Письма из зиндана
Я, Шугунов Рустам Лионович, родился 26 октября 1979 года в городе Нальчик Кабардино-Балкарской республики. Когда я был еще младенцем, родители мои развелись. И я остался со своей матерью. Моя мама вернулась в родительский дом после того, как мой отец и мама развелись.
Я вырос и воспитывался в доме своей бабушки и дедушки, которые полюбили меня, как своего собственного сына. И отдавали предпочтение скорее мне, чем своим родным детям. Так прошло мое младенческое время – под заботливым вниманием бабушки и дедушки. Пока не настало время идти в школу.
|
Начиная с первых дней посещения мною школы, я все время старался быть внимательным учеником и выполнять требования учительницы. По некоторым предметам был отличником, школу закончил в числе хорошистов.
После школы в 1997 году я поступил в сельскохозяйственную Академию, где тоже старался быть хорошим исполнительным студентом. Проучившись в Академии до 3-го курса очного отделения, я перевелся на заочный вид обучения для того, чтобы учиться и работать одновременно, что я и делал.
В этот год я и стал посещать мечеть и делать намаз. В этом главную роль сыграла моя бабушка, которая была верующей богобоязненной женщиной. Она всегда нас побуждала к совершению благого и запрещала порицаемое. Она была довольна и рада, когда я стал придерживаться Ислама. Я считал себя мусульманином и относил себя к Исламу до того, как начал совершать намаз и посещать мечеть, хотя мы и не знали элементарных вещей, связанных с нашей религией.
Когда же мы совершали намаз, посещая мечеть, у нас в селе наши старики нам все время рассказывали разные истории, побуждали к одобряемому и удерживали от порицаемого. Мы постились в месяц Рамадан, помогали бедным, сиротам, нуждающимся, как родственникам, так и не состоящим в родстве. Так проходили дни, недели.
В 2005 году летом я закончил Сельхозакадемию, получив диплом по специальности «Товаровед». После того как получил диплом, прошло немного времени. И по делу 13 октября 2005 года меня привлекли как подозреваемого, а затем переквалифицировали в обвиняемого.
Я бы хотел поведать о том, каким образом я был привлечен как подозреваемый и, впоследствии, оказался на скамье подсудимых.
Произошли октябрьские события 2005 года, и прошла где-то неделя.
Я вместе со своим другом Тиибиевым Б.Х. был у его родственников.
Утром 21 октября 2005 года мы случайно заметили, что к соседям людей, у которых мы находились, подъехала газель белого цвета, и из нее выбежали лица в камуфлированной форме и забежали к ним. Мы вместе с Тиибиевым, испугавшись, забрались в чердачное помещение дома. После того, как мы забрались туда, прошло, наверное, 5-10 минут, и во двор этого же дома забежали эти же лица и начали заглядывать везде в доме. После этого они поднялись на чердачное помещение, где мы находились. Увидев нас, эти лица наставили на нас автоматы и приказали без какого-либо сопротивления спуститься и сдаться им, что мы и сделали. Эти лица в камуфлированной форме нам никак не представились, никаких документов не показали, никаких имен, фамилий нам не сказали. На нас наставили автоматы, нас скрутили на глазах у хозяйки дома, где мы находились.
Я помню, что эта женщина – жена хозяина дома – просила этих лиц, чтобы они нас не избивали, когда они нас скручивали. Нас вывели со двора и завели в автомобиль «Газель», надели на голову черные пакеты и положили лицом вниз и повезли в неизвестном направлении. Мне было тяжело дышать от черного пакета, который был надет на мою голову. И мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание.
Везя нас в неизвестном направлении, эти лица начали нас допрашивать, и каждый вопрос сопровождался ударом приклада автомата по мягким местам тела, в основном нижней части, конечностям и верхней части спины. Эти лица задавали вопросы, связанные с событиями, произошедшими 13 октября 2005 года в КБР. Они спрашивали, на кого нападали? Какое оружие держали? Скольких сотрудников убили? Не слыша от нас положительных ответов, эти лица избивали нас. И, остановившись, они вытащили нас с Тиибиевым Б.Х. около какого-то поля и прикрикнули на нас, мол, раз ни на кого не нападали, идите, вы свободны!
