Рефат Чубаров, как и многие крымские татары, родился в Узбекистане, куда его семья была сослана в 1944 г. В родной Крым вернулся с родителями в 1968 г. /фото: Rafael Yaghobzadeh/ABACAPRESS.com/East News
Ликбез для чиновников
Откуда исходит инициатива о «роспуске» меджлиса — из Симферополя или из Москвы?
Сегодня судьбу полуострова определяет Москва, но тамошние чиновники складывают картинку крымской реальности из той информации, что поступает к ним от нового местного руководства. А оно во многом настроено предвзято к крымским татарам.
Но ведь команда Аксёнова** пообещала изыскать средства для обустройства репатриантов из числа крымских татар.
Да, и одновременно коренной народ пытаются изолировать от управления Крымом. Если вы (российское руководство — The New Times), условно говоря, помогаете нашим соседям по полуострову воплотить в жизнь их «чаяния и надежды» по поводу того, в составе какого государства им жить, — то это не значит, что теперь можно забыть про нас, крымских татар.
Например, в новой конституции Крыма прописано, что на полуострове теперь три государственных языка — русский, украинский и крымско-татарский. Так давайте в законах пропишем, что все чиновники должны знать три госязыка. Давайте договоримся, чтобы в школах с русским языком обучения одновременно изучались крымско-татарский и украинский языки. Кстати, это «подтянуло» бы и высшую школу — ведь надо готовить кадры для всех школ, писать учебники. Если же всего этого не делается, то заявленное трехъязычие — декларация, не более того.
Сейчас только среди крымских татар и найдутся такие, кто способен говорить на трех языках…
Тогда давайте введем переходный период для чиновников, чтобы они успели подготовиться. Не бывает прав без обязанностей. Не хочешь учить языки — тогда и не стоит, быть может, идти на госслужбу.
Выход — квота?
Что еще вас смущает в новой конституции Крыма?
В преамбулах конституций ряда субъектов РФ, например Татарстана, содержатся упоминания о коренных народах этих территорий. В новой же крымской конституции ничего подобного нет.
Вы продвигаете идею национально-территориальной автономии в Крыму. Но многие крымчане убеждены, что в этом случае крымские татары получат ключевые должности во власти, оставаясь в численном меньшинстве.
А что плохого в том, если один из субъектов Федерации будет ориентирован на сохранение прав одного из малочисленных коренных народов, который к тому же нигде, кроме Крыма, не живет? В чем смысл призывов новых властей к дружбе, если ни на одной из трех ключевых для Крыма должностей — глава республики, премьер-министр и спикер Госсовета — они не хотят видеть представителя крымских татар?
По-вашему, идеальная модель госустройства Крыма в квотировании по национальному признаку?
В том же Татарстане, где не было депортации коренного народа, можно обойтись без всяких национальных квот. Но в Крыму формы позитивной дискриминации не только приемлемы — без них просто не обойтись. С тем же господином Аксёновым в ноябре 2012 года мы были в поездке по автономной провинции Южный Тироль — это итальянская территория, которая когда-то принадлежала Австрии. Там живет этническое немецкое большинство, итальянское меньшинство и ладины — коренные жители этих мест. После Второй мировой там под эгидой ООН вышли на необходимость введения национальных квот во всех органах власти и госучреждениях. При этом раз в десять лет проходит перепись населения, когда каждый может определиться со своей этнической идентичностью. Никто не заперт в этническом шаблоне — если ты считаешь себя немцем, то называешь себя немцем и тебя вносят в соответствующий реестр, на базе которого затем определяются квоты.
Не чреват ли такой подход отрицательной селекцией для чиновников — профессиональное начнет уступать место национальному?
Вы не правы. Национальная квота прежде всего исключает недопуск нацменьшинства во власть — исключает дискриминацию. Иначе мы скатимся во взаимное недоверие. Даже если человек будет жить хорошо, он все равно продолжит говорить: «Нами управляют русские» или «Нами управляют крымские татары».
„
«Полагаю, в кремлевской команде есть люди, которые относят нс к категории «неблагонадежных»
”
А как такое квотирование осуществить на практике?
Например, принимается гласное политическое решение: из 75 депутатских мандатов в Госсовете Крыма 20% должно быть закреплено за крымскими татарами. На выборах создается дополнительно единый крымско-татарский округ, по которому крымскими татарами избираются депутаты в Госсовет. Выдвигать кандидатуры должны иметь право любые субъекты крымско-татарской политической жизни — будь то меджлис, будь то партии «Милли Фирка» или «Себат» (оппозиционные меджлису национальные крымско-татарские партии. — The New Times).
Но в России нет правового поля для органов этнического самоуправления.
Да, таких норм нет, но это не значит, что их нельзя создать. Есть международный опыт — народ саамы. Они живут в Швеции, Норвегии и Финляндии — в каждой из стран у них есть органы национального самоуправления. Но при этом три страны пошли еще дальше — договорились между собой и создали международный орган самоуправления для этого малого народа.
