Мы из анклава

В прошлом году председатель Духовного управления мусульман Азиатской части России Нафигулла Аширов предложил создать исламский анклав в Южном Бутове. На ограниченной территории предполагалось сформировать исламские дружины для поддержания соответствующего порядка.

...Разгар лета, север Москвы, Коровинское шоссе. Камера очевидца откуда-то сверху беспристрастно фиксирует, как несколько десятков молодых людей, перепрыгивая через застрявшие в вечерней пробке автомобили, гоняются друг за другом, паля из пистолетов. К приезду нарядов милиции на асфальте корчатся от боли несколько пострадавших. Позже эксперты-криминалисты обнаружат на месте столкновения около 60 гильз от травматического оружия. Как выяснилось, массовая драка со стрельбой стала продолжением произошедшего накануне конфликта, в котором выясняли отношения молодые люди, считающие себя коренными москвичами, и их сверстники, приехавшие из кавказского региона покорять Первопрестольную. Это лишь один из зримых симптомов сложного латентного процесса, протекающего в организме столичного мегаполиса. Имя этой болезни — анклавизация. Ее худший исход — возникновение в городе многочисленных моноэтнических кварталов, которые туристические путеводители категорически не рекомендуют для посещения. Пойдет ли Москва по пути Парижа, Берлина или Лондона, в свое время переболевших «синдромом предместья» и до сих пор не излечившихся от него? 

Синдром предместья 

В конце июня на проспекте Мира дракой стенка на стенку выясняли отношения местные и приезжие из Дагестана. Конфликт возник из-за места на парковке, но далее полемика разгорелась и в ход пошли реплики типа «понаехали тут». В дело пустили ножи и «травматику». А вот совсем свежий пример: в самом центре Москвы, на Чистых Прудах, в драке с выходцами из Чечни был убит москвич Юрий Волков. Официально причиной столкновения стал скоротечный конфликт — молодые люди не уступили друг другу дорогу. Вне всякого сомнения, будь на месте «горячих кавказских парней» приезжие из Саратова или Тамбова, поножовщины просто не было бы... Некоторые источники утверждают, что подобные драки фиксируются едва ли не каждую неделю. Просто не все попадает в открытые для прессы милицейские сводки. 

Нет, безусловно, массовые драки местных с приезжими происходили в Москве и во времена СССР. Но только теперь они имеют не столько ксенофобную, сколько ярко выраженную территориальную окраску. Из-за чего, например, разгорелся сыр-бор на Коровинском шоссе? Как рассказали «Итогам» участники событий, все началось с того, что приезжие обосновались в этом районе в нескольких выселенных домах. Поначалу вели себя тихо. Но потом молодежь стала вечерами собираться у подъездов, слушать громкую этническую музыку, задирать прохожих. Девушек буквально хватали за руки, насильно усаживая рядом с собой, обнимали и фотографировали на телефоны. Тех, кто пытался вырываться, унижали, иногда били. Местные парни пытались было приструнить новых соседей, но получили жесткий отпор. Страсти накалялись. И согласно закону жанра в один из вечеров стороны договорились встретиться на задворках супермаркета, чтобы выяснить отношения. На стороне местных жителей в конфликте приняли участие привлеченные «ландскнехты» — футбольные «ультрас». Причем в «боевую сборную» вошли фанаты тех команд, которые обычно смертельно враждуют между собой. На другой стороне, по словам милиционеров, бились плечом к плечу азербайджанцы, дагестанцы, грузины. Именно эта нетипичная сплоченность, когда объединяются даже враждующие между собой молодежные группировки и неродственные диаспоры, по мнению криминологов, и является одним из самых тревожных звоночков. Это обстоятельство указывает не на национальный или конфессиональный, а именно на территориальный характер конфликта. Победившая сторона получала неформальный контроль над территорией, что позволяло ей отныне не только вольготно себя там чувствовать, но и держать в руках местную инфраструктуру, мелкий уличный бизнес. 

Свой-чужой 

Массовые драки двор на двор, улица на улицу или микрорайон на микрорайон в Москве были всегда. Это неотъемлемая часть молодежной культуры, когда обитатели одного района жестко отстаивали свое право на контроль над конкретной территорией. Бузотеры даже называли себя по географическому признаку. Например, кантемировские — «кантима», алексеевские — «мазутка», жители Ленинского проспекта — «гаванские» (от знаменитого в советское время ресторана «Гавана»), в микрорайоне Коптево были «рассветские» и «байкальские» (от названий кинотеатров «Рассвет» и «Байкал») и так далее. В одних этих названиях читаются территориальные претензии и амбиции. Но в сегодняшней ситуации появилось нечто совершенно новое: старомосковская культура дворовых команд, тихо умирая, получает вторую жизнь в сообществах «новых горожан», претендующих на контроль над вполне конкретными территориями. «Те, кого привычно называют кавказцами, давно уже чувствуют себя москвичами, — убежден ведущий эксперт центра изучения диаспор Гамид Бурханов. — Дети тех дагестанцев, чеченцев или азербайджанцев, кто в 90‑е приехал в столицу на заработки, считают Москву своим городом, потому что они здесь выросли, живут, работают, обзаводятся семьями». 