Мы с Тиибиевым стояли, а наши руки были сзади застегнуты в наручниках. И в этот момент кто-то передернул затвор автомата. Было итак без слов понятно, что они хотели сделать. Под предлогом попытки к бегству они хотели нас расстрелять. Но в последний момент, отказавшись от расстрела средь бела дня, они посадили нас обратно в автомобиль «Газель» и увезли с этого места. Но допросы и побои не прекратились. И так мы ехали, пока не выехали на какую-то городскую трассу. И уже был слышен гул машин, разговоры людей, мимо которых мы проезжали.
Нас куда-то привезли. На тот момент мы не знали, куда нас привезли. Мы не могли задавать вопросы. Ни я, ни Тиибиев не осмелились задавать им вопросы. Позже выяснилось из доклада лиц, осуществлявших наше задержание, что это было здание Лескенского РОВД. Другие сотрудники этого отдела подошли, и вместе все вытащили нас из автомобиля «Газель» и вниз головой завели в отдел. На голову были надеты полиэтиленовые пакеты. Нас завели в разные кабинеты, и начался снова допрос и избиение.
Лица, которые избивали нас в отделе, никак нам не представились. Но это были его сотрудники. Они приняли нас, начали допрашивать и избивать. И, спустя пару часов, нас вывели из этого отдела, из Лескенского РОВД, положили уже в другой автомобиль, в багажник. Это был автомобиль «Уазик».
Ругая нас нецензурной бранью и сопровождая ругань ударами по голове резиновой дубинкой, нас снова повезли в неизвестном направлении. По голосу и манере общения я понял, что это другие лица, не те, которые нас задержали. Проехав так какое-то время, мы подъехали к каким-то воротам. Я еще помню шум открывающихся железных ворот и лай собак. Нас с Тиибиевым Б.Х. привезли в другое место. Заехав на территорию, автомобиль остановился. За нами закрыли ворота. Нас выволокли из этого «Уазика», из багажника, и, вниз лицом, поднимая руки, застегнутые сзади в наручниках, в форме «ласточки», эти лица внесли нас в какое-то здание. И меня завели в какой-то кабинет. Повернули лицом к стенке.
После этого зашли какие-то люди в гражданской форме и начали меня снимать на камеру, требуя от меня, чтобы я назвал свою фамилию, имя, отчество, дату рождения, где проживаю. На кого нападал 13 октября 2005 года? Я им ответил, что я никакого нападения не совершал, а мой односельчанин, которому я доверился, привез нас – нескольких знакомых – 13 октября утром, не то в 9.00, не то в 9.30, к административному зданию ОМОНа и потребовал от меня и от других моих знакомых односельчан беспрекословного ему подчинения. Он держал автоматическое оружие и требовал тоном, не терпящим никакого возражения. Вместе с ним находились лица, которые мне не были знакомы до этого. И которые тоже были вооружены разным оружием. Оказавшись в таком положении, я ничего не мог возразить этим лицам, я начал бояться их. Познакомившись с лицами, которые находились около здания ОМОНа, доверившись им, я оказался замешан в таком деле, как 13 октября 2005 года.
Не разделяя ни цели, ни намерения организаторов и нападавших, я был вынужден промолчать в тот роковой для себя момент, не высказав ни согласия, ни отказа. Боясь за себя, за свою семью. Боясь преследования со стороны организаторов нападения. Мне пришлось остаться около здания ОМОНа до того, как началось нападение на здание, и завязалась перестрелка. Я еще некоторое время оставался там, предположительно 30-40 минут. После чего, когда внимание некоторых лиц из организаторов было отвлечено от меня, я, добровольно отказавшись от дальнейшего моего присутствия там, убежал оттуда, прихватив с собой полиэтиленовый мешок.
