Год назад в карпатский поселок Борыня, что в 160 км от Львова, под самой польской границей, приехали необычные для этих мест новоселы: бородатые серьезные мужчины, не пьющие алкоголь и сдержанные, окруженные толпами детей женщины в хиджабах.
Из аннексированного Россией Крыма сюда, опасаясь религиозных преследований, перебрались четыре крымскотатарских семьи, исповедующих салафизм - консервативное течение суннитского ислама, которое часто сравнивают с ваххабизмом.
Салафиты утверждают, что практикуют ислам в первоначальном, свободном от исторических наслоений виде - том, который в эту религию заложил пророк Мухаммед.
По данным немецкой разведки, среди всех исламских движений в мире салафизм сейчас развивается быстрее всего.
До недавнего времени все прибывшие семьи жили в общежитии, куда их поселилb местные власти. Но в начале мая одна семья праздновала новоселье.
Абдаррахмаан с женой Дилярой и пятью детьми, самый младший из которых родился полгода назад уже в Карпатах, переехали в тесный, зато собственный двухкомнатный дом с небольшим огородом. Купить его за три тысячи долларов помогли благотворители.
Абдаррахмаан проводит гостей через кухню, где у электроплиты возится жена, а на полу играют дети, и приглашает в чистую светлую комнату без мебели. Вдоль стен аккуратно расстелены матрасы, а в углу лежат сложенные и накрытые вещи. Рассказывает, что на днях сам сбил из досок кухонный стол и теперь планирует смастерить многоярусные кровати для детей.
Пока вся семья спит на полу. В этой же комнате выполняют намаз - ежедневные мусульманские молитвы.
По дому и двору снуют дети, самому старшему из которых, Мухаммеду, одиннадцать лет. Они время от времени заходят в комнату и ластятся к отцу.
Когда наступает время обедать, дети с женщинами садятся за стол в кухне, а мужчины, среди которых двое крымских татар, приехавших в гости из Львова, усаживаются в кружок на полу в комнате.
Хозяин дома рассказывает, что работает на местном лесном хозяйстве, где платят не более 1,5 тысячи гривен в месяц. Многодетная семья переселенцев получает также социальную помощь от государства.
Абдаррахмаан говорит быстро, негромко, глядя в глаза. Иногда улыбается искренней, почти детской улыбкой, после которой бородатое лицо вновь приобретает привычную серьезность. На жизнь ни словом не жалуется.
Меньше разврата
"Нас здесь все устроило. Рядом лес, чистая вода. Но и без денег в городе тяжело. Особенно когда много детей", - объясняет Абдаррахмаан свой выбор в пользу Борыни, а не, например, Львова. Говорит, что его семье нужно только, чтобы рядом были больница и школа, и чтобы можно было провести интернет.
В школу, правда, дети мусульман не ходят. Четвероклассник Мухаммед учится экстерном через интернет под присмотром родителей. В школе появляется только, чтобы сдать экзамены. Так же планируют делать и с младшими детьми, когда те подрастут. Сначала директор школы был против такого решения родителей, но через районо семье удалось отстоять свое право обучать детей дома, рассказывает мать, Диляра.
Отец объясняет такое решение: "Мне так легче с воспитанием, я не могу уследить за всем, что происходит в школе. Там ребенок может набраться и ругательств, и разных вредных привычек, которые здесь разрешены. А я живу по религии, мне некоторые вещи запрещены: курить, ругаться, разные тусовки с девушками".
При этом уровень нравственности местных жителей Абдаррахмаана более чем удовлетворяет: "И нравственность здесь выше, и воровства нет, и прелюбодеяние не так распространено. Может, есть алкоголизм, но это уже вредная привычка. А такой разврат, как я наблюдал в Крыму, такого здесь нет".
"Здесь не так, как в России, где взяли и отделили духовную сферу жизни от светской, - продолжает отец, под Россией имея в виду также и Крым. - Здесь наоборот, все теснее. А в исламе вообще нельзя это разделять. В исламе живут именно по шариату. А здесь люди ближе к тем законам, которые были посланы на землю до Корана".
Слухи о мечети
Абдаррахмаан объясняет, что его семья тоже живет по шариату - правилам, которые вытекают из Корана и из жизнеописания пророка Мухаммеда. Эти законы регулируют почти все сферы жизни правоверного мусульманина от бытовых нужд до судопроизводства и духовных практик.