Итак, с одной стороны, в Москве появляются сплоченные этнические землячества, у членов которых, по данным правоохранительных органов, имеется травматическое оружие, зарегистрированное по месту постоянного проживания — например, в Дагестане или Чечне. По российским законам гражданин, имеющий лицензию на владение оружием самообороны, имеет полное право находиться с ним в любом регионе страны. Более того, он не должен регистрировать это оружие в местных правоохранительных органах. То есть должен, если будет проживать постоянно, а если приехал в гости — нет! 

А что с другой стороны? «Наиболее активно позиционируют себя в качестве противовеса экспансии приезжих фанатские молодежные группировки», — уверяют эксперты МВД. Речь идет, безусловно, об «ультрас» — боевом крыле фанатов футбольных команд высшей лиги, называющих себя «фирмами». Отряды «ультрас» по Москве в общей сложности насчитывают немногим более тысячи человек. Ошибочно искать в наметившемся противостоянии лишь конфессионально-националистическую подоплеку. Более того, эксперты в области экстремизма отмечают такую тенденцию: большинство организаций ультрапатриотического толка разгромлены правоохранительными органами, а оставшиеся мутируют в совершенно неожиданном направлении. Так, источники «Итогов» в одном из подразделений по борьбе с экстремизмом МВД России рассказали, что члены некой праворадикальной организации вдруг начали массово принимать… ислам. Оперативным путем выяснено, что были даже попытки новообращенных выйти на контакт с идеологом ваххабитов Саидом Бурятским, не так давно ликвидированным спецслужбами. Одним словом, в лагере «старых горожан» какой-либо сплоченности или организованности не видно. Как бы ни хаяли милицию и ФСБ, но едва намечаются попытки хоть как-то сплотить и упорядочить неформальное молодежное движение, спецслужбы реагируют незамедлительно. Ведь любое неформальное движение — это по сути потенциальное подполье. И это не может не беспокоить тех, кто призван бороться с экстремизмом. Например, сейчас, по данным «Итогов», в спецслужбах назревает большой скандал — выяснилось, что в лесном массиве на Рублевском шоссе неофициально практиковались в навыках рукопашного и ножевого боя бывшие бойцы спецподразделений, имевшие опыт боевых действий. Что это была за группа, остается только догадываться. 

Иными словами, «новые горожане» не встречают сопротивления в своей территориальной экспансии. Местная шпана дезорганизована, милиция пассивна, а законопослушные горожане не имеют желания с кем-либо конфликтовать. 

Культурная матрица 

Основным объединяющим мотивом «новеньких» против «стареньких» сегодня является все-таки фактор меньшинства. Чтобы выживать, меньшинство вынуждено объединяться. Такие территории со временем, как показывает мировая практика, превращаются в полноценные анклавы со своим укладом жизни, правилами поведения, монокультурой. В Москве их пока нет, однако попытки создания налицо. Причем войны за территорию — одна из примет. 

В прошлом году председатель Духовного управления мусульман Азиатской части России Нафигулла Аширов предложил создать исламский анклав в Южном Бутове. На ограниченной территории предполагалось сформировать исламские дружины для поддержания соответствующего порядка. «Некоторые лидеры диаспор, — комментирует доктор исторических наук, сотрудник Центра Карнеги Алексей Малашенко, — например, призывают открывать мечети по конфессиональному признаку, то есть по сути — национальному. Например, азербайджанская мечеть или дагестанская. Все это безусловные шаги к анклавности, которая почти неминуемо может привести к конфликтам с соседями. Вне всякого сомнения, сегодня уже существуют стихийные анклавы, что вполне объяснимо: кавказцы привыкли жить большими семьями среди родственников, а потому совершенно очевидно, что, заселяясь в какой-то московский микрорайон, они стремятся окружить себя близкими». В комитете межрегиональных связей и национальной политики правительства Москвы «Итогам» сообщили, что один мигрант способен в течение 5—7 лет после своего переезда создать условия для переселения всех многочисленных родственников. 

«Люди неславянской национальности, у которых внутренние связи сильнее, чем внешние, образуют группы, которые скорее можно назвать не анклавами, а местами компактных поселений, — объясняет кандидат социологических наук, старший научный сотрудник отдела этнической социологии Института социологии РАН Игорь Кузнецов. — Например, временные трудовые мигранты приезжают в Москву натоптанной дорожкой, передают друг другу информацию по принципу сарафанного радио и хорошо знают, в каком именно районе проживают их земляки. В основном это происходит в точках приложения труда — ими могут быть стройки, промзоны, рынки». Впрочем, нельзя однозначно сказать, что места компактных поселений прочно привязываются к конкретной территории. Убрали, скажем, Черкизовский рынок, и все население вокруг рассосалось. А анклав — это в первую очередь территориальная единица, она формируется постепенно. 