На тот момент я не имел какого-то оружия. И впоследствии и до этого тоже. Не говоря уже о том, чтобы стрелять, убивать сотрудников каких-либо силовых структур. Таким образом, убежав оттуда, я, вместе с некоторыми другими односельчанами, укрывшись в каких-то зарослях, дождался темноты и вместе с Тиибиевым Б.Х., ушёл к его родственнику по фамилии Шагиров, где нас впоследствии и задержали.
Вот все это я рассказал сотруднику в гражданской форме, который снимал меня на камеру, но не поверил моему рассказу. Несколько лиц зашли в кабинет в масках, в черных камуфлированных одеждах и начали избивать меня дубинками, руками и ногами, издевались, унижали морально, говорили, что изнасилуют меня, кричали, орали. Говорили, что «надо ему через задний проход засунуть дубинку, если он не даст показаний, которые нужны», то есть, если я не признаюсь в убийстве сотрудников, в том, что я покушался на их жизнь, что я якобы разделял цели и намерения организаторов и нападавших.
Это все было невыносимо больно. Как психически, так и физически. Эти лица в камуфлированной форме буквально топтали меня на полу. Я лежал на полу лицом вверх, и кто-то с высоты своего роста из бутылки лил воду мне в лицо маленькими глотками, смеясь и говоря «Хочешь пить?», видя, что я весь в поту, и во рту у меня пересохло, и губы пересохли от многочисленных ударов и пыток. Они все время требовали от меня признательных показаний в убийстве сотрудников правоохранительных органов, а как я мог признаться в таких преступлениях, если я вообще не держал оружия, и вообще 13октября 2005 года и впоследствии, до задержания, я не видел ни одного сотрудника в форме?
И так, находясь в этом месте, в таком положении, я услышал из разговоров этих лиц, которые пытали меня, что я нахожусь в УБОПе, в так называемом 6-м отделе.
После того, как я это услышал, я начал понимать, что, попав в их руки, скорее всего я уже живым не выйду. Односельчане слышали от людей, от разных мусульман и от других людей, как поступают в 6-го отделе с людьми, которые попали в их руки. И это были не просто голословные утверждения. Это подтверждалось фактами.
Был яркий пример насильственного избиения до полусмерти Цокоева Расула, которого выбросили на свалку, думая, что он уже труп. Но было ему суждено умереть у себя дома от полученных побоев. Он выполз на трассу и его подобрал сосед, ехавший на машине. И, оказавшись дома, Цокоев Расул рассказал о тех лицах, которые его пытали, и об их методах. Полученные побои оказались несовместимы с жизнью. По этому случаю были митинги и жалобы в прокуратуру. И все эти митинги и жалобы оказались безуспешными. И, таким образом, у моих односельчан, в частности, у меня, было сформировано представление, что такое 6-й отдел, и что он из себя представляет.
После многочисленных избиений руками, ногами, дубинками эти лица предложили мне подписать какие-то бумаги, что я и сделал, находясь в полусогнутом состоянии. И после этого они вывели меня из этого кабинета и завели в другой, более светлый кабинет, где за компьютером сидел молодой человек в чистой белой рубашке, а рядом сидела девушка молодая. Когда они увидели меня, в их глазах я мог прочитать только жалость, но они это ничем не выказали, просто формально отреагировали. Меня подвели к столу, около которого стоял стул. Я еле волочил ноги от полученных побоев. Мне указали на этот стул те лица, которые участвовали в моем избиении. Этот молодой человек в белой рубашке был следователем, а та девушка была адвокатом. Лица, избивавшие меня, сказали: «Расскажи следователю то, что ты нам рассказал!».
Я начал рассказывать о событиях 13 октября 2005 года. О том, очевидцем чего мне пришлось стать. И, спустя пару минут, я сказал адвокату, что со мной что-то происходит. Доселе неизвестные чувства. Меня начал пробивать холодный пот, и уши заложило. После этого я пришел в себя, лежа на полу. Полуоткрытыми глазами я увидел перед собой человека в белом халате.
