 |
|
Волну непонимания, а иногда и открытого негодования вызвал запрет русского перевода Священного Корана, выполненный Эльмиром Кулиевым в городе Новороссийске. Портал «Мусульмане России» попросил прокомментировать решение суда авторитетных в научном сообществе исламоведов и арабистов.
Мы предложили ученым ответить на 3 вопроса: 1.Правильно ли ставить в вину религиозным произведениям то, что собственное учение в них превозносится и оценивается в качестве единственно верного по отношению к другим религиозным традициям. 2. Существует несколько переводов Корана на русский язык. Такое разнообразие – это благо или нет? Нужно ли полностью отказаться от использования перевода Кулиева и отказаться от судебной его защиты под предлогом того, что несколько других все равно доступны? 3 Что можно сказать о качестве экспертизы религиозной литературы, которая в течение нескольких последних лет была запрещена провинциальными российскими судами?
Ефим Резван
Заместитель директора Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН, доктор исторических наук
Необходимо подчеркнуть, что речь здесь идет не о толковании Корана, а о его переводе. Можно спорить о том, насколько точен перевод Кулиева, но самое простое сравнение текста его перевода ряда указанных в справке айатов, с текстами других переводов на русский и другие языки укажет лишь на то, что основное содержание, к которому, собственно, и высказаны претензии, передано им верно. Таким образом, неприемлемым для жителей РФ признан целый ряд коранических айатов, содержание которых комментируется автором справки вне любой связи с историческим контекстом возникновения памятника. При таком подходе, аналогичные по характеру претензии могут быть легко предъявлены практически любому памятнику мировой религиозной культуры, созданному в древности и раннем средневековье.
Принятие решений такого рода «Именем Российской Федерации», к глубокому сожалению, свидетельствует не только о глубоком невежестве, но и об абсолютной политической близорукости. Рассматриваемое решение прямо противоречит закону о защите прав верующих и, по моему мнению, нуждается в немедленной отмене.
Фарид Асадуллин
Заместитель председателя ДУМЕР, ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН
Священный Коран ниспослан нам на арабском языке. Каждый мусульманин независимо от того неофит ли он или этнический мусульманин, должен стремиться к постижению священных текстов в подлиннике. Это и есть прямой путь, хотя он и более долгий через постижение арабского языка. Как арабист я считаю, что этот путь оптимален.
Что касается наличия в переводе Эльмира Кулиева «преимущества последователей ислама» перед представителями иных религий, то считаю, что ответ полностью дан в письме муфтия шейха Равиля-хазрата Гайнутдина.
Сейчас мы имеем немало вдумчивых переводов смыслов Священного Корана. Это и перевод Крачковского, Османова, Пороховой, того же Кулиева. В настоящее время над переводами работает Ильдар-хазрат Аляутдинов, Дмитрий Владимирович Фролов. Каждый перевод по-своему хорош.
Надо понимать, что Коран - это чудо («аль-мугъджиза» в коранической традиции), которое объять человеческим разумом невозможно. Если же говорить о возможности единого, канонического перевода - это может быть только совместный коллективный труд многих авторов. Однако я возвращаюсь к тому, с чего начал - лучший текст и был и будет - это подлинник на арабском.
В последнее время немало религиозной мусульманской литературы было запрещено. Качество проведенной «экспертизы» не выдерживает никакой критики. Такое впечатление, что все эксперты работали по определенному четкому заказу - найти «крамолу» в текстах этих книг и, естественно, они ее находили. Это было вменено «экспертам» в обязанность. Ведь сейчас ислам стал главным ньюсмейкером негативного потока информации. Мусульманам необходимо аргументированно доказывать свою правоту, доказывать, что классические религиозные произведения не несут в себе зла и экстремистских идей.
Леонид Сюкияйнен
Профессор Высшей школы экономики, доктор юридических наук
Каждая вера исходит из того, что ее убеждения являются правильными и истинными. Но перевод не является религиозным источником или богослужебной литературой. Перевод Корана теоретически может быть запрещен судом, если в нем, особенно в части комментариев, содержатся экстремистские высказывания или призывы.
Мое мнение – перевод Корана Эльмира Кулиева не является экстремистским и текстуально один из самых удачных современных переводов, однако я своим студентам для научной работы рекомендую другой перевод.