Хозяин дома говорит, что сейчас через СМИ многие ассоциируют ислам с терроризмом. "Поэтому люди сразу относятся к исламу с опаской, потихоньку подкрадываются, узнают об этой религии. Но ничего, мы объясняем, что мы не бомба какая-то, мы нормальные люди", - говорит он. Теракты в неисламских странах называет подлостью, которая портит имидж ислама в мире.
Несмотря на мировоззренческую разницу, отношения с местными жителями, по словам Абдаррахмаана, у него складываются хорошо. Мусульманские мужчины готовы помочь одиноким бабушкам по хозяйству, а те благодарят - кто чем может, например, молоком. Но признает: "критические случаи" бывают.
Говорит, что местные жители сами накручивают ситуацию и пускают слухи, будто борыньские мусульмане планируют построить мечеть.
"У нас нет такой возможности, - рассуждает Абдаррахмаан. - Тут нет территории ислама, чтобы воплощать шариатский закон, чтобы строить мечети, призывать к хутбе (хутба - мусульманская проповедь. - Ред.), просвещать общество. Для этого нужен исламский госаппарат, а его здесь нет". И добавляет: в конце концов, приезжие не хотят провоцировать коренных жителей на агрессию.
"Межрелигиозные трения, может, и есть, - признается Абдаррахмаан. - Но мы стараемся как-то показать, что это тоже религия, основанная на законе, и которая имеет такую же силу, которую должна и ваша религия, если бы вы придерживались ее так, как мы".
"Не быть белой вороной"
Чтобы узнать, что думают о своих новых односельчанах коренные жители Борыни, далеко ходить не надо.
На центральной площади поселка, напротив закрытой в послеобеденное время греко-католической церкви, четверо старших мужчин пьют за столиком пиво. Глядя на храм, с гордостью говорят, что в Борыне кого только нет: и греко-католики, и православные разных конфессий, и римокатолики, и баптисты. "У нас даже татары есть", - хвастается плотный мужчина с короткой стрижкой.
Первая волна отзывов о новых соседях полна вежливой дружбы: трудолюбивые и не пьют: "что нет, то нет". А значит, "пусть себе живут, как хотят".
Но через минуту появляются те самые межрелигиозные трения, о которых упоминал Абдаррахмаан. Мужчины заводятся на тему, которую, судя по их словам, в селе обсосали до косточек: соседи видели, как на Пасху татары работали на улице, кололи дрова и рыли канавы. "Это люди подходили и им говорили", - говорит пожилой худощавый человек, держась за бутылку с пивом на столе. И рассказывает, что когда в середине 1970-х годов служил в Азербайджане, на мусульманские праздники учения и тяжелые работы в армии не велись, чтобы не гневить местное население.
На защиту татар становится женщина, которая как раз вышла из магазина рядом: "Говорить себе пусть говорят или по-русики, или по-украински, какая мне разница? Лишь бы были людьми".
И худощавый вставляет свое: "Но не быть белой вороной".
Мирный тон разговора перебивает новый персонаж, как раз подошедший с бутылкой пива в руках - крепкий Миша, телосложением и поведением похожий на Сашу Белого. Он кричит, что служил в Афганистане, и бранью дает понять, что ссорился с татарскими мужчинами и не хочет видеть в своем селе мечети.
"Я на своей земле вырос, а меня - пух, - бьет ногой воздух, - да?", - кричит Миша.
Старший мужчина в потертом пиджаке, который до сих пор сидел молча, тихо добавляет:
- В некоторой степени он прав, потому что они точно наших людей ни во что не ставят.
- А почему вы так думаете?
- Потому что я вам так говорю.
- А вы знакомы с ними, общались?
- Мне не надо с ними общаться. Я вижу по их поведению.
Никита, мужчина в новом костюме, который как раз подошел, услышав шум, сразу вспоминает кадры из теленовостей, в которых боевики "Исламского государства" расстреливали христиан.
Увидев, что его точка зрения услышана, "афганец" Миша немного успокоился.
На вопрос, чем ему так не угодили татары, говорит: "Вы ничего не поймете никогда. Чтобы понять, надо с ними быть. Это те, что совсем по-другому живут".
Мужчина в новом костюме добавляет: "Мы себе живем по своим условиям. Если ты хочешь сюда приехать, то живи по нашим условиям".
