|
Объявленная тремя профсоюзами государственных служащих забастовка в понедельник не получилась. Площадь Таксим им не отдали, разрешили собираться на другой улице. Но людей пришло так мало, что они потерялись на широком проспекте. Когда же активисты уличной борьбы решили кидать камни в полицию, то хозяева магазинов и кафе вышли к ним со словами: «Хватит уже, валите отсюда». Хорошей картинки для СМИ не получилось, и журналистам и юным бузотерам, которых Эрдоган назвал обидным словом «capulcular» (то есть мародеры), стало скучно. И даже застывшая улыбка Гая Фокса, скрывающая лица протеста, не прибавляла энергии.
Толпа закусывающих стражей порядка всех видов и мастей на выходе из Macka Demokrasi Park. Парк этот находится недалеко от площади Таксим, но гораздо лучше подошел бы для протеста: помимо большой статуи Ататюрка здесь множество скульптурных портретов самых разных деятелей от Аттилы до Черчилля и Дмитрия Кантемира, молдавского вельможи, послужившего России против Османской империи. По своему «политическому бэкграунду» этот парк мог бы стать куда более значимым местом для акций протестующих – но, в отличии от Гези, здесь нет концентрации отелей с иностранными журналистами, расположен он не достаточно фотогенично, да и название у него длинное – такое в заголовок на первой полосе не поместишь, а иностранное ухо его не запомнит…
Маска, я тебя знаю
В другое время можно было бы подробно рассказать об этом политизированном сквере, который отражает все причудливое многообразие образов современной Турции. Здесь есть даже памятник Декларации прав человека, на котором безмятежно дремлют стамбульские кошки.
У ограды парка в тени, сняв бронежилеты и каски, закусывают стражи порядка и их коллеги в штатском. Их десятки, сотни. Они ни от кого не прячутся. Тут же расположились с тележками стамбульские торговцы кукурузой, бубликами и каштанами. Они дружески переговариваются с полицией. Транспорта на улице нет, хотя движение уже открыто.
Это протест организованный.
А протест стихийный выглядит так.
На мятежной площади Таксим и пешеходной Истикляль прогуливаются зеваки. Стоит полицейская машина для разгона демонстрантов. Вокруг нее отряд полиции на изготове. Здесь же – группа фотографов с расчехленными фотоаппаратами. Буквально в пяти метрах лежат, сидят, курят, закусывают, шатаются группки бунтующей молодежи. Девушки нервно вскидывают руки с телефонами, едва заслышав «шум революции» – то есть какой-то крик, возглас, хлопок или просто смех.
С другого конца Истикляль нарастает неясный гул, слышен топот – сотни жандармов в черном, с автоматами и пластиковыми щитами наперевес двигаются вдоль трамвайных путей. Прохожие жмутся по бокам. Где-то вдали слышны вопли, раздается хлопок – и через какое-то время появляется резь в глазах.
Как только полицейская толпа скрывается, прямо посередине улицы, где позволено ездить только полиции и мусоровозам, задом, рывками и с визгом колес по брусчатке пятится белая малолитражка.
Внезапно она останавливается, и из нее выскакивает человек с длинным предметом в руках. Он срывает обертку – это полуметровый нож и он этим ножом тычет в прохожих. С воплями люди разбегаются, от их криков толпа, постоянно ожидающая газовой атаки, бросается в переулки. Вездесущие девушки протеста с нервными лицами привычно вскидывают телефоны, чтобы успеть запечатлеть новое преступление «диктатуры». Но все происходит слишком быстро, и человек с гигантским ножом юркает в машину, которая срывается с места и, вихляя, мчится прочь.
И снова – как ни в чем не бывало – фланирует публика, играют уличные музыканты, цыганки просят подаяние, разложив на земле своих безмолвных младенцев.
Небольшие группки мускулистых юношей в темных майках пружинистым шагом двигаются из переулков – кто они, можно только гадать. Тут же появляются стайки хрупких юношей с замотанными шарфами лицами и с масками Гая Фокса – те самые «дети», к родителям которых обратился Эрдоган с просьбой «забрать сыновей с улиц».
Торговцы дорогих магазинов замерли у витрин, вертя головами и ожидая следующего акта этой странной пьесы, готовые в считанные секунды захлопнуть железные ставни.
На Истикляль каждый вечер воцаряется такая нервозность ожидания «чего-то». Деревьев, нуждающихся в защите, тут нет. Столь пугающего протестную молодежь «сползания в исламизм» здесь вообще не сыскать – это самый буржуазный, дорогой и светский квартал города.
