно утверждать о наличии конфликта между влиятельными силами, считавшимися прежде союзниками и выступавшими одним фронтом. Примечательно, что все эти события происходит за несколько месяцев до выборов в муниципальные органы власти, вслед за которыми грядут и президентские выборы.

«Большая взятка» или «большая игра»?

Детонатором кризиса стала операция «Большая взятка», в результате которой выявились факты коррупции в высших эшелонах власти. Прямо или косвенно коррупционный скандал затронул нескольких министров и спровоцировал серьезные перестановки в правительстве страны, пошатнув доверие к ПСР и ее лидеру в турецком обществе. И следует признать, что на то были достаточно веские основания.

Дело в том, что антикоррупционая риторика традиционно занимала особое место в речах премьер-министра турецкой республики, лидера ПСР Реджепа Эрдогана, обещавшего посадить в тюрьму даже собственного отца, если он будет уличен в коррупции. Однако его первая реакция на скандал оказалась немного другой. Вместо наказания виновных, Эрдоган заявил о происках внешних сил (США и Израиля) и «пятой колонны», которые пытаются внести смуту (фитну) в жизнь государства. Также премьер упомянул о попытке «заговора против власти», инструментом которого стали действия правоохранительных и судебных органов, в чьих рядах и засели заговорщики.

Если подойти к этой проблеме объективно, то следует признать, что даже если операция была кем-то инспирирована, тем не менее, часть фактов коррупции оказалась реальной. Поэтому любые попытки оправдать проворовавшихся чиновников стали выглядеть перед лицом общественности как стремление скрыть истину.

Что же касается непосредственно «пятой колонны», то по этому поводу никаких имен никто не озвучивал, были лишь намеки на некие «силы», создавшие в Турции «параллельное государство». Тем не менее, многим стало ясно, что эти намеки указывают на движение «Хизмет», главой которого является проживающий в США влиятельный турецкий проповедник и богослов Фетхуллах Гюлен.

По иронии судьбы в прошлом Эрдоган и Гюлен выступали единым фронтом против своих общих политических противников – «кемалистов».

Однако в дальнейшем настал момент, когда бывшие соратники стали противниками, если не сказать, врагами.

Эрдоган и его харизма

«Партия Справедливости и Развития» считается наследницей происламской «Партии благоденствия», хотя представители ПСР открыто об этом никогда не заявляли. В том числе, по этой причине успехи, которые демонстрировала партия на протяжении последних десяти лет, вдохновляли многих мусульман по всему миру. Теперь же в связи с коррупционными скандалами вокруг ПСР невольно возникает вопрос, который, возможно, кому-то покажется странным (риторическим?) – что же такое «происламская политика» в современной мировой политической системе? Можно ли отнести Эрдогана и ПСР к данной сфере? Как вообще правильно идентифицировать эту политическую силу?

Подобного рода вопросы звучат отнюдь не случайно. Задается ими и каждый, кто наблюдал за восхождением ПСР на политический олимп светского государства, используя при этом западные демократические методы. Несмотря на это, о происламском «бэкграунде» лидера партии Р. Эрдогана свидетельствовала его риторика и образ соблюдающего религиозные предписания мусульманина. Поэтому, в принципе, правы те, кто говорит, что Эрдоган смог стать примером современного государственного деятеля, который опираясь на исламскую этику, одновременно является эффективным управленцем и харизматичным лидером.

В период правления ПСР внешнеполитический курс Турции приобрел новые черты «стратегической глубины».

Анкара повернулась к мусульманскому миру, сделав серьезную заявку на региональное лидерство (правда, впоследствии многие отмечали, что «заявка на лидерство» постепенно стала превращаться в «заявку на господство»).

Безусловно, образ Эрдогана и той Турции, которую он олицетворял в последние десять лет, импонировал большому количеству сторонников «исламского вектора развития», которые видели в Эрдогане современного мусульманского политика.

В то же время, справедливости ради, следует отметить, что политическую систему Турции нельзя назвать исламской – она построена по западной демократической модели и зиждется на рыночном либерализме. Тем не менее, защитники Эрдогана указывают на те сложившиеся обстоятельства, которые вынуждают идти по такому пути, и в этом они частично правы. Дело в том, что осторожная и продуктивная деятельность турецкой ПСР позволила партии избежать те «хронические недуги», которые свойственны многим сторонникам т.н. «политического ислама», отличающихся наличием горячей решимости, но отсутствием стратегической дальновидности. Придя к власти, Эрдоган и его окружение прекрасно понимали, в какой среде они работают, поэтому с их стороны не раздавалось громких призывов изменить секулярный характер государства или развенчать культ Ататюрка. Основная деятельность ПСР во внутренней политике была направлена на консолидирование широких масс вокруг своей программы. Этому значительно способствовали и успехи в экономической сфере: Турция сумела победить многолетнюю гиперинфляцию, а в 2007 г. такое авторитетной издание как The Economist назвал правление ПСР самым успешным за последние 50 лет. Все это закрепили победу ПСР и дало ей серьезный карт-бланш на годы вперед.

