Многие из присутствующих были озадачены: почему Франция так стремится очернить меня? «Они вас боятся?» – спросил бывший член итальянского кабинета. «Нужно иметь большое влияние, чтобы отпугнуть сразу двоих», – пошутил британский политик. Чтобы стать «любимым дьяволом» французского политического класса, по выражению парижской газеты Le Monde, «опасный мусульманский (псевдо) интеллектуал» указывает на проблемы, которые выходят далеко за рамки моей личности, и сильно тревожат французских политиков, мыслителей и журналистов. В интеллектуальном ландшафте Франции я стал эквивалентом минарета в швейцарском городском ландшафте.
На самом деле политической элите Франции не дает покоя присутствие и новообретенная заметность мусульман – доказательство того, что французские мусульмане действительно сделали эту страну своим домом, и имеют глубокие корни. Помимо моей личности, именно от этого факта пытаются бежать два министра и подавляющее большинство политического класса Франции. Как политики, они все чаще не осознают, в каком направлении развивается общество; им становится все труднее понять неуверенность, надежды и мечты своих сограждан. Франция изменилась, и она не перестанет трансформироваться, становясь богаче и сложнее с каждым годом, являясь во всем своем социальном, культурном и религиозном плюрализме, ставшем ее неотъемлемым признаком, и в множественной индивидуальности граждан, которую она воплощает.
Секуляризм как средство дискриминации
Говорить с народом, во имя народа и от имени народа в ходе случайного посещения бедных городских окраин (даже для мэра, или бывшего мэра) еще не означает знать, кто там живет, понимать их и сопереживать с ними. И когда в демократическом обществе избранные народом представители уже не знают – достаточно глубоко и непосредственно – тех, кто их избрал, поддержка популизма – или популистских тем – не вызывает никакого удивления. Неспособные воззвать к разуму своими политическими убеждениями, они вынуждены мобилизовывать массы на уровне инстинктов, апеллируя к страхам или распространяя инсинуации. Секуляризм (‘La laiciti’) перестал быть общим принципом, по которому все должны иметь возможность жить в равенстве и свободе совести. Вместо этого он превратился в символ, флаг, девиз, форму принадлежности, предназначенную для оправдания политики дискриминации и сегрегации, делая «чужих», «мусульман», «иностранных граждан» центром средоточия всех оправдываемых страхов. Те же самые представители говорят о единстве республики, которую они больше не признают. Секуляризм был преобразован в ряд тезисов, полностью лишенных сути, обращенных к самым темным страхам людей, начавших испытывать сомнения. Мы должны защитить себя, говорят они, ограничив «их» свободу. Ибо, в конечном счете, «их» свобода – это «наша» несвобода, и «их» видимое присутствие – это «наше» верное исчезновение. На самом деле, опасность представляет именно это их двоемыслие, популистское и лживое.
Их популизм и двуличие маскируют зияющий идеологический вакуум, отсутствие мысли и политического видения, способного убедить граждан. Крайне упрощенные темы популистов и ультраправых партий стали нормой – благодаря небрежности мужчин и женщин, которые не имеют никакого понятия о том, как должна использоваться власть, но одержимо цепляются за власть. Народ Франции, как очень многие по всему миру, знает это, и потерял веру в своих представителей. За неимением лучшего граждане доверяют свою судьбу тем, кто говорит простым, понятным языком, тем, кто «говорит все так, как есть», но в конечном итоге одобряют наиболее отвратительные и самые опасные расистские и ксенофобские политические концепции. По мере того, как кризис распространяется и люди теряют доверие, чрезмерное упрощение проблем, а не мудрость и достоинство решений, будет использоваться для привлечения массовых эмоций.
Кризис самоопределения французских интеллектуалов
Остается только определить наши реальные проблемы и перестать тянуть время. Французы страдают от глубоко укоренившегося кризиса самоопределения: большинство интеллектуалов говорят о французском Просвещении, призывая в то же время к обсуждению туманных представлений о том, чем является Франция, и чем она должна оставаться. Многие претендуют на широкие горизонты мысли со все более консервативной, и строго и узко французской точки зрения. Французская ностальгия воспевает свое прошлое, закрывая при этом глаза на реалии сегодняшнего дня: похоже, что в глазах своих политиков и интеллектуалов она предпочла бы оставаться тем, чем она уже перестала быть! Некоторые хотели бы видеть Францию центром Европы, ее сердцем, основной точкой отсчета, и даже душой – в силу ее истории, ее интеллектуального и культурного наследия. Между тем, сама Франция не имеет ни малейшего представления о том, что определяет ее ядро, ее душу и ее особенность, о том, что делает ее исключительной.