Когда-нибудь ученые изучат географию «площадного ада» 21 века и объяснят, почему в 20 веке революционеры стремились захватить центры власти, в спустя сто лет протест выродился в то, чтобы дергать за усы полицию и поджигать частные машины.
Эрдоган, в отличие от мятущейся городской интеллигенции, ведет себя более последовательно: он созывает митинг своих сторонников. На него приходят 1,2 млн человек. Потом Эрдоган едет на стадион, где 150 тысяч турок проводят олимпиаду по турецкому языку.
Бойкот СМИ
В день митинга журналисты CNN с утра дают прямое включение с пустой площади Казличешме, где рабочие только-только начинают развешивать флажки. Встревоженные журналистки напоминают о разгоне палаточного лагеря в Гези-парке и всем своим видом предостерегали турок от того, чтобы откликаться на призыв премьера показать миру, что “настоящая Турция” – за него.
Тем временем те, кого оппозиционеры с оттенком легкого презрения именуют «Турция за Эрдогана», плотно запрудили все подъезды к району Казличешме, – они двигались сюда со всех сторон на автобусах, машинах, мотоциклах, мопедах и грузовичках. Ехали автобусы со стариками и старушками, с семьями, с женщинами в черных хиджабах и в цветастых нарядах, в платках и с распущенными волосами, с грудными детьми и внуками, ехали сельские жители, обитатели богатых предместий Стамбула и городские чистоплюи, мужчины с густыми бородами лопатой и гладко выбритые… Люди шли пешком, когда проехать уже было невозможно. Где собираются турки, там должна быть и возможность перекусить – тележки со всеми возможными видами снеди двигались в том же направлении.
Если бы мировые СМИ не отнеслись бы с предубеждением к призыву Эрдогана, то они бы не упустили возможности расспросить турок, чего же они хотят. Но мировые СМИ, похоже, решили бойкотировать эту часть народа Турции. Главный оппозиционный канал трансляцию прервал и стал показывать кино из серии «мир животных».
Люди «Турции за Эрдогана» заполнили не только арену, но все пространство вокруг – поля, рощицы, дорожки и лужайки.
Эрдоган говорил долго, расхаживая в клетчатой рубашке без галстука по белому подиуму, отражаясь на большом экране, и голос его разносили репродукторы – так, чтобы все, кто пришел, мог слышать.
Креативщики Эрдогана повсюду развесили его гигантские портреты – стилистически повторив то, как любят оформлять встречи с избирателями пиарщики в США.
Так что выступал Эрдоган на фоне своего собственного гигантского лица.
Это же лицо какой-то особо креативный пиарщик предложил напечатать как картонную маску – и каждый желающий мог такую маску на себя нацепить. Зрелище это было диковатое – куда ни кинь взор, на тебя смотрели тысячи Эрдоганов. Некоторые надевали маску на затылок, другие – как бейсболку на макушку, и пустые глазницы премьер-министра с немым вопросом обращались к небу.
Окажись корпорация CNN более сообразительной, она бы снимала тысячи маленьких и больших Эрдоганов. Но, говорят, максимум на что CNN оказалась способна в ту ночь – это дать картинку митинга со словами, что это оппозиция.
Пока Эрдоган говорил о том, что никому из протестующих не нужна правда, намекал на тайных организаторов, призывал не реагировать на провокации, обещал обнародовать результаты разоблачительных расследований, кто и как организует беспорядки, я наблюдала за худеньким средних лет человеком, который сидел на корточках за сценой и старательно писал на обратной стороне маски.
Он несколько раз зачеркивал написанное, брал другую и принимался за дело заново. Он загораживал рукой строчки, и его приятель собой заслонял его от любопытствующих.
Он писал письмо Эрдогану.
Начиналось оно так: «Мой 16-летний брак под угрозой…»
Смог ли он передать адресату свое послание? Можно ли ему помочь теми средствами, которыми обладает премьер-министр? Не нарушает ли такое письмо канонов демократии в понимании CNN и загадочного “процентного лобби”, которое Эрдоган обвинил в организации беспорядков? Не знаю.
Как бы там ни было, но маска Гая Фокса – это маска пластмассовой насмешки. Она сделана для того, чтобы облегчить анонимное беззаконие. А бумажная маска может сгодиться хотя бы на то, чтобы излить свое отчаяние в буквы.
За Эрдогана не только "исламистская часть населения":
