Режим контртеррористической операции (КТО) для Дагестана настолько обыден, что легче перечислить те села и улицы городов, где КТО не вводилось, чем наоборот. Особая статья – спецоперации в горных районах республики. Здесь при отсутствии нормальных дорог, водопровода, канализации и властных институтов, государственная власть предпочитает напоминать о своем существовании бэтээрами, «Уралами» и солдатами в масках.
Зачастую итоги подобных КТО исчисляются только списанием миллионных бюджетных трат на их проведение и ростом озлобленности местного населения. О недавно завершившейся спецоперации в Гимрах рассказал глава села Алиасхаб Магомедов.
– Первоначально НАК, республиканское УФСБ и МВД отрицали ввод режима КТО в Гимрах. Когда Вы узнали об этом?
– Мне позвонили в Махачкалу, где я находился по делам и срочно вызвали домой, сказав, что военные окружают село. Силовики же оповестили меня об этом уже после того, как село окружили. Хотя согласно статье 11 Федерального Закона «О противодействии терроризму», решение о введении КТО подлежит незамедлительному обнародованию.
И меня, как главу села, должны были оповестить в первую очередь. А я уже должен оповестить население и разъяснить им права, обязанности и правила поведения при режиме КТО, чтобы избежать ненужных эксцессов. Но этого в очередной раз не произошло.
– Для Гимров это не первая спецоперация. Последняя – проводилась три года назад и длилась почти восемь месяцев. Как военные вели себя на этот раз?
– Село было блокировано со всех сторон, на въездах и выездах, разбит военный городок на берегу Аварского Койсу. В самом селении был введен комендантский час и ограничение передвижения в дневное время суток. Стали проводить обыски в домах и задерживать людей для бесед.
Первые дни солдаты вели себя вполне сносно. Но постепенно начали наглеть, избивать задержанных. Однако особо они не беспредельничали, как при прошлом КТО. В основном были вежливы.
– Каков итог недельной конттеррористической операции?
– По факту, никакой. Чуть выше села нашли только какой-то тайник. Его даже схроном трудно назвать. Там были спрятаны макароны, консервы и камуфляжная одежда. Хотя в селении обыскивали каждый дом, оружия ни у кого не нашли. Основная «работа» проводилась с людьми.
– Сколько молодых людей было задержано?
– Брали всю молодежь поголовно вплоть до старшеклассников. Омоновцы часто вели себя оскорбительно и бесцеремонно. Затем доставляли задержанных к себе, допрашивали, брали отпечатки пальцев, фотографировали. Проверяли мобильные телефоны, переписывали телефонную базу и не только у мужчин, но и у женщин. Видимо, на будущее составляли для себя картотеку.
– Каков процент населения в Гимрах от 15 до 30 лет?
– По данным последней переписи, которая проходила в начале 2011 года, в Гимрах проживает 5 тысяч 100 человек, из них в возрасте от 15 до 30 – около полутора тысяч.
– Руководители КТО держали вас в курсе проводимых ими мероприятий?
– В этом была главная проблема. Сколько мы не обращались к силовикам, они категорически отказывались от встреч. Ни я, ни сельчане не знали, ни сроков проводимой спецоперации, ни ее причин. Как от главы села, люди требовали от меня объяснений, что происходит, я не мог ничего сказать.
После нескольких инцидентов между гимринцами и омоновцами, которые чуть было не переросли в открытый конфликт, ситуация накалилась. Тогда мы приняли решение устроить бессрочный митинг в центре села, с требованием дать объяснения по поводу действий силовиков. И только на пятый день спецоперации меня и еще нескольких представителей сельского джамаата, согласились принять руководители КТО.
– Кто с вами встречался, и о чем шли переговоры?
– Были сплошь большие начальники: замминистра МВД Дагестана Магомед Магомедов, один из замначальников УФСБ, начальник местного отдела УФСБ, начальник ГРОУ ВВ МВД еще кто-то.