И она говорила мне, поднося вату прямо к носу: «Дыши!». После того, как я пришел в себя, меня подняли с пола и обратно посадили на тот же стул, где я сидел до потери сознания. В это время я услышал, как адвокат говорила тем лицам и следователю:«После ваших допросов люди падают из стороны в сторону». После этого я продолжил и закончил рассказывать о событиях 13 октября 2005 года, о том, очевидцем чего я был. На меня следователь составил протокол допроса подозреваемого Шугунова Рустама Лионовича от 21 октября 2005 года.
Завершив свою работу, следователь и адвокат ушли, а я остался сидеть в 6-м отделе. После ухода следователя и адвоката, в этом кабинете я оставался немного. Пришел какой-то мужчина – высокий, здоровый, с коротко подстриженными волосами, который и вывел меня из этого кабинета и завел в другой кабинет.
Этот здоровый детина посадил меня на стул. Мне в тот момент сильно хотелось в туалет пойти, справить свою нужду. И я, пересилив свой страх, попросил его об том. В ответ он меня обматерил мерзкими словами и, подняв меня, прицепил наручниками к столу, пригрозив при этом, что, если я еще раз чего-нибудь пикну, он меня изнасилует. Боясь лишний раз глубоко вдохнуть воздух, я находился в таком положении. А он в то время сидел в кресле, то засыпал, то просыпался и поглядывал на меня. В таком положении я провел пару часов.
Потом в этот кабинет зашли другие лица в гражданской форме и перевели меня в другой кабинет. И, посадив на стул, эти новые лица стали меня допрашивать. Им было всем интересно знать, на кого я напал. Какое оружие держал. Сколько сотрудников убил. И каждый, кто заходил в этот кабинет, бил меня руками и ногами, и, при этом обругав нецензурной бранью, выходил из кабинета. Каждая минута пребывания в таком 6-м отделе была лишь унижением – и морально, и психически, и физически.
Многое пришлось претерпеть, многое пришлось пройти. В эти дни не было рядом ни близкого родственника, ни сострадательного друга, который мог бы успокоить добрым словом.
После всех этих унижений и обид, когда кто-нибудь из сотрудников не ругал, не оскорблял, не бил, а говорил обычные простые слова: «Ну зачем тебе это надо было? Почему тебе дома не сиделось, куда ты влез или куда ты попал?», – поневоле на глазах наворачивались слезы.
И так, находясь в таком положении, я дожил до утра. Продержав до обеда в том 6-м отделе, меня и еще несколько человек вывели. Я их увидел уже в автомобиле «Газель». Когда меня вывели и подвели к автомобилю «Газель», сотрудники 6-го отдела (это был спецназ 6-го отдела, СОБР) заставили меня на четвереньках войти в автомобиль «Газель». И когда я уже вполз в автомобиль, сидевшие там все смотрели на меня, видели, в каком я был состоянии. И я чуть приподнялся, уже не в силах терпеть это унижение. И те из сотрудников, которые там находились, разрешили сесть на сиденье пассажирское.
В автомобиле «Газель» находились помимо меня молодые люди, по разговорам которых я понял, что они были задержаны так же, как и я. И им тоже пришлось пройти через те унижения, через которые я прошел. Всех нас привезли в городской суд, чтобы вынести нам меру пресечения. Мне и всем нам был вынесен арест – заключение под стражу. Когда меня заводили в зал суда, били меня ногами, не разрешая поднимать голову выше 70 см от пола, и всегда все побои сопровождались ужасной, грубой нецензурной бранью.
Судья без каких-либо колебаний сразу вынес постановление – арест, заключение под стражу. После того как судья покинул зал заседания, меня обратно также вывели в полусогнутом положении. Те сотрудники СОБРа, которые меня сопровождали, били по разным частям тела, кроме лица, чтобы на лице не оставалось следов от побоев, и, посадив меня в автомобиль «Газель», привезли в СИЗО города Нальчика.
