Самую страшную книжку о войне я увидела в Газе. Ее сделал один немецкий фотограф. Он просто снимал людей, дома и деревья – вернее, то, во что их превратила война. Дети, мужчины и женщины – обожженные, ослепшие, без рук и без ног. Дома, от которых остались развалины. Обрубки деревьев.
И все люди в книжке улыбаются – не американской улыбкой, от которой лицо становится маской, но улыбкой тех, кто уже знает, что враг побежден, хотя информагентства об этом еще не сообщили. Это очень красивые, мастерские фотографии.
Я листала эту книжку, сидя в инвалидном доме под гул беспилотника. Рядом сидели вчерашние мальчишки – двое из них ослепли, у одного парализованы ноги, у другого – руки. И они тоже улыбались – детство для них кончилось в те дни, которые весь мир называет «Литой свинец», а мусульмане называют бойней.
Они улыбались так, как улыбаются мужчины, знающие смерть в лицо и не боящиеся ее больше.
Цель операции – человек
Утром 27 декабря 2008 года, пока западный мир пребывал в рождественской неге, доедал индейку и гуся, 88 самолетов в 220 секунд нанесли одновременные удары по более чем 100 «целям» в секторе Газа.
«Цели» сидели рядом. Другого оружия, кроме улыбки и непреклонной уверенности в том, что справедливость восторжествует, у них нет.
Первыми тогда были убиты 95 безоружных курсантов – они выстроились на выпускную линейку.
Когда вам улыбается 17-летний мальчишка, навсегда прикованный к инвалидному креслу только потому, что он в день Х шел в школу, а по этой школе был нанесен «точечный» удар, то вам не забыть его. И вам нестерпимо захочется понять, почему его жизнь стала заложницей охоты к перемене мест тысяч ваших соплеменников, которые возжелали жить не в тех местах, где они родились, а в той стране, где родился этот мальчик, его родители, его деды и прадеды. Почему бесчисленные обитатели иных городов приехали сюда, выгнали палестинцев из их домов, вырубили их оливы, согнали их в лагеря и утюжат их раз в несколько лет с помощью тяжелой авиации, постоянно ссылаясь на Священное писание, согласно которому Бог даровал им эту землю, а они 2000 лет отсутствовали здесь потому, что весь мир был плох и несправедлив именно к ним…
У палестинцев нет возможности обдумывать эти безответные вопросы. Они только успевают прибрать ужасы предыдущей войны, как на них наваливается кошмар следующей.
Более 2 тысяч детей Газы потеряли в той войне одного или обоих родителей. Их разбирают по семьям, сирот войны, и делят с ними свой небогатый стол на равных. После войны еще долго рождаются дети с пороком сердца, с уродствами и недугами, без кожи. Палестинцы плачут редко – только совсем маленькие дети. Потом они вырастают в бесстрашных мужчин и женщин, которые смеются в камеры и объективы бессердечного мира. Ведь они знают, что справедливость – на их стороне, а мир лжет.
Палестинцы тщательно пишут свою историю.
Летопись Иптисам
Счастливая мать шести девочек и одного мальчика Иптисам Умм Мухаммад. Она журналистка. Когда я с ней познакомилась, она была цветущей молодой женщиной. Можно было бы сказать, что она беззаботная красавица, если не знать, чему она посвятила несколько месяцев своей жизни, едва с неба перестали падать бомбы.
День за днем Иптисам пешком обходила все разрушенные дома сектора и разговаривала с теми, кто выжил: она вела скорбный мартиролог всех, кто погиб под бомбами. Она записывала имена, возраст, обстоятельства, род занятий семьи. Она скрупулезно собирала данные, кто и как ранен, удалось ли довести до госпиталя, удалось ли успеть в госпиталь, пока его не разбомбили, умер ли человек оттого, что у него все ткани были сожжены фосфором или прочим неведомым тогда оружием, которое растворяло все органы или изрешечивало тело словно сито, или он умер, потому что у врачей не было лекарств. Или потому что с такими ранами не живут.
Самый грозный ее список – список детей, которые были стерты с лица земли за 22 дня войны. Имен погибших в ее списке 1200. Еще почти 300 тех, кого не смогли идентифицировать.