И тем не менее, апеллировать к суду можно только правовой аргументацией, а не эмоциями. Для того, чтобы оспорить решение суда, надо знать, на чем основывается его решение. В данном случае я вижу два основных правовых довода. Во-первых, решение о признании книги экстремистской с последующим занесением в Федеральный список экстремистских материалов может быть принято судом только на основании экспертизы, подготовленной экспертами, а в данном случае у суда таковой не было, была лишь справка, подготовленная судебными криминалистами. Во-вторых, к процессу не был привлечен издатель как заинтересованная сторона. Именно к нарушениям процедурного порядка и нужно апеллировать, оспаривая решение суда.
Разговор о том, что кроме перевода Кулиева существуют и другие и поэтому оспаривать судебное решение нет необходимости – вне правовой дискуссии. Если есть заинтересованная сторона, она может защищать свои права.
Ситуация с запретами религиозной литературы может возникать. Я сам неоднократно готовил экспертные заключения. Проблема в том, что у нас нет четких критериев проверки литературы на экстремизм и единообразия судебной практики. Положения 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» могут трактоваться очень широко и это тоже рождает разногласия в практике его применения.
Саид Кямилев
Директор Института исламской цивилизации (Москва)
По поводу того, что произошло в Новороссийске, скажу кратко. Суды низших инстанций, городские суды, районные не должны решать подобные вопросы по обращению того или иного недовольного гражданина. Эти суды, порой, находятся в городах, где нет даже приличных библиотек, а не то, что квалифицированных экспертов, которые способны дать верную оценку. Должен быть закон, который подобные вопросы отдаст под юрисдикцию судов уровнем не ниже областных или даже еще более высокой инстанции. Чтобы была возможность проведения настоящей квалифицированной экспертизы, чтобы принимались грамотные цивилизованные решения.
Ренат Беккин
Заведующий кафедрой регионоведения и исламоведения Казанского федерального университета, профессор
Конечно, священная книга мусульман, приверженцев одной из четырех традиционных религий России, не может быть признана в качестве запрещенной, сама постановка вопроса неправомерна. Если речь идет о переводе смыслов Корана, то теоретически признать перевод экстремистским возможно. Переводчик – это интерпретатор и он в переводной материал может поместить какие-то свои идеи. Но в данном конкретном случае оценка перевода Кулиева и решение суда вызывают массу вопросов. Этот перевод давно издан, что называется, апробирован, с течением времени доработан и дополнен. Его читало множество людей, как мусульман, так и не мусульман и нареканий эта работа не вызывала.
То, что переводов Корана на русский язык много – это очень хороший признак. Каждый перевод – это новый подход, новое видение. И у каждого перевода есть свой читатель. Допустим для тех, кто хотел бы составить общее представление об исламе и его священном писании – это один перевод, для научной работы – другой, для тех, кто стремится насладиться художественными достоинствами текста – третий. И очень редкий перевод способен совместить все три подхода, как правило, приоритет отдается чему-либо одному.
В научной среде перевод Игнатия Крачковского остается фундаментальным. По мнению специалистов, перевод Кулиева является продолжением работы Крачковского и основывается на традициях советского востоковедения. Про него говорят, что это перевод, который сделал бы Крачковский, если бы был нашим современником и мусульманином по вероисповеданию.
Что касается экспертов, на мой взгляд, проблема в том, что не существует прозрачных и объективных требований, предъявляемых к тем, кто имеет право экспертировать религиозную литературу. Поэтому здесь много случайных людей, формализма. Есть и те, кто вообще исповедует определенную идеологию, таких, я считаю, к экспертизе нельзя подпускать.
Игорь Алексеев
Руководитель научных программ Фонда поддержки научных и культурных программ имени Ш.Марджани, доцент РГГУ и ВШЭ
Как только 6-7 лет назад начались эти судебные решения, запрещающие религиозную литературу, все религиоведы в один голос говорили о том, что невозможно обвинять религиозные источники в постулировании собственного превосходства над другими учениями. Религиозное мировоззрение так устроено: своя вера истинна, а остальные ложные. Но на этом основании делать выводы уголовного характера нельзя.
Сегодня оппоненты говорят о том, что Коран, в отличие от священных писаний других религий, призывает к конкретным (насильственным) действиям по отношению к представителям других религий. Действительно, некоторые места в Коране можно интерпретировать таким образом. Но религиозная память не существует в отрыве от духовно-исторического контекста, нет перевода без интерпретации, по-другому говоря, нет Корана без тафсира (толкования смыслов). Поэтому в плоскости религиоведческой дискуссии вопросов о запрете священных писаний и классических письменных памятников быть не может. Исторические памятники не могут быть предметом судебного разбирательства. Но мнение религиоведов при проведении экспертиз никто не учитывает.