Когда нас принимали в СИЗО, очень много сотрудников унижало нас. Меня заставили все снять, всю одежду, что на мне была, поставили лицом к стенке и говорили такие вещи, что от этих слов внутри меня все выворачивало. Подходили эти люди, если можно их людьми назвать, сотрудники СИЗО, и били голенью по мягким местам ног, по голове. Все эти удары сопровождались вот такими высказываниями: «Ему надо засунуть дубинку через задний проход, его надо загнать в “петушатник”», – имели в виду место, где сидят представители сексуальных меньшинств. – «Его там сделают, там ему и место».«Кому он нужен, он отбросок общества». И тому подобные унизительные высказывания. После того как оформили меня документально, сотрудники СИЗО-1 города Нальчик, которые освидетельствовали меня, произвели медицинский осмотр и составили акт медицинского осмотра от 22 октября 2005 года. Это были:
1. Кочесоков А.Б. – Фельдшер СИЗО 1 города Нальчик.
2. Дамова А.М.
С участием ДПНСИ СИЗО 1 города Нальчика и в присутствии:
3. Губкова М. М. – младший инспектор отдела режима
4. Губжокова А.С. –младший инспектор отдела режима.
Эти должности данные сотрудники занимали на момент 22 октября 2005 года.
После медицинского осмотра мне выдали матрас, ложку, кружку и миску, наволочку, подушку и две простыни. Состояние матраса было плачевным. Матрас можно было сравнить с одеялом. Настолько он был тонким, да еще и грязным. Рваный весь. Его можно было бы использовать как подстилку собаке или щенятам. Посуда была алюминиевая. Тоже в плохом состоянии. Кружка, к примеру, была без ручки. Когда в кружку наливали кипяток, чтобы попить чай, алюминий нагревался, и ее невозможно было держать. Помимо всего прочего, потреблять пищу из алюминиевой посуды вредно, так как от неё отходит какое-то черное вещество. Когда мыли посуду, губка становилась черной.
Когда мне все это было выдано, меня не сразу завели в камеру для заключенных, а повели к оперативному работнику по фамилии Шогенцуков Т.. Вместе с ним в кабинете находился другой сотрудник. Я не знаю его должности на тот момент. Он впоследствии был заместителем начальника СИЗО по тылу – старший лейтенант внутренней службы Кудаев Аслан Борисович. Они оба допрашивали меня перед тем, как отводить в камеру для заключенных.
Я также этим двум сотрудникам СИЗО рассказал, очевидцем чего я стал 13 октября 2005 года. Эти сотрудники Шогенцуков и Кудаев, не веря тому, что я им рассказал, били меня по голове пластмассовой бутылкой, наполненной водой, от которой не остаются побои, но сотрясение мозга можно получить. Эти двое сотрудников били меня, угрожая тем, что меня закроют в камеру, где сидят представители сексуальных меньшинств, и говорили: «Ты там быстро все выложишь». Они требовали от меня признания в убийстве сотрудников, в посягательстве на их жизнь и во многих других преступлениях. Но я им отвечал, что все, что я знал, очевидцем чего стал я 13 октября 2005 года, я уже рассказал сотрудникам 6-го отдела УБОПА. После нескольких часов давления со стороны Шогенцукова и Кудаева А.Б. меня отвели в камеру.
Когда меня подвели к камере и начали открывать дверь, я думал, что со мной сделают заключенные, находящиеся в камере? Когда тебя каждый сотрудник, начиная с момента задержания, и заканчивая последними сотрудниками СИЗО Шогенцуковым и Кудаевым, все проходящие мимо сотрудники различных подразделений, все без исключения, унижают морально, психически, то ты уже начинаешь испытывать страх от незнакомого человека. Вот в таком состоянии я был, когда открывали дверь в камеру для заключенных.
