Израиль убил этот город

Хеврон стал полигоном, на котором опробованы все методы политики депалестинизации

Палестинцы уверены, что депалестинизация Иерусалима — то есть постепенный захват святынь, земель, домов, кафе лавок и выдавливание палестинцев из Палестины — проходит по примеру, который уже осуществлен в Хевроне, городе Авраама (Ибрагима): создать поселения внутри палестинской территории, установить блок-посты, отобрать святыни, лишить людей работы и пропитания.

Ехать до Хеврона от Иерусалима всего 30 км.

«Мы потеряли харам (мечеть Ибрагима), как мы потеряли аль-Кудс (Иерусалим)», – говорит Тагрид аль Мехидсеб. Ей 40 лет, она живет в старом городе Хеврона и занимается воспитанием детей: собственных у нее нет, зато у сестры — целый выводок. В Иерусалиме в последний раз была 20 лет назад. Больше она туда поехать не смогла – для этого нужен пропуск, а ей, палестинке, пропуск просто так не выдадут.

Все палестинские постройки, включая муниципальные, в Хевроне находятся в запустении

Время для палестинцев Хеврона разделилось на «до оккупации» и «после оккупации», то есть после 1967 года. «Мы ничего тут не контролируем. В еврейские праздники для палестинцев закрыта не только мечеть, но и лавки, магазины. Проход закрыт. Ворота мечети они закрывают для нас, когда хотят – просто перекрывают блокпост и все. Без предупреждений, без объяснений», – говорит Тагрид.

Почему Хеврон?

По-арабски он называется аль Халиль. Он старше Иерусалима на полтысячелетия.

Хеврон – это Палестинская автономия, не Израиль. В городе около 180 000 жителей, а вместе с округой – полмиллиона. Ни одного представителя палестинской полиции я тут не встретила. Зато в городе полно израильской армии, блокпостов и военной техники, которые охраняют быт 800 поселенцев.

Блок-пост внутри поселения

Здесь находится знаменитая гробница Трех патриархов (Харам), где похоронен Авраам (Ибрагим), его сын Исаак (Исхак) и его внук Иаков (Якуб), а также их жены Сара, Ревекка и Лия. Мусульмане почитают Ибрагима, Исхака и Якуба как пророков. Над пещерой, где их могилы, высится большая мечеть.

Для иудеев Хеврон – вторая после Иерусалима святыня.

 

До 1994 года посещение мечети было свободным для всех – мусульман, христиан и иудеев. Но 25 февраля 1994 года в мечеть ворвался вооруженный поселенец, репатриант из США врач Барух Голдштейн – он убил 29 мусульман и ранил 150 человек.

После этого мечеть разделили стеной на две части – для иудеев и мусульман. Поселенцы захватили квартал города, который они называют еврейским. И рядом с городом выросло большое поселение.

Дома и лавки палестинцев захвачены по закону военного времени, оспорить в суде это нельзя

Еврейские кварталы и Пещеру патриархов охраняет израильская армия, имеется два десятка постоянных и временных блокпостов, рассекающих город. Внутрь охраняемой территории палестинцам вход запрещен.

Две стороны одной гробницы

Путь к мечети лежит через старый рынок. В конце него – решетки, вертушки и израильский блокпост. Затем – второй блокпост, где нужно открывать сумку, показывать телефон и всю технику и предъявлять документы. Любого палестинца здесь могут задержать.

Блок-пост, через который палестинцы могут попасть в мечеть

На блокпосту несколько солдат. Проверяют мою сумку и задают вопросы:

- Мусульманка?

- Православная.

- Вам сюда, раз православная. 

«Сюда» – это вход в мечеть для палестинцев. «Там» – это синагога для иудеев и туристов.

Блок-пост на входе в поселение 

Вход для мусульман – сбоку, но именно в их части мечети остались два колодца над пещерой с могилами праотцов, где опускают лампады и куда кидают записки. За тройными решетками едва видно, как на другой стороне молятся евреи.

Парадный вход в усыпальницу. Только для не палестинцев

Палестинка заглядывает в замочную скважину большой старинной двери, которая отделяет еврейскую половину от мусульманской и отшатывается:

- Там глаз! Он смотрит…

Большой молитвенный зал убран коврами. Мне показывают, откуда вошел Голдштейн, где лежали убитые и раненые, где убили его самого.

