Журналистские оценки последнего боестолкновения в Чечне показывают непрофессионализм российских экспертов.
Российская пресса подробно сообщала о произошедшем в минувшие выходные дни боестолкновении в горах Чечни. Там, в лесу между селениями Дышне-Ведено и Дарго, было уничтожено пятеро боевиков. Потери местной полиции и батальона «Юг» внутренних войск МВД РФ – четверо погибших и 16 раненых. В комментариях СМИ даются разные оценки операции. Соглашаться с ними или нет – каждый решает сам для себя. Но меня в этой ситуации удивляет не пестрота мнений, а несколько иные обстоятельства.
Вооруженное противостояние в регионе продолжается без малого 17 лет. Иначе говоря, младенец, появившийся на свет в начале конфликта, вырос, успел набраться ума, опыта. И тем для меня непонятнее, почему не «выросли из пеленок» некоторые из т.н. экспертов и комментаторов событий, происходящих на юге страны. Почему многое из того, что они говорят и пишут, по-прежнему нельзя не относить к бреду сивого мерина?
Постараюсь показать это на одном примере.
Российский информационный портал Lenta.ru откликнулся на операцию в Веденских лесах публикацией Андрея Кузнецова «Внезапный бой». Она начинается с вывода: «Начало 2012 года показало, что официально завершенная почти три года назад контртеррористическая операция, получившая неофициальное название «второй чеченской войны», своих целей достигла не до конца».
Конечно, у автора есть право на любой вывод и любое заключение, но нужно, наверное, и как-то обосновывать, подкреплять фактами свою позицию. Но этого не происходит. Более того, чем больше углубляешься в текст, тем очевиднее становится дремучее незнание автором особенностей региона, да и самой темы.
Нередко его «изыски» шокируют. Оказываются, например, что зимой «многие боевики закапывают автоматы в землю и спускаются с гор на равнину пить чачу…» Сказать, что автор несет чушь, — значит, не выразить и части чувств, который этот перл может вызвать у мало-мальски сведущего человека.
Во-первых, ни чачи (как в Грузии), ни араки (как в Осетии), ни самогона (как в России), ни какого-либо другого «домашнего» спиртного напитка население Чечни не производит.
Во-вторых, нынешние боевики относят себя к числу «поборников чистого ислама». Ислам, в свою очередь, запрещает потреблять все, что омрачает рассудок и вредит здоровью. Поэтому члены нынешних НВФ спиртное, как правило, не употребляют ни в каком виде.
В-третьих, если даже допустить, что кто-то из этих людей в удобном случае не прочь пропустить рюмку-другую, то он не сможет, да и не будет делать этого у себя дома. В присутствии родителей, других старших по возрасту родственников делать это недопустимо.
В-четвертых, в Чечне невозможно сегодня побегать боевиком в горах, а завтра закопать автомат и отправиться домой. Бандполье и в самом деле загнано в норы, и каждый боевик знает, что у него есть только два пути выхода из этой ситуации: быть уничтоженным в бою или сдаться властям.
Со времен войны в Афганистане российской прессой эксплуатируется этот образ: «Днем – крестьянин, ночью – моджахед». Силовики, которым такая формулировка удобна, в Чечне успешно пользуются ее вариантом: «Сегодня – в горах, завтра – на равнине, дома».
Придумать что-либо тупее этой «сказки» сложно, но обыватель ей верит. Эту «святую наивность» тиши московского кабинета в полной мере демонстрирует и Кузнецов. «Маловероятно, — пишет он, — что при такой погоде (холод, снег, туман – ред.) кто-нибудь отправился бы в лес жить в землянках».
Будь все так, как полагает автор, на Северном Кавказе давным-давно был бы истреблен каждый, кто встал на путь вооруженной борьбы. И это явилось бы, пожалуй, наиболее простым и безболезненным решением проблемы. Ситуация же куда сложнее.
Хотя бы тем, что, во-первых, «отправляются в лес жить в землянках» не на день-два и не единицы, а, во-вторых, живут в этих самих землянках-норах месяцами, годами, и не в одиночку.