Фундаментальные вопросы остаются без ответа: углубляющийся экономический кризис, безработица, трехуровневая система образования, несправедливость и социальная маргинализация. Однако, какие новые и смелые политические решения предлагаются сегодня? В чем разница между социалистами и правыми партиями? Помимо слов, и сопровождающего их спектакля, ничто, кажется, не изменилось.
Отсутствие образовательной, социальной и городской политики, бездумная риторика об иммиграции (в которой, как известно каждому, страна, в конечном счете, нуждается), постоянная слежка, чартерные рейсы для депортации нелегальных иммигрантов, жестокое обращение и травля цыган, нагнетание страха перед исламом (наряду с целой системой союзов с такими странами, как Марокко, Алжир, Саудовская Аравия и Катар): все по-прежнему, и бывших противников просто не отличить друг от друга. На самом деле, больше всего выделяется именно их сходство: любовь к власти ради самой этой власти, и замечательное отсутствие политического мужества.
Вот почему министры бежали из Флоренции. Они были просто не готовы ответить на реальные вопросы, с мужеством и с открытым сердцем.
Прогрессивные популисты
Ислам стал одним из любимых алиби французского политического класса, именно тем стратегическим средством отвлечь внимание, к которому прибегают некомпетентные и сверхчувствительные, чтобы оправдать свое отсутствие видения и политического направления, а также все чаще - чтобы замаскировать собственную интеллектуальную бедность. Насколько легче назвать раздражающие слова «демагогией», чем признать собственную слепоту, собственную тугоухость, собственную неспособности принять мир как он есть. А тем временем они осыпают друг друга похвалами за свои прогрессивные идеи, свою открытость, критический дух… Но всегда между собой, в этой тесной атмосфере, где они состязаются в красноречии об «открытости» и универсализме, с оттенком высокомерия и налетом самовосхваления. Сегодняшние «прогрессивные» умы едва ли заметны как примеры заразительной общительности: и теперь настал момент для этих новых образцов среди французской интеллигенции (и подобных им в других местах), «прогрессивных популистов». Они вполне способны задействовать все величие своего интеллектуального наследия, своих прав и свобод, но не проявляют никакого мужества в этом процессе; однако они преуспели в клевете на других, их экзотическую культуру и ретроградные религии – хотя и неизощренно и без достоинства.
В эпоху опросов общественного мнения они руководствуются модой, мнением масс, популярностью, и совершенно определенно популизмом. Новые чернокожие, арабские, мусульманские или цыганские граждане и жители Франции – вовсе не причина того, что Франция больше не похожа на то, чем была прежде. Причина – это большинство современных интеллектуалов, составляющих ее «элиту». Франция имеет все основания беспокоиться о шаблонном мышлении, практикуемом в салонах Парижа, и игнорирующем при этом все разнообразие личностей и плюрализм, которые процветают на его улицах.
Само государство, его учреждения и средства массовой информации, обходящие существенные вопросы и множащие разделяющую общество полемику, должны принять основную ответственность за быстрый рост межрелигиозного популизма, бытового, укореняющегося расизма, и ставшей нормальным явлением исламофобии.
Болезнь века
И все же у Франции есть все, что нужно, чтобы добиться многого: ее история, богатство ее памяти, компетентность и плюрализм. И в то же время, она страдает от болезни века: как и многие другие страны, она боится того, чем может стать, боится, что больше не может примирить свое будущее с тем, чем была прежде. Трудно принимать кризисы исторического перехода. Ибо в этом заключается парадокс: вполне может быть, что именно те, кого сегодня презирают, «иностранцы», «цыгане», «мусульмане» и всякого рода исключения, помогут Франции примириться со своими ценностями, с блестящими периодами своего прошлого, в то же время смело глядя в будущее. В то же время те, кого сегодня презирают, должны отказаться от статуса жертв, а также навязанной им маргинализации и незаметности в обществе, и взять на себя ответственность за свою судьбу, как французские граждане, защищая свое достоинство и права (а также всех людей).
Настало время развивать этику присутствия и гражданства, отказаться играть в игру инаковости. Тем, кто представляет себе, что Франция может существовать без них, они совершенно спокойно заявляют и демонстрируют, что они тоже являют собой Францию. Они гордятся своим происхождением, защищают достоинство своих ценностей, заметность своей преданности Франции и важность своей принадлежности к ней.
Вопреки грубому и навешивающему ярлыки популизму, они станут силами примирения. Франция, представляющая себя сегодня далекой от них, определенно не сможет без них существовать.
