Новые религиозные движения, подобные тем, что мы видим на Северном Кавказе, порождают напряженность и конфликты. Но не по своей воле. Об этом пишет в британской «Гардиан» Марат Штерин, социолог, сотрудник лондонского Королевского колледжа (King’s College), занимающийся проблемами экстремизма.
Мы сможем гораздо лучше понять, что представляют собой новые исламские группировки, если подойдем к рассмотрению, по крайней мере, некоторых из них в качестве новых религиозных движений. Их взгляды и практические действия могут привлечь некоторых, преимущественно, молодых людей не только потому, что они исламские, но и потому, что они новые и служат основой альтернативного пространства для социальных экспериментов и усилий, направленных на социальные преобразования.
Эти группы порождают напряженность в обществе, и даже конфликты. Но не по своей воле. В значительной мере сказывается реакция широкой общественности. И возникновение напряженности и конфликтов не обязательно приводят к насилию.
Исследования, посвященные движению «новых мусульман» на Северном Кавказе, служат наглядным тому подтверждением. Это «радикальное» движение зародилось в начале 1990-х годов в Кабардино-Балкарии, небольшой республике с почти разрушенной экономикой и страдающей от последствий вооруженного конфликтов в соседней Чечне и других районах Северного Кавказа. В отличие от тех, кто не влился в это движение, «новые мусульмане», как правило, стремятся быть более образованными и воспользоваться новыми социальными, экономическими и политическими свободами постсоветских 1990-х годов. В то же время они скованы клановыми и ограничительными социальными отношениями, в которых переплетается взяточничество и жесткая субординация, в том числе и у молодых людей. Существующие «старые» исламские институты в регионе пытались робко апеллировать к молодым.
Общины «новых мусульман» – джамааты – со своей стороны давали много возможностей для молодых людей: занятость (все участники имели работу), социальный статус (ответственные должности и посты в джамаатах), яркую личную жизнь (джамааты не препятствовали потреблению наркотиков и алкоголя). Новым моментом в исламе для «новых мусульман» была его салафитская ориентация, радикальная в том смысле, что давала авторитетные обоснования для пересмотра существующего социального порядка. При кажущемся парадоксе, когда «новые мусульмане» ратовали за «возвращение к истокам», к тому, что они считали чистым, салафитский ислам стал во многом попыткой модернизировать социальную практику и создать альтернативное социальное пространство, «дозволенную жизнь», которую я назвал бы «социальным экспериментом».
Появление любой новой религиозной группы означает, что при формировании новых «нас» в противовес существующим «им», скорее всего, возникнет напряженность. Таким образом, «новые мусульмане» отказались от участия во многих традиционных видах деятельности, которые их родители, бабушки и дедушки рассматривали как центральное место в существовании своего сообщества. Тем не менее, эта напряженность не должна перерастать в насилие. Действительно, после 1998 года лидеров «новых мусульман» все больше беспокоила законность таких движений, и они приложили усилия, чтобы противостоять воинственным трактовкам исламизма, например, идеологии такфири (об отступниках и неверных). Демографические изменения тоже делали свое дело: «новые мусульмане» старели, многие из них обзаводились семьями и принимали на себя обязанности, которые возникают при этом.
Так что же заставляет некоторых из этих, в основном мирных реформистских движений становится агрессивными? Мы поймем это лучше, если задумаемся над тем, как действия новых групп и их противников, в том числе государственных органов, могут способствовать либо эскалации, либо слому спирали насилия. В случае «новых мусульман» усилилась поляризация между новым движением и его оппонентами, когда один называл другого «неверным мусульманином”.
Тем не менее, даже такие высказывания не должны были выливаться в насилие. Нельзя было средствам массовой информации и государственным учреждениям навешивать ярлыки «новым мусульманам» (называя их салафитами, ваххабитами, исламистами), чтобы не ассоциировать их с насилием в регионе, где уже действовали террористические группы, пытавшиеся вовлечь «новых мусульман» в свои ряды. В результате к неизбирательному насилию стали прибегать правоохранительные органы для пресечения движения (в том числе пытки, тюремное заключение без суда и следствия, осквернение и закрытие мечетей). Местные террористические группы и чеченские боевики использовали это в дальнейшем для давления на «новых мусульман», чтобы те присоединились к общему кавказскому джихаду против русских “неверных” как общему врагу. В свою очередь, правоохранительные органы ответили на это эскалацией насилия, подталкивая руководство движения все ближе к вступлению в террористический джихад. И так случилось, что некоторые «новые мусульмане» стали и жертвами, и виновниками насилия.
Исследования, проведенные в политически ограниченной среде на Северном Кавказе, показывают, как отношение к людям с радикальными или даже антиобщественными взглядами, которые действуют как потенциальные террористы, но в рамках закона, могут легко привести к реальному терроризму, повышая привлекательность для новых последователей. Либеральная демократия должна использовать свой богатый инструментарий решений, способных мирно повлиять на тех, кто не соглашается с ее основами, чтобы справиться с такими молодыми людьми, делая себя более привлекательной для них, в то время как они растут и развиваются.