Когда я зашёл в камеру со скрученным матрасом и с постановлением судьи о заключении меня под стражу, за мной сразу захлопнулась дверь, и я оказался в совершенно незнакомой мне доселе обстановке. Ощущение было такое, что сейчас на меня толпой накинутся заключенные и будут избивать и издеваться надо мной.
На тот момент в камере находилось примерно 16-17 человек. Людей в камере сидело больше, чем положено. Спальных мест не хватало людям. Размеры камеры были маленькими. В камере находились насекомые, клещи, которые кусали. В камере было холодно. Пол был бетонный, грязный. В камере стоял дым столбом, и все взгляды были обращены на меня. Через пару секунд ко мне подошел один молодой человек, который спросил, что за статья. Я не знал, что ответить. И подумал, что ответ на интересующий его вопрос он найдет там, то есть в постановлении судьи. И протянул ему постановление, где говорилось о нападениях, произошедших 13 октября 2005 года во все силовые структуры, подразделения МВД.
Этот молодой парень был удивлен этим, и сразу другие заключенные заинтересовались этим постановлением и стали читать, передавая друг другу. В камере мне предложили поесть и отдохнуть, видя, в каком состоянии я был. Мне без всяких разговоров сразу уступили место. И я лег отдохнуть. Проснувшись утром, а это было 23октября 2005 года, я не мог двигаться. Я не мог привстать. У меня все тело болело от побоев, полученных накануне в 6-м отделе и в СИЗО. На левом боку ребро сильно болело. Я не мог ложиться на эту сторону. Когда заключенные увидели, что я еле с трудом поднимаюсь, они помогли мне приподняться, умыться и побриться. И когда подошло время прогулки, люди начали собираться, и я вместе с другими заключенными вышел из камеры. Не успел я выйти, как один из сотрудников крикнул мне: «Лицом к стене, согнись в форме ласточки!» (так называют, когда ты опускаешься в полусогнутом виде).
Этот сотрудник подошел ко мне и начал бить по ногам, крича, чтобы я ноги расставил по-шире, и застегнул мне руки сзади наручниками так сильно, что рукам было невыносимо больно, и руки опухали. И, когда дали команду и мы начали двигаться по коридору, меня взяли за руки, застегнутые сзади в наручниках, и начали вверх поднимать руки. От этого рукам становилось больно невыносимо. И, пока я продвигался по коридору, другие сотрудники выстраивались по обеим сторонам коридора и били – кто ногами, кто руками, – и говорили: «Он еще намаз делает? Только пусть попробует этот коврик взять, где он намаз совершает. Мы его голову об него разобьем».
Под таким давлением со стороны сотрудников СИЗО мы ходили на прогулку и обратно возвращались. И это продолжалось каждый день, в течение 2-3 месяцев. После истечения где-то 3-х месяцев меня физически не били, но морально-психическое унижение продолжалось. Говорили нам, что нас надо посадить в камеру, где сидят представители сексуальных меньшинств: «Вас там изнасилуют, вот так вам и надо». А еще говорили, зачем, мол, на вас государство тратит деньги, имея ввиду бумагу, бензин, что были необходимы для производства следственных действий. Говорили, что нас надо вывезти и расстрелять. Вот под таким давлением проходили дни, недели, месяцы.
И вот уже осенью 7 лет, как я сижу в заключении. И за эти семь лет не было ни одного приговора по нашему уголовному делу, а свидетелей все приглашают и допрашивают. И никто из свидетелей не говорит, что они видели, чтобы кто-то в кого-то стрелял, кто-то кого-то убивал. Никто ничего не видел. Мы, которые проходили по делу о нападении на силовые структуры города Нальчик 13 октября 2005 года, отбываем наказания, которые с нас выпытали под пытками, избивая и пропуская по телу электрический ток. Вот только на этом и построено все обвинение.
На этом я завершу свою сжатую биографию. Если начать все расписывать подробно, что было, на это уйдет много бумаги и времени. Суть того, что со мною было, изложена.
