Выступление Р.Курбанова в Общественной палате РФ
Я сам являюсь выходцем из Дагестана, и очень близко знаю ситуацию в кавказском регионе. В силу моей общественной нагрузки в Общественной Палате я проехал за эти два года по всем республикам региона. В Осетии бывал несколько раз и очень пристально наблюдаю за эволюцией внутриполитической и внутриконфессиональной ситуации в этой республике.
И я вынужден признать, что ребята осетины, представители осетинской мусульманской общины достаточно скромны и даже робки в своих оценках происходящего и оценках возможных последствий.
Потому, что наблюдая за развитием событий в Дагестане в 90-е годы, 2000-е годы, наблюдая, как развивалась ситуация в Ингушетии и Кабардино-Балкарии в последующие годы, я могу со всей ответственностью заявить, что сегодня в РСО-Алания идет конструирование религиозно-политического конфликта, по примеру того религиозно-политического конфликта который был сконструирован внутри Дагестана, Ингушетии и Кабардино-Балкарии.
И сами осетины, которые постоянно повторяют тезис о необходимости единства собственного народа, пока не отдают себе отчета в том, в какую ловушку они позволяют себя затянуть. Приведем пример соседнего, ингушского народа, который является одним из самых консолидированных народов Кавказа. Даже они попали в ситуацию внутринационального раскола, религиозно-политического конфликта и фактически гражданского противостояния переходящего в вяло текущую гражданскую войну.
Понятно, что религиозность и численность мусульманской общины Северной Осетии, как и степень ее радикализации даже не сравнима с ситуацией в Ингушетии. Но, если потратить на осетинскую общину несколько лет, работая такими методами, как это делали власти и правоохранительные органы в Дагестане, Ингушетии и Кабардино-Балкарии, то через несколько лет мы получил, не дай Бог, пусть и в миниатюре повторение тех событий, которые мы имеем в соседних республиках.
Что касается сегодняшней осетинской общины. Я, как исламовед, как научный сотрудник Института Востоковедения РАН должен подчеркнуть ее особенности. Осетинская община коренным образом отличается от мусульманских общин обновленческого и реформаторского типа в Дагестане, Ингушетии и Кабардино-Балкарской. Дело в том, что в этих республиках, молодежное крыло общин сталкивается с очень мощным противодействием мусульман старшего поколения.
В Дагестане и Ингушетии старшее поколение было представлено, в основном, глубоко укорененными в суфийских тарикатах стариками. В КБР мусульманам противостояло мощное и консолидированное националистическое лобби из числа кабардинской и балкарской элиты.
Что касается мусульман-осетин, то фактически они – община, возрожденная на ровном месте. Потому что после процесса деисламизации, произошедшего в советский период, глубоких мусульманских корней в осетинском обществе не осталось, если сравнивать с Ингушетией, Чечней и Дагестаном. Но эта община возродилась на месте, где существовала крупная мусульманская община дореволюционной Осетии. Эта община удивительным образом смогла уберечь себя от радикализации по дагестанскому, ингушскому и кабардино-балкарскому сценарию.
Практически все сторонники и последователи этой общины придерживаются срединного, умеренного пути в Исламе. Даже до появления термина «аль-васатыйа», который пришел к нам из Кувейта, стихийным образом они придерживались именно срединного пути в исполнении мусульманских обрядов, в позиционировании в общественном поле.
И сколько я общался с руководителями мусульманского сообщества Осетии, они всегда настороженно давали понять, что они сегодня существуют в обществе с очень высоким уровнем исламофобии… Из за последствий осетино-ингушского конфликта, последствий чеченской войны и из-за последствий событий в Беслане. Каждый свой шаг они тщательно выверяли на предмет того, какую реакцию он вызовет в осетинском обществе.
И они всячески инициировали в обществе такие проекты, которые сближают их с другими группами осетинского общества. В частности, они посадили на бесланском кладбище «Аллею ангелов» от лица мусульманской общины Осетии. Этот шаг был не понят ни одной из мусульманских общин соседних республик.
Для строгих в своем вероубеждении мусульман подобные названия не приемлемы. Многие начали обвинять осетинских мусульман в нарушении положений единобожия. Но все равно осетинская мусульманская община шла на это для того, чтобы работать на единение осетинского общества.
Осетинская мусульманская община стала инициатором «Эстафеты Мира и Дружбы» и фактически всем своим активом выезжала в республики Северного Кавказа: Дагестан, Чеченскую Республику и собиралась выехать в Ингушетию. И вот на этом взлете активности фактически произошел разгром актива мусульманской общины Северной Осетии.
У меня есть основания полагать, почему и как это произошло. Очень остро стоит в Осетии вопрос непреодоленных последствий осетино-ингушского конфликта. Мало кто из осетинской элиты готов честно, с открытым забралом идти на общественный диалог с ингушской стороной. На камеру, на публику заявляется: «Да, пожалуйста, мы за мир», но как только выключаются камеры, как только представители осетинской элиты остаются наедине, включаются совершенно другие настроения.
Мира сегодня, определенная часть осетинской политической элиты не хочет. Потому что этот мир лишает ее инструмента мобилизации осетинского общества на достижение поставленных перед ними целей. А мусульманская община Осетии была одним из самых первых инициаторов открытого диалога с ингушской стороной.
Были составлены списки из числа общественности республики и из числа духовенства республики, которые должны были поехать в Ингушетию для начала инициирования глубокого общественного диалога по сближению позиций двух народов, осетинских общественных организаций и ингушских общественных организаций.
Фактически мусульманская община Северной Осетии являлась уникальным медиатором в этом конфликте, поскольку этническое происхождение сближало их с осетинской стороной, а единство веры сближало их с ингушской стороной.
Кто-то, кто не хотел инициирования всех этих позитивных и конструктивных процессов, фактически, использовав убийство Шамиля Джигкаева, как спусковой крючок для начала репрессий, по разгрому и фактической ликвидации мусульманской общины Осетии.
Удивительным фактом являет, что сразу после задержания ребят Минюст Северной Осетии приостановил деятельность мусульманской общины г.Владикавказ. Нигде в России подобных инцидентов мы не видели. И даже после того, как скинхед-иконописец Артур Рыно был арестован и осужден за убийство десятков выходцев из республик Северного Кавказа и Средней Азии, ни одна православная община, ни один православный приход страны не подвергся таким репрессиям и не был даже закрыт.
Не было даже вынесено ни одного предупреждения ни одной из православных общин страны из за того, что фактически выходец из этой православной общины являлся убийцей десятков и десятков граждан и гостей Российской Федерации.
И я высказываю, как эксперт, как один из сотрудников Рабочей группы Общественной Палаты по Кавказу очень большую, крайнюю настороженность и опасения по поводу того, как развиваются события в Северной Осетии. Я убежденно утверждаю, что там нарушается Закон Российской Федерации, нарушаются положения российской Конституции на свободу вероисповедания, нарушаются права человека.
Фактически средневековыми методами уничтожается одна из религиозных общин под прикрытием «борьбы с ваххабизмом», которого там не было и который всячески выдавливала сама осетинская община. Я считаю, что Общественная Палата, как один из ключевых общественных институтов страны должен обратить самое пристальное внимание на то, что сегодня происходит в Северной Осетии. Иначе мы получим в Осетии то, что мы сегодня наблюдаем в Ингушетии, Дагестане и Кабардино-Балкарии.
Руслан Курбанов, руководитель Экспертного совета Рабочей группы Общественной Палаты РФ по развитию общественного диалога и институтов гражданского общества на Кавказе, сопредседатель Российского Конгресса народов Кавказа