Турецкий успех ПСР оказал влияние на мусульманские умы и имидж т.н. «политического ислама» и в глазах остального мира, ибо прежде данное направление было представлено на мировой политической арене в весьма неприглядном свете. Неудачи сторонников происламского дискурса в 70-90 гг. прошлого столетия маргинализировали значительные группы и полуподпольные НКО, имевших мало шансов на успех в силу отсутствия прагматичных программных установок и зачастую дискредитированных радикальными методами борьбы. Там же, где мусульманские политические силы приходили к власти демократическим путем, они либо оказывались неспособны обеспечить обещанные перемены, либо им просто не давали этого сделать (как, например, это было в Алжире в 1991 г.).

Качественным отличием турецкой ПСР в этом отношении стало то, что партии удалось не только избежать военного переворота, но и существенно ограничить влияние военных кругов на политические процессы в стране.

^{Суд над турецкими генералами, участвовавшими в военном перевороте 1980 г. / Today’s Zaman}

Организованный ПСР «мягкий переворот» происходил постепенно, поэтапно, без болезненных рывков и всех тех насильственных действий по отношению к прошлому, которые часто сопровождают смену политической парадигмы. В итоге, за годы правления партии Турция сделала мощный шаг в своем развитии, став одной из самых развитых стран мусульманского мира.

Однако, в какой-то период турецкое «чудо» стало меркнуть. Тактические проигрыши во внешней политике, приведшие к фактическому сворачиванию стратегии «Ноль проблем с соседями»; закручивание гаек внутри партии и разногласия среди однопартийцев – свидетельствовали о глубинном кризисе в недрах ПСР. Все это сопровождалось растущим недовольством политикой ПСР преимущественно городского населения крупных мегаполисов, вылившимся в массовые протестные акции и ставшим тревожным сигналом, свидетельствующем о наличии принципиальных проблем и нарушенном балансе в обществе.

Последние противоречия (теперь уже между бывшими союзниками) в еще большей степени показали, что далеко не все так прекрасно в «турецком султанате». И здесь вскрывшийся конфликт между бывшими сторонниками Эрдоганом и Гюленом носит отнюдь не межличностный характер, а, скорее, отражает те трения, которые обозначились за последнее время в политическом истеблишменте Турции.

Гюлен и движение «Хизмет»

Пожалуй, трудно представить человека в современной турецкой общественной жизни, по поводу которого было бы столь много противоречивых сведений, как Фетхуллах Гюлен.

В российских СМИ он представлен то «радикальным исламистом», ратующим за введение шариата в Турции, то «либеральным богословом-экуменистом», сторонником возвращения к авраамитическим корням. В некоторых российских СМИ его называют последователем Саида Нурси и даже наставником Эрдогана. А некоторые эксперты всерьез обсуждали версию о том, что Гюлен и вовсе является… «шаббатистом».

Также и попытки представить «гюленистов» (в турецкой традиции: «фетхуллахчилар») как некую неправительственную организацию, преследующую свои политические цели не совсем верны. Подобной организации, в привычном понимании этого термина, с иерархической структурой и прочими атрибутами не существует. «Гюленисты» – это, скорее, люди, объединенные на интеллектуальном и духовном уровне – приверженностью идеям Гюлена как мусульманского богослова и общественного деятеля. При этом последователей идей Гюлена можно найти среди представителей разных сословий и социальных групп – они работают, как в частных, так и государственных структурах, министерствах, полиции и др. Среди них немало представителей крупного бизнеса и СМИ. Все это доказывает, что попытка представить «гюленистов» как группу коварных сектантов-заговорщиков в недрах политической системы Турции является явным преувеличением и элементом информационной войны.

Тем не менее, несмотря на то, что гюленовский джамаат и не представляет собой официальной структуры, нельзя забывать, что Турция, как любое ближневосточное государство, пронизана различными религиозными общинами (джамаатами и т.д.). Члены подобных организаций, объединенные по определенным идеологическим принципам, как правило, настолько подчинены взглядам своих духовных лидеров, что зачастую предпочтения руководителей обретают среди их последователей едва ли не «сакральный, священный» смысл. Основной плюс такого рода структур в их устойчивости и централизованности, и если во главе каких-либо организаций стоит искренний и праведный лидер, то его пример распространяется на всех последователей. Минусом же является то, что такая централизованность может стать уязвимой целью для «третьих сил», способных поставить во главе свою креатуру либо завлечь его на свою сторону. Тогда вся община целиком может стать инструментом в чужих руках.