Она всегда приходила в чистой одежде, хотя в Газе было очень плохо с водой – пресной просто не было, а та, что привозили, была соленая и ржавая. Но Иптисам знала, что надо приходить не только счетоводом бед, но и олицетворением победы над хаосом и ужасом.
Она приходила в очередные руины, садилась на остатки стен, делала вдох и с улыбкой начинала разговаривать с детьми, их матерями и отцами. И записывать все их слова.
Она выходила из дома пешком рано утром и поздно вечером возвращалась, потому что большая часть дорог в Газе была разрушена, большая часть автомобилей уничтожена, а бензина не было из-за двухлетней на тот момент блокады. Большая часть осликов тоже погибла под бомбами и от голода, а новых в Газу к тому времени еще не успели завести через тоннели.
Иптисам надышалась отравленным воздухом, в котором горел и растворялся белый фосфор, обедненный уран, все это осело в ее горле, и она заболела раком.
Она успела закончить свою книжку, когда поняла, что этот кашель – не от усталости, и кровь идет горлом не от переутомления. Аппаратуры для диагностики рака в Газе нет.
И тогда нашлись люди, которые смогли вывезти ее из сектора и отправить на обследование в Турцию. Там ее начали лечить. На сегодня «прогноз утешительный».
Пока она болеет, она учит английский, не расстается с компьютером, потому что во всех сетях она рассказывает о том, как продвигается восстановление Газы, кого и как удается отправить на лечение. Всякий раз, отправляясь на очередной курс химиотерапии, она расписывает целую серию встреч, чтобы «не зря ездить». А едва придя в себя, она снова улыбается.
Иптисам знает доподлинно, как выглядел практически каждый дом и каждая семья в Газе после 22 дней бойни. По сравнению с последним днем войны, с ее точки зрения, все очень хорошо. Ведь почти все завалы разобраны, почти все больницы, которые можно было успеть починить, отремонтированы. Уже есть и машины, и бензин, хотя блокада остается.
Палестинцы не очень-то принимают важность рассказа о том, как все ужасное происходило – ведь оно уже стало прошлым, и лучше, по их мнению, говорить о преодолении, чем возвращаться в ужас тех дней.
Боль Марины
Русский врач Марина в Газе живет 12 лет. Она здесь нарасхват – она гинеколог, а мусульманки предпочитают врачей – женщин. Их здесь мало. Своего мужа, тоже врача, она смогла сразу после войны отправить на родину – проходить переквалификацию, что в условиях блокады – чудо. И вот она везет меня на КПП, чтобы я успела выйти из сектора до закрытия границы. Она работает на трех работах в госпиталях, до войны у нее в доме она смогла оборудовать кабинет для приема рожениц. В один день она потеряла не только дом – бомба упала в квартале, и из ее кабинета взрывной волной вынесло все окна, все инструменты. Она описывает, как свекор, заслышав гул самолетов, велел всем выйти. На сборы времени не было. Зато осталась в живых ее семья, а все их имущество погребли развалины. Им просто повезло – ракета попала не в их дом.
Она счастлива, что ее муж целых два года учится. «Он хоть немного отдохнул, отоспался, отъелся, приоделся, каждый день звонит – тоскует по нам, а я хочу, чтобы он доучился. Ничего, я ведь работаю, нам хватает», – говорит Марина. У нее есть полчаса между одной пациенткой и другой, обеим она делает такую скидку, что этих денег не хватит даже на бензин, чтобы проехать расстояние между ними. – «На кабинет заработаю, закажем оборудование через тоннели, и снова будет у нас кабинет. Дом ведь уже отстроили!»
Сама Марина, когда была беременной, замешкалась в больнице на дежурстве, и не заметила, как началась операция, и на дорогу перед госпиталем выехали танки. Она бежала, а по ней стреляли. «Я добежала до людей, и они меня заслонили», – смеется она. В наших широтах с большим негодованием говорят о том, как машина, проезжая, обрызгала водой.
И улыбается Марина той особой палестинской улыбкой, которая означает, что справедливость придет. Она пытается вспомнить, какая тогда была по счету война, когда по ней стреляли танки. Сбивается со счета: «Короче говоря, это было еще тогда, когда израильские поселения стояли в Газе, и проехать из Рафаха в Газа-сити было невозможно. А теперь – смотрите, как мы быстро промчались!».