Мусульманская часть мечети Ибрагима. Здесь Голдштейн в 1994 году расстрелял молящихся

«До того евреи молились в любом месте мечети, в любое время, хотя армия им препятствовала, запрещали им приходить в мечеть – не мы, они сами. Пришел Голдштейн, устроил стрельбу – и они захватили мечеть. Как будто исполнили его волю, хотя он преступник. Теперь они разделили мечеть. И по своей воле закрывают ее для нас. Они ведь всегда могут ее посещать, а мы – когда они позволяют», – говорит пожилой палестинец, присматривающий за порядком в мечети.

Поселенцы поддерживают спортивный образ жизни

«Мы своих детей никуда не отпускаем: израильские солдаты детей ловят, допрашивают, обыскивают. Если с ребенком что-то случается, мы не можем ребенка искать – мы ведь не имеем права за их блокпосты заходить», – поясняет палестинка с внуками.

«Мы страдаем от множества запретов, ущемлений. Это трудно объяснить – эта жизнь на каждом шагу», – говорит она. 

Чтобы войти на еврейскую часть мечети, нужно спуститься вниз по улице с новыми лавками сувениров – непохоже, что в них вообще хоть кто-то заходит. Пройти мимо нескольких цепочек израильских солдат, мимо военной техники, шлагбаума.

Поселенцы поддерживают спортивный образ жизни

Никто тут ничего не проверяет, солдаты лениво посматривают на редких поселенцев.

Весь большой двор мечети с садом, оливами, фонтаном, цветами – на еврейской части. Здесь же главный вход в мечеть с большим мраморным крыльцом и красивой лестницей. 

У стены гробницы молится одинокий иудей в шляпе. 

Главный вход мечети – только для израильтян и туристов. Палестинец сюда пройти не может.

Третий вход закрыт вообще.

У лестницы гомон, смех, громкие разговоры. Есть американские туристы, приезжающие по израильской бесплатной программе.

На входе в расслабленной позе сидит вооруженная солдат-женщина.

В израильской части Гробницы Трех патриархов охрана везде

Ни одной женщины в длинной юбке и с покрытой головой, хотя некоторые усердно молятся с распущенными волосами. Молящиеся распределены в нескольких комнатах за ширмами.

Рядом – комната со столами и лавками, где особенно шумно: здесь паломнические группы перекусывают. 

На выходе из гробницы несколько еврейских лавок с фастфудом. Тут тоже подкрепляются несколько семей поселенцев с многочисленными детьми. 

Суп Ибрагима 

Залитый солнцем утренний город: работают редкие лавочки и магазины. Повсюду дети с синими ведерками, термосами, кастрюлями и даже чайниками – это те, кто идет за супом Ибрагима.

Емкости для супа Ибрагима – единственный ходовой товар на палестинском рынке

Как известно, однажды к Ибрагиму пришли трое путников, которых он накормил. Богословское понимание допускает, что эти трое были ангелами. В православии вообще считается, что именно этот сюжет изображен на самой знаменитой русской иконе письма Андрея Рублева «Троица».

Дети из самых бедных семей со всей округи каждый день приходят за супом

В память о гостеприимстве Ибрагима и повелась эта традиция – угощение всякого нуждающегося или путника супом.

У двухэтажного здания недалеко от мечети множество разновозрастной детворы с синими ведерками. Мы с палестинками, которые привезли меня сюда, тоже купили несколько таких емкостей на базаре – они сохраняют суп горячим много часов. 

Главный повар Ваддах аль Джабари работает на кухне 20 лет. В его подчинении четыре помощника. Он помешивает дымящееся варево в гигантском котле. Все продукты, приготовление супа, содержание здания осуществляется на пожертвования.

Повар супа Ибрагима – профессия потомственная

Ваддах аль Джабари каждый день готовит суп на 50-60 тысяч человек. В мясные дни уходит по 1200 кг курицы и 5000 кг мяса. По понедельникам суп с курицей, по пятницам – с мясом. Я попала в не мясной день. Сегодня – похлебка из полбы и специй, ароматная и вкусная.