Что касается непосредственно Гюлена, то он как популярный в Турции богослов и идеолог стремился избегать политики. Однако, если все же говорить о политических предпочтениях «гюленистов», то они ближе к демократическим и либеральным ценностям, если понимать их в положительном, а не извращенном современной действительностью контексте. Одной из отличительных черт такого подхода является всесторонний диалог с самыми различными кругами, цель которого заключается в достижении компромиссов как в политике, так и в других сферах общественной жизни. Также члены движения Ф. Гюлена традиционно занимаются гуманитарными и образовательными проектами. Так, например, тысячи современных образовательных учреждений в Турции и за ее пределами – результат деятельности этого движения. Во многих странах мира, особенно развивающихся, гюленовские школы являются образцовыми по качеству образования, тесня традиционно сильные американские, английские и французские колледжи. В этой связи следует помнить, что операции «Большая взятка» предшествовали попытки властей закрыть систему турецких «дерсане» – курсов по подготовке абитуриентов для поступления в вузы, являвшихся «детищем образовательной империи Гюлена». И надо сказать, что в Турции разгорелись нешуточные споры вокруг этого процесса, приведших даже к уходу из парламентской фракции ПСР нескольких депутатов.

Корни разногласий

Существует мнение, что отношения между Эрдоганом и Гюленом стали портиться несколько лет назад, после того, как Турция отправила к берегам Газы «Флотилию Свободы» с гуманитарной помощью палестинцам. Гюлен критиковал Эрдогана за чрезмерно резкие поступки во внешней политике и ухудшение отношений с Израилем и США. Однако, как представляется, конфликт между «двумя крыльями» правившего в Турции политического режима, имеет более глубокие и, вероятно, давние корни. Иначе сложно объяснить тот факт, что после реального укрепления партии власти на всех основных направлениях, после фактически разгрома «пятой колонны» из числа «кемалистов» среди военных, Гюлен отверг официальное приглашение Эрдогана вернуться в Турцию, озвучив в качестве отказа какие-то несущественные причины.

Многие критики Гюлена считают, что сам факт его нахождения в Соединенных Штатах, где он получил убежище, объясняется тесными связями с американскими спецслужбами, однако реальных доказательств на этот счет озвучено не было. В то же время следует признать, что миротворческие инициативы Гюлена, его призывы к диалогу религий и цивилизаций, безусловно, импонируют западным либералам, предпочитающим видеть ислам именно в таком ракурсе.

Среди турецких сторонников исламского пути развития также существуют разные мнения относительно взаимоотношений с Западом, однако большинство все же склоняется в сторону сотрудничества. Ведь, что бы там ни было, Турция занимает свое место в мировой экономической системе, и ее успешное развитие все-таки до сих пор во многом зависит от Запада, ссора с которым может грозить большими потерями. И это прекрасно понимают представители политической элиты и крупного бизнеса.

В то же время далеко не всем нравятся «встревания» Запада во внутренние дела турецкой республики. И здесь весьма показательным стало косвенное вмешательство в «коррупционный» конфликт посла США в Турции Ф. Рикардоне, заявившего о том, что «Турцию просили прекратить все финансовые операции государственного Halkbank с Ираном, но Анкара, — по словам американского посла, не прислушалась, и теперь мир наблюдает закат турецкой империи». В ответ на это Эрдоган сделал внушительное предупреждение о том, что «послы, занимающиеся провокациями, вполне могут оказаться высланными». В связи с этим нельзя пройти мимо того факта, что одним из арестованных по антикоррупционному делу был и главный управляющий упомянутого Halkbank, а одним из пунктов обвинения стало «ведение финансовых операций с находящимися под международными санкциями иранскими компаниями».

Таким образом, исходя из всего сказанного, следует признать неверной интерпретацию внутриполитического кризиса в Турции с точки зрения личностного конфликта Эрдогана и Гюлена, поскольку Гюлен все же выражает позицию определенной части турецкой политической и бизнес-элиты, в т.ч. недовольной происходящими за последние десять лет в Турции процессами. Успехи Турции в период до 2010 г. вскружили голову некоторым лидерам ПСР, решившим, что достаточно сделать еще лишь несколько шагов, чтобы вернуть стране славу османских султанов и обрести подлинное региональное лидерство… Теперь же череда внешнеполитических провалов (особенно в сирийском вопросе) заставили наиболее осторожных представителей истеблишмента усомниться в адекватности подобных притязаний – не приведут ли такие действия к краху?