Лица исламской ментальности или, каково будущее татарского народа в РФ.
В XXI веке, как и век назад, татарская нация встала перед историческим выбором. Это, как и тогда, выбор между консерватизмом и модернизмом, опорой на собственную самобытность и космополитизмом. Говорят, блага, которые принесла революция 1917 года, многократно превосходили то, чего добивались джадиды, но татарской нации и исламу от этого было мало пользы. Качнется ли на этот раз маятник в обратную сторону неизвестно, но то, что он вступил в фазу сильной раскачки, очевидно.
Раскачка происходит по линии строгой мазхабической идентификации. Мобильная, активная и думающая часть татарского общества поступательно движется к расколу на строгих ханафитов и т.н. «просто мусульман». Предвестником этого масштабного процесса был скандал 2005 года вокруг татарской Средней Елюзани, через несколько лет те же движения назрели в Татарстане и постепенно перекидываются на соседние регионы.
Один лагерь настаивает на том, что ношение длинной бороды и коротких брюк и даже громкое произношение «амин» во время молитвы еще не показатель экстремистских взглядов и не доказывает, что данный человек завтра пойдет на вооруженный джихад. Важно, чтобы люди возвращались к религии, не грешили, жили по исламу и не нужно заставлять всех придерживаться ханафитского мазхаба, говорят они. Противоположный лагерь говорит, что все эти отличительные особенности салафии не просто форма, а форма, содержащая в себе принципиально иную концепцию мироустройства.
«Ваххабизм – это исламское проявление глобализационных процессов. Именно данное обстоятельство (помимо прочего) предопределяет неизменный успех его пропаганды по всему миру, ибо ваххабиты, как никто другой в исламском сообществе, идут в ногу со временем», пишет один из идеологов ханафизма Рустам Батров «Почему ваххабизм победит?» в своем блоге.
«(…) ваххабиты несмотря на свою «средневековую» длиннобородость и короткобрюкость – это очень современные люди. Ибо сегодня весь мир перекраивается под принципы и стандарты индивидуализма, делающего тебя, потакающего бесконечным желаниям поработившего тебя эго, главным двигателем потребительской экономики и центром нового мироздания. Поэтому у традиционной религии практически нет шансов. Ваххабиты, оседлавшие глобалистскую волну индивидуализма, сметут на своем пути всех своих идейных конкурентов, старомодно говорящих о каком-то там послушании и доверии, продолжает автор уже в следующем посте «Почему ваххабизм победит - 2».
Таким образом, по Батрову, ваххабизм есть ни что иное, как мусульманское измерение глобализма, когда все самобытное, национальное выдавливается, предается забвению в угоду единообразию. То, что духовной начинкой глобализма является потеря собственно идентичности и, как следствие, полная управляемость, очевидно многим. Утверждение ислама аравийского образца во всем исламском мире, безусловно, ведет к духовной, а затем и управленческой однополярности, а что это, если не проявление глобализма? В этом с Батровым не согласиться трудно.
У традиционной религии практически нет шансов, утверждает Батров, а в продолжение темы вспоминаются слова Валиуллы Якупова на Днях татарской молодежи летом 2010 года о том, что только держась за ханафитский мазхаб, татары имеют исторический шанс не ассимилироваться, выжить как нация.
Теоретическая часть этой позиции звучит очень благородно, а практическая, как всегда, с перегибами. Звучат вполне справедливые призывы не вешать ярлыки, не пропагандировать всевозможные ярлыкодетекторы, не делить мусульман на правильных и не правильных, не вытравливать из мечетей и не выдавливать из публичного пространства в подполье «нетрадиционных» мусульман (в качестве примера, к чему это может привести, упоминается Дагестан. И в самом деле, повторять опыт этой республики, наступать на те же грабли было бы преступной глупостью). Но об этом подробнее чуть ниже.
На данном этапе мы резюмируем, что в татарском мусульманском мире концептуально оформились два дискурса дальнейшего развития. Первый из них обозначим в связке «ханафизм - традиционализм» и его отличает идеологическая и духовная закрытость. Мотивация следующая: известной степени сегрегация дает шанс татарской нации, которая хоть и жемчужина, но очень маленькая жемчужина в большом море исламской цивилизации, выстоять перед ассимиляцией, сохранить свое лицо. Кроме того, обособленность и закрытость, закрепленная в довольно спорной дефиниции «татарский ислам», дает шанс татарам (и башкирам) как наиболее ассимилированному, потерявшему корни мусульманскому народу России не раствориться, сохранить свой островок в общественном пространстве под многомиллионным натиском братьев из центральноазиатского региона, которые уже сегодня составляют до 90% прихожан в некоторых мечетях.
При всем при этом нужно понимать, что в современном мире, который не имеет ни территориальных, ни информационных границ, такое добровольное отшельничество рано или поздно приведет к деградации. Уже в XIX веке сегрегация поставила под угрозу прогресс развитие татар, что уж говорить о XXI веке. Более вероятно, что нас, вместе с нашей тихой гаванью, сметут более пассионарные единоверцы.