Переводов Корана на русский язык, на самом деле, не так много и то, что мы имеем, не отражает спектра вариаций в понимании Корана. У нас ощущается нехватка переводов и работ по коранистике.
С научной точки зрения много переводов – это хорошо. В классической исламской литературе тафсиров – сотни. И с академической, и с религиозной точек зрения нужно стимулировать появление новых переводов и тафсиров. Сегодня интерпретация приобретает решающее значение.
То, что под запрет попал перевод Кулиева, причем не все издания, а только одно конкретное, есть свидетельство тому, что эта цензура по признанию книг экстремистскими устроена абсурдным образом. Надо обсуждать проблему цензуры и на основе широкой общественной инициативы оспаривать эту процедуру и те законы, на которых она основывается. Заинтересованными сторонами должно быть четко заявлено, что письменные памятники религиозных культур угрозу обществу не несут.
Гумер Исаев
Руководитель Санкт-Петербургского Центра изучения современного Ближнего Востока
Безусловно, во многих исторических, литературных текстах могут присутствовать либо насилие, либо пресловутое «превосходство одних социальных групп над другими». С таким «энтузиазмом» борцы с экстремизмом приведут нас к запрету даже детских сказок - где волк или соловей-разбойник будут представлены экстремистами. Запрещать священные для верующих книги не только глупо, но и преступно - те, кто действует таким образом, является экстремистом и разжигателем розни.
Что касается создания единого «канонического» текста Корана на русском языке, то с точки зрения ислама это невозможно. Ведь Священный Коран был ниспослан Всевышним на арабском языке. Все остальное перевод смыслов. Это не значит, что переводы смыслов Корана не значимы для верующих.
Что касается проведенной экспертизы, то полного текста этой экспертизы не было представлено, его никто не видел. При этом абсолютно ясно, что местные региональные лингвисты и психологи не в состоянии дать верную оценку средневековому религиозному тексту. И вообще непонятно, почему этим занимаются психологи или лингвисты. Почему не привлекаются профессиональные исламоведы? Где все те «советы-при-президентах» и организации, созданные для того, чтобы таких ситуаций как с переводом Кулиева не возникало? У нас же часто почему-то профессионалов-исламоведов при проведении экспертиз заменяют на профанов. И возникает вопрос о правомочности таких экспертиз и полномочиях экспертов. Стараниями таких "экспертов" и их пособников в нашей стране все переворачивается с ног на голову - настоящие экстремисты и ксенофобы чувствуют себя вольготно, а в экстремизме обвиняют законопослушных граждан и книги, которые в себе ничего экстремистского не несут. Увы, в контексте последних событий нельзя отрицать того факта что назревает тяжелый кризис во взаимоотношениях между государством и религией, государством и исламом.
Азат Ахунов
Доцент кафедры регионоведения и исламоведения Казанского федерального университета
Попытка «вырезать» из Корана аяты, которые показались цензорам «экстремистскими» уже предпринималась в XIX веке печально известным цензором Смирновым. Тогда это касалось текста Корана на арабском языке. Это попытка не удалась, так как против нее сплоченно выступила вся мусульманская умма России.
Тексты, которые некомпетентным необразованным людям могут показаться «экстремистскими» есть и в религиозных книгах иных религий. Все это связано с объективной реальностью того времени, когда они были ниспосланы или созданы. В том числе и аяты из Корана нельзя рассматривать в отрыве от контекста событий того времени, их нельзя трактовать с позиций современности.
Люди, проводившие экспертизу переводов смыслов Корана Эльмира Кулиева, показали себя безграмотными, некомпетентными в этой области. Не думаю, что они сделали это сознательно. Суд принял решение, опираясь на ту экспертизу, которая была проведена. Это очень неприятная тенденция, что любой суд в дальнем уголке нашей страны может принять решение запретить и это решение распространится по всей стране.
Что касается создания и возможности появления единого канонического перевода смыслов Корана, то это непростой вопрос. В научном мире неофициально такой перевод есть. Это перевод Крачковского, может быть Османова.
Переводить Коран начинали еще во времена Пушкина и этот процесс не остановить. Если же появится один «канонический» перевод, это неизменно будет вызывать споры между мусульманами и востоковедами. Таких «образцовых» переводов в идеале может быть три. Однако всегда будут появляться новые переводы. Их будут делать и мусульманские ученые, и новые поколения востоковедов, которые сегодня еще сидят за школьной партой.