Самый маленький из тех, кому наливают суп

«Я предпочитаю получать мясо и все прочее для супа от людей – из рук в руки, а не через фонды пожертвований», – говорит главный повар.

 

Его отец работал тут 40 лет. Его братья тоже здесь трудились. «Суп Ибрагима раздают более тысячи лет. Место менялось. В иорданские времена (до 1967 года Западный берег находился в управлении Иордании – прим. ред.) разрушили старую кухню рядом с мечетью. Это уже третье здание с тех пор. А вообще первоначально был большой дом с 40 комнатами – и там люди ели суп», – говорит Ваддах.

От кухни супа Ибранима к мечети, где он похоронен пройти нельзя – перекрыт проход израильской армией

В окошко просовывают маленькие чайнички дети, которые едва ходить научились.

«Не хочется давать горячий суп маленьким, но что делать, если их послали родители?» – восклицает повар.

Суп раздают не только в городе, но и по деревням – там много бедняков, у которых другого пропитания нет.

«Традиция идет от рассказа о том, как Ибрагим накормил трех путников – они оказались ангелами. Поэтому мы кормим каждого – а окажется ли он ангелом, тут уж не нам судить», – посмеивается помощник повара.

Сапожник из аль Халиля

Обувщики – традиционная профессия в Хевроне. Здесь около 300 мастерских, где заняты примерно 30000 мастеров. 

Закройщику Самеру 40 лет. Все его предки за много веков лежат на местном кладбище. Он вырос в аль Халиле, здесь закончил школу и, как его деды, много лет тачал обувь и продавал ее.

Молящиеся поселенцы

«У меня семеро детей. За два месяца не смог заработать ни копейки. Вы же видите – город пуст. Никого нет. Работы нет вообще», – говорит Самер. Положение у него отчаянное. Но он не собирается никуда уезжать из Хеврона. 

«За супом Ибрагима не посылаем детей. Слава Всевышнему живы! Мы там не берем суп, потому что у нас есть пропитание. Я могу одолжиться у родственников. У меня есть обеспеченная родня. Мы помогаем друг другу. Пока есть возможность, держимся», – говорит Самер.

В отличие от многих палестинцев, Самер был в Иерусалиме – на прошлой неделе.

Повод, правда, невеселый: «У тети рак, возил ее в больницу. Разрешение получил – для сопровождения больной, на три дня дали.

Это разрешение только для этого госпиталя, я не мог оттуда никуда выйти под угрозой ареста – в разрешении написано название госпиталя – ехал на автобусе с тетей прямо до госпиталя. Мы не могли там оставаться на ночь: в бумаге указано время, когда я должен вернуться. Есть люди, которые живут в госпитале, потому что их бумага запрещает им выходить».

Самер просит не фотографировать его – иначе ему в следующий раз бумагу не дадут за разговорчивость с прессой.

Как убить город

Прогулка по аль Халилю всякий раз заканчивается тем, что дорога упирается в замурованную стену. Это означает, что за стеной обосновались поселенцы. 

Самая длинная торговая улица сверху затянута сеткой, кое-где – пленкой. Торговцы поясняют: верхние этажи магазинов захвачены поселенцами. Иногда те бросают из окон мусор прямо на головы прохожим, выливают помои, нечистоты.

Израильская техника контролирует все подходы к Гробнице

Хозяин магазина показывает красивые палестинские платья и рубашки, попорченные помоями.

Если снизу смотреть на верхние этажи, то поселенцев не видно. Ставни закрыты. Зато на перекрестках сверху можно увидеть блокпосты на крышах. Солдаты греются на солнышке под израильскими флагами.

«Поселенцы могут бросить яйца, а могут кинуть грязь и похуже. Что мы еще можем, кроме как сетку натянуть? Наша полиция не может их оштрафовать, а израильская армия не замечает их дел. Наши жалобы суды не рассматривают», – говорит торговец.

Палестинский торговец показывает попорченный мусором товар

Возле старой квартальной мечети сидит Мухаммад Шадит. Ему 75. Когда-то это был процветающий район города: рядом обветшалое муниципальное здание, отделенное от заброшенного сада сеткой. С той стороны – стройка еврейского учебного заведения. Возле сетки с израильской стороны – помойка.

