Эффективен ли запрет на экстремистские материалы?

Книга умершего в Лондоне бывшего сотрудника российских спецслужб Александра Литвиненко и его соавтора Юрия Фельштинского "ФСБ взрывает Россию" попала в список экстремистских материалов российского министерства юстиции.

Этот список вообще полон самых разных материалов - начиная от труда Гитлера "Моя борьба" и заканчивая публикациями неполиткорректного свойства в социальных сетях.

Механизмы зачисления "экстремистской литературы" в этот список довольно расплывчаты и вызывают критику юристов.

Ведущий "Пятого этажа" Михаил Смотряев беседует на эту тему с Марией Розальской, экспертом информационно-аналитического центра "Сова".

Загрузить подкаст передачи "Пятый этаж" можно здесь.

Михаил Смотряев: Сейчас в Германии идет разговор, что в 2016 году собираются ограниченным тиражом издать "Майн кампф". Это планирует Нюрнбергский институт новейшей истории. Общее мнение состоит в том, что хуже этой книги нет ничего. Или книга Литвиненко вызывает у российских властей большие опасения?

Или это потому, что Гитлер признан универсальным злом, и его уже можно изучать академически, а книга Литвиненко - о том, что в России происходило недавно, к тому же, мы толком и не знаем, что именно?

Мария Розальская: Академически изучать можно любой текст, неважно, какой давности, но в России "Майн Кампф" запрещена законом.

То, что на одну доску ставится книга общепризнанного злодея и откровенно анекдотические вещи, и религиозные тексты и книга Литвиненко – это странность, объяснимая тем, что наше государство имеет слишком много инструментов для запретов и преследований, а также слишком широко трактует понятие экстремизма.

М.С.: Этим отличается не только наше государство. В Великобритании с начала недели немало шума по поводу планируемого консервативным правительством законодательства, призванного предотвратить экстремизм, в частности, среди молодежи.

Здесь с начала десятых годов, кроме того, было усложнено и расширено законодательство по поводу того, что могут и не могут себе позволить университеты. Хотя по сравнению с Россией, зажима свободы слова здесь вроде бы не происходит.

Но ведь есть предел свободе слова? Половина, если не больше пунктов в списке экстремистской литературы минюста содержит неудобоцитируемые моменты, и им там самое и место.

М.Р.: Вопрос о степени ограничения свободы слова философский. Если же смотреть практически, то почти во всех государствах ОБСЕ существуют определенные ограничения на пропаганду ненависти.

Речь идет о преследовании конкретных людей за конкретные высказывания. То есть, везде есть границы, другое дело, как они определяются и как происходит практическое применение этих правил. У нас и принцип, и применение хромают.

М.С.: Но в последние годы это сделалось совсем сложно, если не невозможно. Единственный способ предотвратить доступ граждан к информации, которая для них не предназначена - перерубить все кабели в интернет.

М.Р.: С самого начала это было абсолютно бессмысленное мероприятие. Когда только этот список экстремистских материалов перевалил за первую сотню, мы уже хватались за голову и говорили – как же им пользоваться? Сейчас там более 2500 наименований. Этот инструмент не может работать в принципе. Слишком легка процедура признания материалов экстремистскими.

М.С.: Но давайте вернемся к вопросу, нужно ли запрещать определенные труды в принципе. Там не только книги, там и творчество групп музыкальных, даже картины.

М.Р.: Количество такого "продукта" будет только расти. Все запретить невозможно. Люди будут продолжать писать, сочинять, рисовать. Можно попытаться влиять на тех, кто это делает. Уже существуют статьи в уголовном и административном кодексе. Ограничения могут быть разного рода, сажать в тюрьму необязательно.

М.С.: Но правомочно ли ставить на одну доску патентованного злодея Гитлера и необразованных людей из глухой деревни, которые написали на заборе "бей лиц кавказской национальности"? То есть, не запрещать ни тех, ни других ради свободы слова?

М.Р.: Ставить их на одну доску, конечно, нельзя. Одно дело написать на заборе, другое – человек, ответственный за миллион смертей. Я не говорю, что не должно быть ответственности, но она должна быть разумно исполняема. Должно быть исключено избирательное применение, слишком широкое толкование, а сейчас в этой сфере очень много применений по пустякам.

Надо ловить неонацистские банды, которые убивают на улицах, преследовать идеологов, организаторов, а не преследовать подростков за надписи на заборе и комментарии во "Вконтакте".

М.С.: Неонацистские банды преследуют не за неправильную идеологию, а за то, что они людей убивают.

М.Р.: Есть организации, которые запрещаются, несмотря на недоказанную связь с насилием, за пропаганду. Участие в этих запрещенных организациях – тоже криминализованная вещь.

М.С.: Но если мы запрещаем пропаганду, то печатные издания или музыкальные агитки – ее часть, и такой список имеет право на существование?

М.Р.: Нет, потому что он не имеет смысла. Он будет раздуваться до бесконечности, и пользоваться им невозможно.

М.С.: А как тогда это надо организовать?

М.Р.: Может быть, имеет смысл обсуждать существование закрытого списка патентованных злодеев, труды которых должны иметь ограниченное хождение.

М.С.: Труды Гитлера можно и не печатать – средний человек знает их содержание. Может быть, пойти от противного: все это опубликовать, но подвергнуть широкому обсуждению с элементами беспощадной критики людьми, которые это понимают – учеными, лингвистами, политологами, историками?

М.Р.: Например.

М.С.: Но это организовать еще сложнее, чем отслеживать такой список и контролировать его проведение в жизнь.

М.Р.: Но это гораздо более действенно. И не чревато многочисленными нарушениями. Главное следствие этого списка – бесчисленные нарушения закона. Огромное количество неправомерных решений обесценивает любой положительный эффект.

М.С.: То есть, вас в первую очередь беспокоят нарушения, с которыми этот список пополняется?

М.Р.: Не в первую очередь, но, конечно, беспокоит.

М.С.: Все должны быть равны перед законом, и закон не должен применяться избирательно – это тема для беспокойства. Но тезис о том, что свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого, забывать не следует.