Они утверждали, что по их оперативным данным в селении скрываются разыскиваемые правоохранительными органами лица: Магомед Сулейманов, Бамматхан Шейхов, Абу Мухаммад. Ищут именно их.
Однако даже если эти люди и были в селении или его окрестностях, то к моменту прихода военных, наверняка, их и след простыл. Ведь слухи о приближающейся спецоперации стали ходить по Гимрам еще за две недели до ее начала.
– Откуда пошли эти слухи?
– Скорее всего, от самих силовиков и пошли. Либо среди них есть предатели, либо у них политика такая, я сам не могу разобраться. Но факт остается фактом. И парализовать жизнь целого села на неделю, заранее зная, что тут никого нет, мягко говоря, странно.
– Чем закончились переговоры?
Нас пообещали держать в курсе событий и сказали, что они не хотят никаких провокаций. Что они командированы в Гимры только на семь дней. Но решение об отъезде будут принимать не руководители КТО, а «наверху». На том и разошлись.
Но ведь поговорить с нами можно было и раньше, еще в самом начале спецоперации, тогда многих эксцессов удалось бы избежать и снять излишнюю напряженность среди жителей.
Сельчане опасались повторения событий трехлетней давности, тогда погиб урожай хурмы, пало много скота, оставленного без присмотра. Тогда солдаты вырубали наши сады на дрова, в результате чего многие семьи были практически разорены. Нам тогда обещали компенсацию – 22 миллиона рублей (сумма ущерба была подтверждена официально. – И.Г.), но так ничего и не дали.
– Я слышала, что силовики обвиняли Вас в непрофессионализме – претензия, которая в Дагестане часто слышна в адрес глав селений, которые «попустительствуют боевикам».
– Да, они упрекали меня в том, что я не сообщаю в правоохранительные органы о боевиках. Я пытался объяснить им, что я всего лишь глава селения, избранный джамаатом. Лично я никого из перечисленных людей очень давно не видел. А если я и слышу разговоры о том, что кто-то зашел в село, кто-то ушел из села, я что побегу проверять это?
Разве в мои обязанности главы входят правоохранительные функции? Я не пристав, не участковый, не работник ФСБ, у меня нет ни оружия, ни охраны, ни защиты. Мое дело административное управление и решение социальных вопросов селения. У меня и так очень много работы, поэтому так много времени провожу в Махачкале, обивая пороги различных инстанций.
В селении нет нормальной больницы, в туалет в нашей школе – за 200 метров от здания. Нет водопровода, канализации и нормальной электроэнергии. Вот сейчас, мы говорим с Вами, а я сижу в темноте, свет в селении опять отключили.
И это притом, что Гимры в Дагестане считаются своеобразным энергетическим узлом, на стыке крупнейших электростанций – Чиркейской и Ирганайской. Около нашего селения расположена узловая электрическая станция.
А в Гимрах напряжение в сетях редко где бывает более 150, в основном 120 – 140 вольт. Единственное, чего мы смогли добиться за долгие годы, это включение нашего селения в федеральную программу «ветхое жилье». Но пока ощутимых результатов и это не дает. При таком объеме проблем.
– В самом селении режим КТО сейчас снят. Но в Унцукульском районе режим спецоперации по-прежнему действует и в любой момент может вернуться к вам. Как настроены гимринцы?
– Методы проведения подобных комплексно-профилактических мер приносят только вред. Результатов практически нет. Зато есть рост враждебности населения к власти. Вот мне говорят, что Гимры – ваххабитское село, поэтому с нами можно не церемониться.
А ведь в реальности это не совсем так. В селении сложная религиозная ситуация. Процентов 70 настроены против ваххабизма. Но этим людям волей неволей приходится вести двойную игру. С одной стороны противостояния – мусульмане, с другой стороны – тоже мусульмане.
А посередине, в лице государственных структур, нет никого. Только военные в масках и на БТРах. И это проблема не только Гимров. Это главная проблема большинства дагестанских сел.