«У меня был хороший магазин был, но теперь он не работает как раньше», – говорит старик. Он рассказывает, как 12 лет назад этот район был захвачен новыми поселенцами, палестинцев выгнали, все магазины были закрыты – по военному закону, без права оспорить или получить компенсацию.

«Наше медресе захватили – а теперь они строят там свою йешиву», – Мухаммад показывает на многоэтажное здание за сеткой, нависающее над старыми двухэтажными палестинскими постройками.

«В ту часть города, что они захватили, ни один палестинец попасть не может. Даже палестинцы, кто живет в Израиле, не могут туда попасть. Даже палестинские члены парламента должны запрашивать разрешение – и неизвестно, дадут или нет», – говорит он.

Верхние этажи палестинского рынка захвачены поселенцами, от мусора, который они бросают на головы палестинцам, пытаются защититься сеткой

Он ведет меня дальше по улице, в которой тоже тупик: «Здесь раньше была автобусная станция, автобусы ездили в Аман, это еще до оккупации было. После оккупации тоже как-то жить можно было. А после нападения Голдштейна все изменилось – даже азан теперь запрещен в мечети Ибрагима», – сокрушается палестинец.

«До 2000 года это была шумная улица – теперь никого. Сами видите. Нет транспорта, нет приезжих, Израиль убил этот город и хочет, чтобы мы все отсюда уехали. Я ничего не боюсь, терять мне нечего. Нам, палестинцам, терять больше нечего», – говорит старик.

В старом городе улочки замурованы, если здание захвачено поселенцами

Я надвигаю платок на волосы и направляюсь к мертвой палестинской улице. Палестинки говорят: «Так опасно идти, они вас не пропустят!»

«Посмотрим», – отвечаю.

Метров через 500 первый блокпост – на стульях сидят израильские солдаты. Они вертят в руках мое журналистское удостоверение, куда-то звонят и пропускают.

Иду мимо пустых домов с израильскими граффити. Кое-где на вторых этажах держатся за свои квартиры палестинские семьи – окна в решетках, некоторые выставили плакаты, взывающие к мировой общественности, к ООН, к человечности. Подъезды замурованы: выйти из своих квартир они могут только на палестинскую часть. 

Изредка попадаются поселенцы. Почти все с оружием. Проходят школьницы. Никто не останавливается, не отвечает на вопросы, идут, ускоряя шаг и заслоняясь от фотоаппарата. Из поселения выходит американская парочка туристов.

Справа – дома, захваченные поселенцами. Слева на холме старое кладбище. А выше по холму живет своей жизнью палестинский город.

Взбираюсь по шаткой лестнице, чтобы рассмотреть могилы, но пройти к кладбищу невозможно: всюду клубки колючей проволоки.

С верхней дороги мне жестикулируют и кричат. Наконец, понимаю, что палестинские подростки хотят узнать, кто я, откуда и понимаю ли, что мне там опасно находиться, потому что я в платке, и меня могут принять за мусульманку и палестинку. Палестинцы показывают, как поступают с палестинками, изображая воображаемую винтовку.

Но солдаты даже не выглядывают из большого блокпоста. Все погружено в сон и какую-то заторможенность. Работает один магазинчик, из него выходит вооруженный поселенец и, глядя себе под ноги, бредет к дому. 

Солдат шагает мимо меня к стене, отделяющей поселение от города, заходит за угол и через минуту возвращается – это у них такой туалет.

Туалет – за углом 

Два часа назад возле этой стены, но с другой стороны я разговаривала со стариком Мухаммедом, и он говорил о том, что Израиль убил этот город. Ради чего? Чтобы выгнать палестинцев из их домов, лишить их работы и мочиться в старых палестинских двориках? Чтобы бросать на голову палестинцам мусор?

Конечно, поселенцы так не думают. Они считают, что эта земля принадлежит им по слову Бога, и рисуют граффити, чтобы обосновать свое право на эту землю. 

Засохший символ встречи

На другом конце Хеврона есть русский православный монастырь Святой Троицы. Калитка заперта, а сторож-палестинец делает вид, что не замечает, как мы подъехали к воротам и сигналим.