В-третьих, в основном благодаря этой причине становится возможным выявить их пособников. Самим членам НВФ дорога в населенные пункты заказана, они разными путями подыскивают тех, кто обеспечивал бы их продуктами питания, медикаментами. Последних – немного, и их все чаще ловят. А «заказчики» этих нехитрых бытовых благ глубже зарываются в чащи лесов и гор. В этом – суть того, что происходит в регионе.
Что-то близкое к детскому лепету слышится и в интерпретации «версии о том, что боевики могли прийти из Дагестана». Автор не знает, насколько можно верить в это предположение. Он также не знает, видимо, и то, что «сопротивление» во главе с Докку Умаровым действует на территории провозглашенного им «Эмирата Кавказ», и перемещения групп НВФ из одного региона в другой – не исключение, а практика многих лет.
Тот же Шамиль Басаев проявлял активность не только в Чечне, но и в соседней Ингушетии, да и убит был там. Последний рейд Руслана Гелаева проходил по территории Северной Осетии, Ингушетии, Чечни, а завершился в Дагестане, в столкновении с пограничниками. Отряды дагестанских боевиков не раз громко заявляли о себе в пределах Чечни, в том числе в Веденском районе.
Единственное, что увидел Кузнецов в указанной версии, — так это то, что она «вполне согласуется с заявлениями первых лиц республики о том, что на вверенной им территории социальной базы для вооруженного подполья не существует». Одной этой фразой Кузнецов ставит под сомнение то, что говорится властями республики.
А если вспомнить еще и предыдущий его пассаж о «закапывающих автоматы и отправляющихся на равнину» боевиках, то не искушенному в кавказских делах человеку только и остается согласиться с автором в том, что есть социальная база, потому есть и боевики. Но верна ли эта логическая цепь?
Первое. В ходе КТО, цели которой, по мнению Кузнецова, достигнуты не до конца, население Чечни многократно и поголовно прошло дактилоскопию. Каждый житель не раз и не два «просвечен» спецслужбами на предмет участия в НВФ, связей и сочувствия им. Не доказательств даже, а одного лишь подозрения достаточно для того, чтобы человека не выпустили из поля зрения со всеми вытекающими для него «издержками».
Это «просеивание» граждан через сито зачисток и различных проверок не прекращается и после отмены режима КТО. Поэтому все рассуждения о свободно разгуливающих повсюду боевиках, поголовной вооруженности чеченцев и т.д. – не более чем плод больного воображения отдельных «экспертов».
Второе. В 1944 году чеченцы были практически поголовно выселены в Казахстан и Среднюю Азию. В горах на юге Чечни осталась небольшая группа абреков, которая, не имея никакой социальной базы в виде родственников, знакомых, соплеменников, в течение без малого пяти лет противостояла регулярным частям армии и НКВД.
35 лет вел жизнь абрека Хасуха Магомадов. 13 лет из них пришлись на период выселения чеченцев. Все его соплеменники были выселены. А он остался в Чечне и выживал в горах. Но, и находясь в этом «автономном режиме», Магомадов не прекращал нападений на представителей органов власти. Сотрудники КГБ смогли убить его только в 1976 году, когда он уже стариком пришел на могилу своего друга.
В истории Кавказа, Чечни есть немало других примеров многолетнего противостояния своим преследователям — как отдельных людей, так и небольших групп.
Немалый опыт выживания в экстремальных условиях накоплен и нынешним поколением «абреков». Они неприхотливы в еде, приучены в считанные минуты обустраивать ночлег в незнакомом месте, долго обходиться без огня и горячей пищи, просыпаться от малейшего шороха и стрелять на звук.
Прежде всего, именно этими обстоятельствами, а не плохой организацией операции, как нас пытается убедить Кузнецов, обусловлены потери силовиков.
Больше того, судя по немногим просочившимся в печать подробностям, боевики в очередной раз смогли бы скрыться, если бы проводившая операцию сторона стала ( по обычному у федеральных структур сценарию) дожидаться поддержки авиации и артиллерии. И как бы «разбор полетов» ни проводился - «кулуарно», как утверждает автор Lenta.ru, или как-то иначе, должное участникам операции отдадут. Особенно тем ребятам, которые знали, с кем имеют дело, на что идут — и при этом за чужие спины не прятались.
…Я не нахожу слова, которым мог бы обозначить свое отношение к таким публикациям, как процитированная выше. Знаю только, что это нечто больше, чем недоумение, досада, горечь,
