Я прибыл в Москву в 1968 году за несколько дней до своего дня рождения — 12 октября. Мне вот-вот должно было исполниться девятнадцать лет. Я поступил в Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы. То была пора революционного брожения: движения в поддержку Че Гевары, Мао, Вьетнама, антиколониальные, антисионистские и антиимпериалистические выступления, суровые кризисы биполярного равновесия, от которых выигрывали, прежде всего, простые люди, а также вспышки подрывной деятельности в странах «реального социализма».
Я приехал в Москву молодым коммунистом — и коммунистом же покинул её 20 июля 1970 года. За это время я стал яснее понимать те внутренние противоречия, которые двадцатью годами позже привели к краху СССР и развалу социалистического лагеря — посмертному торжеству Лаврентия Берии…
О Михаиле Горбачёве справедливо говорят, что он отец «гласности» и «перестройки». Обе эти меры были необходимы, чтобы довести до логического завершения культурное преобразование одряхлевшего «реального социализма». Однако при этом, к сожалению, забывают о том, что Горбачёв был первым секретарём Ставропольского крайкома КПСС, то есть возглавлял русскую колониализацию Северного Кавказа. На этот пост его выдвинул Юрий Андропов, вернейший последователь Берии, не извращенец-психопат, а убеждённый антикоммунист. Тот самый Андропов, который в 1956 году яростно воспротивился захвату власти в Венгрии Яношем Кадаром и его товарищами, истинными коммунистами, героями сопротивления первому в истории фашистскому режиму.
Юрий Андропов регулярно ездил охотиться под Ессентуки. Останавливался он у отца Наташи Наймуншиной, актрисы, владеющей многими иностранными языками, моего хорошего друга. Наташа родилась в Берлине во время Великой Отечественной войны. Её родители были заброшены в Германию в качестве разведчиков. Отец, герой Советского Союза, всю войну прослужил офицером генштаба Третьего Рейха. Летом 1969 года Наташа пригласила меня на каникулы в горы, на дачу, куда наезжали сливки советской партноменклатуры. Там я познакомился с Соней, своей первой большой любовью…
Из доверительных бесед я мало-помалу уяснил, что кризис системы неминуем. На то были экономические причины (провидческий доклад Аганбегяна), идеологические (я штудировал ленинские секретные архивы в библиотеке имени Ленина), политические (доклады ЦК относительно партий стран — участниц Варшавского Договора), военные (полная неразбериха в отделе ВВС, ведавшем разработкой реактивных двигателей) и стратегические (взрывоопасная ситуация на Уссурийском «фронте», отчуждение армий, размещённых на территории братских республик)…
Всё это должно было как-то укладываться в голове деятельного подростка, который вовсю наслаждался «dolce vita» под «Подмосковные вечера», но параллельно должен был выполнять «спецзадание» венесуэльской герильи. КГБ и ГРУ вовсю шерстили элиту молодёжи, отбирая тех, кому предстояло стать либо лучшими, либо худшими гражданами своих стран, кто негласно способствовал победе Берии. Эта победа обернулась катастрофой не только для народов Советского Союза, ибо лишила их общего социалистического имущества, но и для остального человечества — оно было брошено на произвол хищной гегемонии янки. Мир впервые обрёл выраженную однополярность.
Что же делать? Снова национализировать горнодобывающую промышленность и энергетику, обеспечив выгодные вложения со стороны иностранного капитала. Снова социализировать коммунальные услуги и весь транспорт, но предоставить в этом плане больше самостоятельности регионам. Бесплатное начальное образование — для всех, бесплатное высшее — в зависимости от успехов. Бесплатное медицинское обслуживание. Всеобщее социальное обеспечение. Землю — тем, кто её обрабатывает, но не использует в качестве скудного подспорья для выживания, а относится к ней по-хозяйски, как крестьяне на американском Среднем Западе. При этом следует опираться на историческую традицию мужицкого коллективного землепользования. Необходимо в срочном порядке гарантировать равноправие всем народам Российской Федерации. Страшный чеченский конфликт — это не просто провокация Запада, не просто манипуляция, организованная плутократами-сионистами, не просто кормушка для московских политиков, не просто мостик, переброшенный «Аль-Каидой», — это, прежде всего, национально-освободительная война исторического значения. Борцы за свободу ведут этот бой из последних сил.
Разрушенная улица Мира после 22 недель тяжёлых бомбардировок. Чечня, Грозный, 2 февраля 2000 г. © Дмитрий Беляков
Из всех писателей XIX века, столь щедрого в России на великих авторов мирового уровня, я больше всего люблю Лермонтова. Но как бы я ни чтил этого «героя нашего времени», погибшего на дуэли в возрасте 27 лет, я всё равно восстаю против чеченской резни.
Когда в Чечне установится демократический мир, когда чеченские мусульмане смогут свободно выбирать свою судьбу, — это будет означать, что Россия вступила в новый век и приняла его освободительный импульс.
17 ноября 2004 года Владимир Путин объявил о создании новейшего стратегического оружия. Те, кто уже отчаялся дождаться возрождения вечной Руси, воспряли духом. Московская Русь, Третий Рим, восстанет из праха на трёх исторических основах: панславизм, православное христианство и коммунизм. Остальные народы, населяющие огромные пространства Российской Федерации, разделят с русскими их историческое предназначение: создать противовес гегемонистскому империализму янки — при том непременном условии, что будут соблюдены их национальные, религиозные и социальные права.
Огромную роль в этом возрождении должен сыграть Ислам — вторая по числу приверженцев религия Российской Федерации. Ведь в том нравственном упадке, в котором сейчас пребывает Россия (разбитая без боя), в условиях закономерного демографического кризиса число моих единоверцев увеличивается, а вера их непрестанно крепнет.
Надеюсь, что это собрание моих заметок поможет народам Российской Федерации и бывшего Советского Союза лучше понять Ислам, оценить его революционный потенциал — в том случае, когда он не теряет связи с истоками, не становится орудием в руках эксплуататоров, — равно как и его столь актуальную ныне конфликтность, вовлечённость в жестокие конфронтации.
А теперь он мусульманин? Не смешите мою тетю на смертном одре.