Наконец он подходит и говорит, что никого пропустить не может, потому что скоро приедет израильская армия. Уходит, но вскоре возвращается, отпирает ворота и просит управиться с визитом побыстрее.

Дорога примерно с километр ведет через рощу к монастырю. Небольшая группа русских паломников из Москвы во главе со священником молится в храме.

Молодой послушник Димитрий служит здесь три года, сам родом из Сочи. 

Послушник Авраамий побывал здесь еще в 1993 году. Потом вернулся в 1996, когда монастырь перешел из Зарубежной Православной Церкви в юрисдикцию Русской Церкви. Вспоминает, как в 1997 и 2000 году в монастырь приезжал покойный патриарх Алексий.

Молящиеся девушки из поселенцев

Непросто живется и православным на Святой Земле. «Священническую визу надо ждать полтора года, очень сложно ее получать. Но с ней можно ездить по всей стране, – говорит Авраамий. – В поселение нас не пускают, в синагоге плюют в лицо. Старые плюют на землю нам под ноги и смотрят – их огорчает, когда мы улыбаемся. А молодые плюют в лицо...»

В мечети Ибрагима он бывал много раз и молился там еще до того, как ее разделили на две части. Бывал и после. С палестинцами проблем не припоминает: «Раньше в мечети перегородок не было, можно было везде молиться, креститься. На мусульманской половине люди и теперь приветливые и добрые».

Поселенец в синагоге Авраама

«Мы в монастыре живем среди мусульман, тут, в нашей части города, иудеев и христиан нет», – поясняет служитель. 

Он рассказывает, что внизу, в пещерах, где находятся сами могилы патриархов, никто не бывает уже много веков: «Пещеры закрыли в 1470 году, но в колодцы бросают деньги и записки, а там их нет – значит, их кто-то убирает...» – посмеивается он.

Служитель поясняет, что на территории монастыря находится Мамврийский дуб, под которым, по преданию, Авраам принимал трех путников. «Евреи приезжают к дубу молиться. Когда подход к самому дереву был разрешен, совали в кору бумажки... Это какое-то язычество новое. Как со стеной плача...» – считает Авраамий.

«Дуб заcох в 1996 году, а в 1997 весь участок с дубом, садом и монастырем власти Палестинской автономии передали от Русской Православной Церкви. Сильное дерево – его хоть жги, всё равно прорастает новыми ростками», – говорит послушник.

У иудеев тоже есть символическое угощение в память об Аврааме

Иду к Мамврийскому дубу. Новыми ростками он так и не пророс. Трудно избавиться от мыслей о том, что засох сам символ встречи Авраама с тремя ангелами. Дерево обнесено решеткой.

Стоят корзины с желудями – можно взять на память. Сам дуб давно не плодоносит, но поодаль растут дубы. С них и собирают эти желуди для туристов и паломников.

С сиреной и визгом тормозов к дубу подъезжает кавалькада военных израильских машин, выстраивается кругом, перегораживая дорогу. Солдаты и офицеры фотографируются на фоне дуба, смеются, подкалывают друг друга, переговариваются по рации.

Израильские военные приехали на экскурсию к Мамврийскому дубу. Фото автора 

Подхожу с вопросом, кто из них говорит по-русски. Подзывают таких. 

Солдат Дима – блондин. Себя евреем не считает. Репатриировался с семьей после развала СССР. Мать у него христианка, уехала жить в Испанию, а он с отцом остался – они живут неподалеку от Хеврона. Здесь же он служит.

«Мы тут просто с экскурсией. Среди моих сослуживцев религиозных нет. Это все никогда не кончится. Этому конфликту 2000 лет. Все проблемы – от поселенцев, народ они такой фанатичный», – говорит Дима.

То, что армия защищает поселенцев, в том числе в этом самом Хевроне, он считает «политикой». «Что толку говорить о политике?» – смеется Дима.

Подъезжают мои палестинки на машине. Армейские расступаются, чтобы их пропустить. Мы выезжаем за ограду монастыря. А возле ограды уже целая ватага палестинских мальчишек запаслась камнями, чтобы кидать их в этих израильских солдат.

ФОТО АВТОРА 

Читайте этот материал по-английски.