В целях безопасности о месте и времени проведения очередной акции протеста местные жители узнают всего за несколько минут до ее начала
На фоне массовых арестов активистов партии «Братья - мусульмане» и сочувствующих им, египтяне всё больше и больше начинают выходить на улицы. Еженедельные протесты, которые проходят по всей стране в пятницу после молитвы, постепенно переросли в ежедневные. После каждой вечерней молитвы люди выходят на улицы столицы, чтобы выразить свое несогласие с военным переворотом. Наш специальный корреспондент Раяна Ольга Черных передает из Каира.
О планирующейся акции протеста я узнала совершенно случайно. В этот вечер у меня должна была состояться встреча с Фатимой – активисткой гражданского оппозиционного движения, как она сама себя называет, не желая быть привязанной к какой бы то ни было политической идеологии. Мы договариваемся встретиться на одной из каирских станций метро.
Поздоровавшись, Фатима стремительно выводит меня наружу, и направляется к припаркованной недалеко машине, где сидит ещё одна девушка – Асмаа (имена героинь изменены). Я едва поспеваю за почти бегущей по не очень чистым улицам Каира девушкой. Такая спешка меня немного озадачивает, я пытаюсь задавать вопросы, но Фатима лишь отмахивается от них и увлекает меня дальше за собой.
Оказавшись в безопасной изоляции маленького женского автомобиля, Фатима начинает объяснять, что на улицах Каира теперь небезопасно говорить на иностранном языке. Приезжие рискуют оказаться в Мухабарате – службе общей разведки, которая особенно активно в последнее время занимается поиском шпионов и людей, поддерживающих оппозицию. Поначалу мне кажется это лёгкой паранойей, но чем больше девушка говорит, тем больше я понимаю, что им действительно есть чего бояться.
- На прошлой акции арестовали несколько человек, – говорит Фатима. – Я до сих пор не могу в точности сказать, что с ними произошло. Возвращались мы с демонстрации практически все вместе. В один момент я заметила, что их просто нет. А на следующий день узнала, что они арестованы. К сожалению, официальных данных мы получить не можем – все заключённые содержатся в закрытых военных тюрьмах, куда нет доступа ни правозащитникам, ни кому бы то ни было ещё. Мы не знаем, есть ли у них возможность говорить с адвокатом, или защищаться ещё каким-то путём – вся информация тщательно скрывается. Именно поэтому мы должны соблюдать особые меры предосторожности.
Правила конспирации
Оказывается, проведение акций протеста каждый раз в новом месте обусловлено сразу несколькими причинами. Во-первых, из соображений безопасности – чтобы ни Мухабарат, ни Амну Давла (тайная полиция) не сорвали планы протестующих, начав превентивные аресты.
Во-вторых, таким образом участники протеста пытаются проинформировать как можно больше людей о том, что они есть, что армия их не запугала и что любой желающий может к ним присоединиться. Дело в том, что после военного переворота в стране введена жёсткая медиацензура, а потому о последних новостях люди чаще всего узнают из социальных сетей или попросту друг от друга как раз вот на таких протестах.
Как рассказывает Фатима, раньше протестующие договаривались через социальные сети – facebook и twitter. Но очень скоро стало понятно, что социальные сети находятся на особом контроле, в интернете всё чаще появлялись сообщения – фейки, призывающие людей в заранее заготовленные засады полицейских и спецслужб. Поэтому окончательным способом передачи информации были выбраны sms – сообщения, которые отсылаются в весьма завуалированной форме и всего за несколько минут до планируемой акции, чтобы лишь уточнить конкретное время и место сбора протестующих. Кроме того, демонстранты активно используют старый проверенный метод передачи информации «из уст в уста».
«Пусть военные вернут наши голоса!»
Мы некоторое время петляем по каирским улицам, а Фатима и Асмаа рассказывают мне, что заставляет их – жён и матерей – практически ежедневно рисковать своими жизнями.
- Всё очень просто, – говорит Асмаа. – У меня украли голос. 2 июля мне показали, что ни я, ни моё мнение в этой стране ничего не значат. Я считаю, что это крайне возмутительно. И тут ещё нужно задать вопрос, кто на самом деле террорист. Мы, которые требуем обратно то, что у нас украли военные? Или военные, которые в нас стреляют, которые превратили нашу страну в один большой блок-пост и которые жаждут абсолютной и ничем не ограниченной власти?
- Посуди сама, – поддерживает ее Фатима, – неужели так сложно было военным придти к власти легальным демократическим путём? Хорошо, допустим, что вас поддерживает большинство. Тогда что вам мешает задействовать некоторые финансовые и человеческие ресурсы, провести референдум, спросить людей в конце концов, чего они хотят? Если так плох был президент Мурси, если он не исполнил своих обещаний, есть немало способов сменить власть, не прибегая к перевороту. Тем более в такой стране, как Египет, где власть военных практически ничем не ограничена уже много десятилетий. Импичмент, новые выборы – что угодно. Только в их случае, как мне видится, главным мотивом переворота была демонстрация ничем не ограниченной власти и абсолютной силы. Нам всё это время пытаются показать наше место и отобрать то, что мы получили после 25 января, – свободу.