Без посредников
Накануне крымского референдума Владимир Путин разговаривал по телефону с экс-главой меджлиса Мустафой Джемилевым. Общались ли с тех пор лидеры крымских татар с Кремлем?
С теми, кто непосредственно принимает решения в отношении полуострова, никаких контактов не было. Только с теми чиновниками, кто затем доводил наше мнение до руководства России, в частности с президентом Татарстана Рустамом Миннихановым.
В России многие уверены: с крымскими татарами способны договориться лишь казанские татары и чеченцы.
Это вообще-то большая ошибка — думать, что с коренным народом надо говорить через кого-то. Надо всегда разговаривать напрямую. В нашем случае надо говорить с теми, кого народ выбирает. У крымских татар есть избираемые ими органы национального самоуправления — курултай и формируемый им меджлис.
Переговорщик какой величины от Москвы вас бы устроил?
Для этого мне надо знать, кому доверяет Владимир Путин. Сейчас у меня таких данных нет. Я не являюсь знатоком кремлевской кухни.
Глава Чечни Рамзан Кадыров заявлял о намерении построить мечеть в Крыму. Какова его роль в диалоге с крымскими татарами?
Я встречался в 1999 году с его покойным отцом — мы вместе были на хадже и имели возможность длительного общения. Но я совершенно не знаком с Рамзаном Кадыровым, ни разу не говорил с ним даже по телефону, хотя телеканал НТВ в одной из передач утверждал, что я, мол, изменил свое отношение к происходящему на полуострове после «долгого разговора с Кадыровым». Я не вижу роли и места Рамзана Кадырова в тех процессах, что происходят в Крыму. Более того, я не хотел бы видеть такого посредника, который бы интерпретировал ситуацию с крымскими татарами в Крыму через собственное представление о справедливости.
Эхо скандала
Одно из самых резонансных решений новых властей: запрет Мустафе Джемилеву на въезд в Крым. Почему это было сделано?
При любом правящем дворе есть несколько подходов к решению любой проблемы. И я понимаю, что в Кремле есть разное отношение к крымско-татарскому вопросу. Наверняка есть и такие подходы, само обнародование которых стало бы скандалом. Полагаю, в кремлевской команде есть люди, которые относят нас к категории «неблагонадежных».
Но в любом случае попытки изолировать таких людей, как Мустафа Джемилев, всегда обречены на провал. Договариваться надо с сильными, с теми, кто пользуется поддержкой.
„
«Я говорил Сергею Аксёнову: у нас вызывает опасение так называемая крымская самооборона»
”
А как поведут себя крымские татары, если власти силой заблокируют попытку Джемилева въехать в Крым?
Вы не услышите от меня слов о том, что мы на беспредел будем отвечать беспределом. Наше национальное движение всегда исходило из принципов ненасилия. Это подтверждает вся история нашей борьбы за возвращение в Крым начиная с 60-х годов прошлого столетия.
Подходы новых властей подводят к мысли о том, что в России в нас видят людей, которые чуть ли не готовы поставить цель свергнуть государство. Я хочу, чтобы все успокоились — мы не ставим такую цель. Но мы не собираемся и не будем мириться с нарушением наших прав.
У меня в этом кабинете недавно был разговор с представителем ФСБ. Когда мы обсуждали мотивы недопуска Джемилева на полуостров, он сказал: «Вы должны понимать, он ездит по всему миру, встречается с политиками, говорит вещи, которые не лежат в русле российской политики. Он встречается с американцами, а вы же знаете, какие у нас сейчас отношения с Америкой». Я ему ответил: «Вы находитесь в здании меджлиса, через которое прошли все послы, аккредитованные на Украине, спикеры десятков парламентов, многие действующие вице-президенты. И мы не привыкли спрашивать у кого-то, с кем нам встречаться в мире для обсуждения вопросов о настоящем и будущем нашего народа».
Что крымских татар сегодня настораживает больше всего?
Если взять застоявшийся сосуд с жидкостью и резко встряхнуть, то вся накопившаяся на дне муть поднимется наверх и нужно будет время, чтобы все улеглось. Я говорил Сергею Аксёнову, что у нас вызывает опасение так называемая крымская самооборона. Вот там как раз много мути — и эту «самооборону» надо распускать как явление.
Вы не боитесь того, что вас тоже могут однажды взять и не впустить в Крым?
Знаете, эти вопросы должны волновать скорее российское общество. При всех моих неоднозначных взглядах на роль и место России в истории Крыма, я до последнего времени был очень высокого мнения о русской поведенческой культуре. Но сейчас я вижу: очень многое если не утрачено, то «упрячено». Это — беда. Надежда разве что в том, что многовековую культуру нельзя надолго куда-то упрятать.