Второй дискурс можно обозначить словом «интеграция» и он предполагает включение мусульманского сообщества России в мировую умму и активное участие в мусульманской жизни на мировом уровне, а также интеграцию и окультуривание многомиллионного мигрантского сообщества с опорой не на локальное, а глобальное измерение ислама. Тогда понятно, что в мечети мегаполиса, куда приходят и татары, и кавказцы, и азиаты, и арабы, представители разных толков ислама могут читать намаз в соответствии со своей традицией. Этот дискурс ставит приоритетом соответствие реалиям сегодняшнего дня, а не кадимистский реванш. Характерным маркером тут является отношение к реконструкции Московской соборной мечети: одна фракция считает, что главная мечеть столицы должна по своим размерам, архитектуре, техническому оснащению соответствовать как своему времени, так и уровню технологического развития государства, другая фракция настаивает на том, что ее нужно сохранить в первозданном виде, несмотря на то, сколько тысяч человек при этом будут молиться под дождем.
Любопытно, что эта мировоззренческая дилемма отражается еще и в области исторической памяти татар. ЦДУМ на протяжении последних нескольких лет усиленно пропагандирует т.н. булгаризм. СМР же выступил с инициативой широкого празднования 700-летия принятия ислама как официальной религии Золотой Орды. Это тоже отражение двух дискурсов: булгаризм как символ локального, «островного» ислама и чингизизм (татаризм) как символ имперского, государственнического ислама.
Наша цель не состоит в том, чтобы разобраться, на чьей стороне историческая правда, была ли Орда для предков современных татар безусловным злом, разрушившим их цивилизацию, были ли исторические шансы у булгар жить так же процветающе до сих дней, если бы не батыево нашествие и т.д. В этом конфликте локального и глобального видится вот что: первая парадигма предполагает безоблачное будущее татар на отдельных территориях – в Татарстане и немного за его пределами.
Переименуйся татарская нация в булгар, как этого хотелось бы некоторым деятелям, она остается ограниченной в рамках полуторамиллионной нации казанских татар, никак не больше. В этом контексте вспоминаются две последние переписи населения с их попыткой расчленить татар на множество подгрупп. А еще и позиция РПЦ, согласно которой, исламу нужно давать условия развиваться в титульных республиках, а в остальных областях должно доминировать православие. Эта позиция четче всего прорисовалась во время дискуссий о том, нужно ли обязательное введение ОПК в школах. В картине, где область комфортного проживания татар ограничивается ПФО, а все остальные территории покрываются своей локальной духовной доминантой, огромное количество татар остается просто выброшенным за борт татарского мира.
В качестве иллюстрации приведу две газетные выдержки:
Историки Дамир Исхаков и Искандер Изхмайлов в интервью газете «Звезда Поволжья»: «Д.И.: (…) большинство археологов – булгароведы. Сейчас на них возложена грандиозная задача: оживить имидж Волжской Булгарии, укоренить ее исламские ценности. (…) наши политики вслед за муфтием Талгатом Таджутдином ушли в традиционализм, что весьма опасно для татар. Мы уже прошли этап реформации ислама и не можем возвращаться назад. И.И.: Татарстанские политики рассуждают так: давайте примем, что мы – волжские булгары, и все у нас будет хорошо. Но дело в том, что есть Пенза, Нижний Новгород, Саратов, Астрахань, которые не имеют к булгарам никакого отношения. Тамошние жители – служилые татары, и такими были от века. С чего бы им вдруг записываться булгарами? Получается, что у нас тут будут какие-то непонятные булгары, а вокруг – татары. Это прямая диверсия против татарского народа. Ничто другое так не расколет нацию».
И статья Елены Чудиновой в журнале «Татьянин день»: «Татары - самое уязвимое звено: являясь мусульманами, они вместе с тем глубоко интегрированы в русскую жизнь. Через них (преувеличивая заодно их численность) легко отщеплять Россию от ее европейского выбора. Для этого надо прежде всего изменить самоощущение татар, заставить их осознать европейские навыки жизни как чуждые, навязанные. (…)Что, на взгляд автора этих строк, можно и нужно делать, дабы русские и татары и далее жили без «татарского вопроса»? Первое. Подчеркивать фактическое происхождение современных татар не от монгол-завоевателей, а от волжских булгар. Всячески противодействовать попыткам провести преемственность татар от Батыя и Чингисхана (…)».
С позицией одного из крупных представителей булгаристов Мирфатыха Закиева можно ознакомиться здесь).
Главных выводов из этого можно сделать два: во-первых, наметившееся отмежевание ДУМ Татарстана от СМР и его крен в сторону «традиционализма» (а также попытки некоторых доброжелателей усилить «Казанский муфтият») будет приводить к тому, что близлежащие региональные общины из орбиты СМР (столичного, космополитичного ислама) будут втягиваться в орбиту казанского «татарского» ислама и грядет новый духовный раскол татарской нации, и без того разъединенной между ЦДУМ и СМР.
Во-вторых, решение в пользу той или другой концепции так или иначе ложится на дискуссии о политическом устройстве и историческом выборе всей России как унитарного или федеративного, либерального или консервативного государства.