Через некоторое время мы подъезжаем к предполагаемому месту сбора. Там к нам присоединяется ещё одна девушка, которая не хочет называть своего имени. После вечерней молитвы, Фатима получает sms с точным указанием места проведения акции протеста. Я же получаю короткий инструктаж:
- Ты станешь где-нибудь сбоку, чтобы не привлекать к себе особого внимания. Если кто-то будет снимать – доставай камеру. Но будь осторожна и смотри по сторонам. Если появятся военные, просто быстро уходи и постарайся затеряться в толпе. И главное – молчи.
Инструкции не кажутся мне слишком уж полезными. Но я не одна – со мной переводчик, который прекрасно ориентируется в Каире, а потому волноваться мне особо не за что.
«Протест не женское дело? А что же тогда женское?»
Прибыв на место окончательного сбора, мы видим достаточно большое скопление людей, выстроившихся вдоль проезжей части, размахивающих национальными флагами, жёлтыми листками с нарисованными на них четырьмя пальцами – символами солидарности с расстрелянными на площади аль Рабия людьми, а так же лозунгами и портретами свергнутого президента Мурси. Я достаю фотоаппарат и начинаю фотографировать, сначала с опаской и неуверенно, затем открыто и свободно. Акция протеста абсолютно мирная – ни оружия, ни каких бы то ни было опасных предметов, кроме разве мобильных телефонов и жёлтых листков в руках протестующих я не вижу. Среди протестующих очень много женщин и детей – люди приходят на демонстрации целыми семьями. А потому, как мне кажется, никакой причины для полицейской интервенции нет.
Протестующие разделены на две группы – мужчины и женщины. Они кричат «Сиси – убийца!», «Погибшие на площади Рабия окажутся в Раю!», «Убийцы будут наказаны!». Проезжающие машины сигналят, из них то и дело появляются руки с четырьмя пальцами и слышны выкрики «За Рабию!» и «Не забудем!». Я подхожу к группе женщин и начинаю одну за другой спрашивать, почему они приходят на эти протесты. Ведь у них дома дети, бытовые хлопоты, да и вообще протест – не женское дело.
- А что женское дело? – вдруг подаёт голос невысокая женщина в коричневом никабе. – Ждать пока придут и арестуют твоего мужа, потому что он носит бороду или пошёл на утреннюю молитву в мечеть? Или унижаться перед каждым военным, который может спокойно заставить меня поднять покрывало? Я никаб ношу с 16 лет. И я не исламистка, и не террористка, как они меня называют. Я просто хочу жить в своей стране по законам Всевышнего. И чтобы при этом я не боялась, что в любой момент ко мне домой могут придти.
- Тут и мои дети, и мои внуки, – говорит немолодая женщина в платке. – Я не поддерживаю «Братьев – мусульман», я даже голосовать не ходила. И муж мой, и сыновья голосовали против Мурси. Но когда военные начали стрелять по людям, я не смогла больше сидеть дома. На месте любого убитого мог быть мой сын или мой муж, которые пошли бы просто помолиться джамаатом с протестующими там. Политика – дело вообще не женское. Но я понимаю, что военная власть никогда не может быть властью народа. И я не хочу доживать свой век при том же самом Мубараке, свержения которого мы так ждали.
Протест против протеста
Есть тут и люди, которые протестуют против протестующих. Вдоль толпы женщин проходит молодой мужчина, который что-то громко кричит. Мне кто-то подсказывает, что он выкрикивает обидные вещи в адрес женщин, принимающих участие в демонстрации. Я быстро подбегаю к нему и спрашиваю, почему он не согласен с тем, что происходит.
- Этим людям просто нечего делать, – говорит он. – Они не хотят работать, а хотят быть богатыми. Только криками деньги не заработаешь. Я не понимаю, чем им плохи военные. То, что они начали стрелять в людей, – это правда. Но ведь ихваны сами виноваты: они готовили боевиков, готовили терракты, хотели ввести свою диктатуру. И, конечно, военные встали на сторону людей.
Наш разговор слышит Фатима. Она громко говорит, что она не ихван, что она вообще не принадлежит ни к какой идеологии, она мать двоих детей и хочет, чтобы хотя бы её дети увидели новый Египет, экономически развитый, образованный и благополучный. А армия этого не хочет, потому что им принадлежат все богатства в стране и они не хотят делиться своим сундуком с золотом. На что молодой человек махает рукой и просто уходит, а женщины ещё долго обсуждают сказанное.
Через некоторое время – минут через 40 или 50 – протестующие начинают расходиться. Мы направляемся к припаркованной машине и по дороге я спрашиваю Фатиму, в чём смысл этой 40 или максимум 50- минутной акции.
- Мы хотим показать, что наш протест мирный. Мы не хотим переворота, как это сделали военные. Мы хотим, чтобы люди поняли, что всё, что говорят про оппозицию по телевидению и пишут в газетах, – ложь. Что мы такие же египтяне, как и они. Что мы хотим жить в своей стране, жить в достатке и в гармонии. Я – мать, мне важно будущее моих детей. И я не хочу, чтобы мои дети были рабами в этой стране, как это было при Мубараке, как это есть сейчас. А потому я прихожу и буду приходить сюда каждый день, если угодно Аллаху. Потому что у меня просто нет другого выбора.
По дороге обратно я внимательно наблюдаю за прохожими – на улицах всё так же шумно и людно, повсюду идёт бойкая торговля, слышны смех и крики. Жизнь идёт своим чередом и ничего не напоминает о том, что несколько минут назад всего в нескольких стах метрах от этого места стояли сотни людей, которые требовали свободу и надежду на будущее для себя и своих детей.