Дедушка в старом пиджаке поддакивает: "Ты когда в гости приходишь, то делаешь так, как хозяин тебе говорит, а не так, как ты хочешь".
На этом тема татар резко исчерпывается и разговор легко переходит на строительство чьего-то нового дома, возле которого еще надо построить гараж, а в пруд пора заселять карасей.
Через несколько минут к компании подходит наш водитель, чтобы расспросить о дороге на Львов. Он тоже - крымский татарин, но гладко выбрит и говорит по-украински. Мужчины, живо споря и перебивая друг друга, пытаются помочь ему подсказками.
"Ихсан"
Абдаррахмаан знает, что борынцам не нравится, когда он работает на христианские религиозные праздники, но говорит, что этот запрет его как мусульманина не касается. "Если я вас всех соберу, как одного, и скажу: "станьте мусульманами, делайте так, как я", вы же начнете восставать, правда? А почему вы меня заставляете? - заочно отвечает он на упреки соседей. - В религии нет принуждения. У меня есть свои права. Я делаю разрешены вещи".
"Иногда бывают критические случаи, а так, мы в принципе всегда находили общий язык", - примирительно говорит он.
Такие семьи, как салафиты, осевшие в Борыне - скорее исключение среди татар-переселенцев, объясняет Эрнест Абкелямов, лидер крымскотатарской общины Львовской области. Большинство татар, переехавших на Галичину, исповедуют значительно более умеренные формы ислама, а некоторые вообще живут полностью светской жизнью.
Абкелямов - историк по специальности, поэт, председатель львовской мусульманской организации "Ихсан", что по-арабски означает совершенство или искренность. Во Львов вместе с семьей перебрался год назад. Рассказывает, что сейчас во Львовской области живут около 2 тыс. крымских татар, а всего мусульман только в областном центре наберется 5-6 тысяч. Часть из них приехали еще в советское время из центральноазиатских республик, часть - бывшие студенты из мусульманских стран, которые обосновались в этом городе.
"Мы хотим интегрироваться, но мы боимся ассимиляции", - говорит Эрнест Абкелямов. Религия - это то, что больше всего объединяет татар за пределами Крыма, и то, что может защитить их от полного слияния с местным населением, а следовательно от стирания национальной памяти, объясняет он.
"Мы понимаем, что мы здесь на правах гостей. Мы не навязываем свое мнение. Мы не поднимаем свою культуру и религию выше другой культуры. Мы знакомимся с культурой Львова", - продолжает Абкелямов.
Он сидит в офисе "Ихсана" - квартире у Оперного театра, которую крымские татары снимают за собственные деньги. В двух комнатах работают активисты: организуют художественные выставки, встречи, помогают единоверцам найти работу, жилье или решить проблемы с документами. Третья комната - место для молитвы.
Эрнест Абкелямов говорит осторожно, дипломатично и рассказывает, как охотно помогают и сочувствуют переселенцам львовяне, в том числе интеллигенция и духовенство. Рассказывает о своих частых разговорах на религиозную тему с греко-католическим священником, у которого он снимает квартиру.
"У нас нет никаких преград. Разговор мягкий, доступный, понятный. На несколько более высоком уровне есть определенные различия. У меня свое, у него - свое, хотя очень легко говорить даже на острые темы с такими людьми", - говорит Абкелямов.
Все же он признает, что часть львовян настроены агрессивно против крымских татар: "Это боязнь, что придет что-то чужое и разрушит определенные ценности, в которых он жил. Есть страх, и люди пытаются защититься. Это проскакивает в газетах, комментариях, соцсетях".
Когда разговор заходит о том, хотят ли местные мусульмане иметь во Львове мечеть, лидер "Ихсана" говорит, что это было бы хорошо, но пока у переселенцев есть более насущные потребности, и местная община не готова к этому.
Главной наградой для Эрнеста Абкелямова и тысяч его единоверцев была бы не мечеть во Львове, а возвращение в Крым. Но татары готовятся к самому пессимистическому варианту.
"На все воля Божья. А вдруг это будет продолжаться пять, десять, двадцать лет, и мы останемся здесь навсегда, и наши дети будут жить здесь? - спрашивает председатель татарской общины. - Наши дети уже говорят на галицком диалекте".
P.S:Здесь врагов нашей веры не жалуют!