Известная сирийская правозащитница и адвокат Разан Зейтуне живет и работает на своей охваченной войной родине. 36-летняя активистка, которую режим Асада называет иностранной агенткой, вот уже более двух лет скрывается в Дамаске, переселяясь из одного полыхающего квартала в другой. И пишет о жизни и смерти в осажденном городе.
Если граната падает прямо на тебя, то ты не слышишь ее взрыва. Так тут говорят. Если же ты слышишь взрыв, то значит, она упадет совсем рядом. И тогда ты должен молиться, чтобы скорее погибнуть, чем потерять руку или ногу. Некоторые даже утверждают: на гранате, которая тебя убьет, написано твое имя. Мне нравится эта легенда. Какая-то она успокаивающая что ли. Хотя, на самом деле, собственная смерть – это последнее, о чем тут люди думают, в этих местах, которые правительственные войска ни днем ни ночью не перестают бомбить.
Самая большая проблема живущих тут – что делать с ежедневными смертями и болью вокруг себя.
Несколько дней назад ко мне приходил человек. Наверное, ему было что-то около 55 лет. Он потерял семеро детей при обстреле дома. Самый младший из детей, годовалый малыш, был раненым доставлен в клинику. Но он там исчез – после того, как правительственные войска напали на больницу.
Боли нет, только ярость
Он был полностью сломлен. Как старое прогнившее дерево. Он сказал лишь несколько слов, потом уставился на землю, стер две слезинки и продолжил. «Я хочу хотя бы знать, мертв ли мой младший сын, тогда я мог бы похоронить его вместе с его братьями и сестрами». Тебе не нужно стыдиться своих слез, хотела я ему сказать. Это нам должно быть стыдно, что мы не можем тебе помочь. Что мы допустили, что теперь у тебя появились все эти заботы. Это был один из моментов, когда ты не чувствуешь боли, только гнев.
Наверное, это звучит глупо, из-за чего мы тут еще злимся: я страшно рассердилась, когда узнала, что один из наших соседей воровал электричество от нашего генератора. Как он только мог? Десять месяцев мы жили без электричества. Литр дизельного топлива стоит 350 лир (примерно 100 рублей – WordYou). Его хватает, чтобы включить генератор на час – перезарядить наши ноутбуки и сделать самое необходимое по доме. Я не могу себе позволить даже несколько часов электроэнергии в день. Вот почему я рассердилась на соседей. И это вовсе не значит, что я злая.
Свергнуть Асада и поесть мороженого
Холодная вода – это здорово. Даже сейчас, в Рамадан, люди выстаивают очереди на этой безжалостной жаре, чтобы купить чуть-чуть льда. Я скорее буду пить теплую воду, чем стоять в этой очереди. Мы пытаемся научиться не так уж часто думать о наших телесных потребностях. И не только потому, что наши тела в любую минуту могут быть разнесены на куски. Но еще и потому, что очень сложно эти потребности удовлетворить – в городе, уже многие месяцы находящемся в осаде. Когда тут недавно спросили одного ребенка, о чем он больше всего мечтает, тот ответил: чтобы поскорее свергли Асада. И мороженого. Это не анекдот, нет. Я сама это слышала. И я не знала, смеяться мне или плакать.
Хлеб или смерть
Лично я больше скучаю по хлебу, чем по мороженому. Мы почти не едим хлеба. Может быть, раз в месяц. Или два раза, если повезет. Когда раздают хлеб, люди выстраиваются в длинные очереди. И не отходят ни на миллиметр от своего места. Не важно, начнется ли там, перед пунктом раздачи, обстрел, не важно, сколько взрывов будет сотрясать то место или как часто боевые самолеты пронесутся прямо над нашими головами. Хлеб или смерть!
Только не думайте, что жизнь здесь лишь ужасна и страшна, или что люди здесь сдались. Напротив. Удивительным образом, они наслаждаются своей жизнью, насколько это вообще возможно. Многие молодые пары поженились в войну. Многие хотят детей. Это единственное, что дает им ощущение того, что жизнь продолжается.
Из всех политиков я больше всего не выношу Обаму
Что будет завтра? Никто этого не знает. Никого это не волнует. Как если бы все мы стояли в очереди за смертью. И время не играло бы роли. Потому что будущее не принадлежит нам. Наиболее странным мне кажется, что мы вообще не интересуемся новостями, как будто живем на одиноком, потерянном острове. Мы не хотим видеть ложь, которую распространяют о нас. Мы не желаем смотреть передачи, в которых нашу революцию обзывают «гражданской войной». Но прежде всего: мы прекрасно можем обойтись без жалости господина Обамы. Из всех политиков больше всего я не переношу американского президента – человека, который получил Нобелевскую премию мира за мечту, которую он сумел навязать миру, мечту, которая была ничем иным, как иллюзия.
Мы, в отличие от него, не продаем свои мечты. Мы боремся за них. Все, что нам осталось, – это наше осмысленное решение выстоять и бороться дальше за эту свою детскую мечту о свободе и справедливости.
Немецкий вариант статьи опубликован на сайте tagesspiegel.de
Сирийская правозащитница и адвокат,
лауреат премии Европарламента им. Сахарова.