«Если еще год назад в двух-трех домах на моем участке компактно проживали 20—30 дагестанцев, то сегодня их уже около 100, — рассказывает «Итогам» Владимир К., участковый уполномоченный УВД Юго-Восточного округа столицы. — Кто-то женился на русских женщинах, кто-то зарегистрирован у родственников или в общежитии. И чем их становится больше, тем ведут они себя все более вызывающе. Ходят по району в футболках с надписью «Дагестан», демонстративно громко слушают в машинах национальную музыку, довольно грубо пытаются завязать знакомство с девчонками. Пока обходится без серьезных конфликтов с местными, но это ведь до поры до времени…» 

Еще один фактор возникновения анклава — наличие бросового жилья на конкретной территории. В столице это хрущевки и ветхий фонд, в котором сами москвичи не живут, но владеют им. 

«Например, китайцы в силу своей культуры могут жить только анклавом, поэтому они веками селились в чайна-таунах, — продолжает Игорь Кузнецов. — В России для появления таких поселений условий пока нет. Просто у нас другая культурная матрица. Наша особенность в том, что мы не терпим закрытых территорий, они сразу же вызывают у нас тревогу и раздражение. Славяне не привыкли уважать чужое личное пространство. Например, как только китайцы на Дальнем Востоке пытаются объединиться в анклав, местное население их «сметает». Это в Европе, где сильно понятие частной собственности, нормально относятся к тому, что кто-то живет своим домом, районом». Такая терпимость на практике приводит к тому, что местное население отселяется из районов, куда массово приезжают люди другой культурной группы. У нас из-за дороговизны жилья и очень сильной ментальной привязки к местности такое вряд ли может стать массовым явлением. Пожалуй, именно российская оседлость — самый мощный тормоз, который не дает расцвести анклавам густо и кучно. Хотя остановить процесс, похоже, все-таки невозможно. 

Московское зарубежье 

Несмотря на утверждения властей о том, что как таковых анклавов в Москве не существует, их приметы можно легко отыскать. Конечно, в традиционном европейском понимании их действительно нет — в городе пока не наблюдается моноэтнических кварталов с вывесками на национальных языках, газетными киосками с местной печатной продукцией и забегаловками с традиционной кухней. И тем не менее в определенных районах людям конкретной национальности проще выжить и решить свои проблемы. Это происходит потому, что приезжих, как правило, встречают лидеры общин и вводят в курс дела: рассказывают, как себя вести, как адаптироваться, сколько и кому дать за решение того или иного вопроса, в случае чего из «кассы взаимопомощи» помогут деньгами. По предварительным данным, размеры такой кассы могут составлять несколько сотен тысяч долларов. «Эти деньги, как правило, аккумулируются на банковских счетах коммерческих компаний, учредителями которых выступают представители землячеств», — рассказывает источник в правоохранительных органах. Иногда на эти деньги покупаются должности в местных органах власти. Чиновники определенной национальности, укоренившись в районе, способствуют тому, чтобы в ключевых местах на руководящих должностях оказывались земляки. В результате в некоторых округах удивительно много директоров школ или главврачей поликлиник родом из стран ближнего зарубежья. В поликлиниках появляются медсестры и врачи с характерным акцентом, а в школу принимают детей, которые говорят только на родном языке и почти не владеют русским. У этих детей нет проблем — учителя занимаются ими очень активно, зато «местные» дети вынуждены ждать, пока полкласса выучит русский язык... В таких школах уже сегодня неохотно работают учителя. Как рассказывала одна из преподавательниц, «к нам то и дело приезжают на разборки старшие братья, дяди нерадивых учеников, и не у всех хватает воспитания, чтобы воздержаться от прямых угроз». Во Франции, например, в школах, которые находятся в уже сформированных местах компактного проживания мигрантов, учителя работают не по доброй воле, а по разнарядке минобразования — это единственный способ не оставить детей совсем без наставников. 

Был момент, когда в рядах правоохранительных органов Москвы вдруг появилось большое количество выходцев из Армении и Азербайджана. В основном они работали на уровне УВД, на территориях которых функционировали крупные рынки. Безусловно, внедрение в социальную сферу — это лишь часть процесса анклавизации. Другая — бизнес. 

Сотрудники милиции, по долгу службы контролирующие этнические преступные группировки, на простом примере пояснили «Итогам», как формировалась основа бизнеса одной из диаспор, позволившая ей основательно закрепиться на конкретной территории в черте Москвы. Все началось с нескольких рынков, где традиционно торговали представители одной из народностей. Когда появилась первая прибыль, купили несколько подержанных ВАЗов и стали осваивать профессию «бомбил». Ржавые «Жигули» надо было чинить, а потому вскоре в одном из арендованных гаражей появился быстро разросшийся сервис, услугами которого сегодня пользуются практически все местные владельцы отечественных авто. А после — несколько киосков, магазин, кафе... Такая экономическая этноэкспансия характерна сегодня уже для всех районов Москвы без исключения. Более того, конкретные бизнесы четко поделены между диаспорами. Традиционно азербайджанцы (это повелось с далекого 1983 года) занимаются торговлей цветами и овощами-фруктами на столичных рынках. Директора плодоовощных баз — зачастую тоже выходцы из этой страны. Таджики безраздельно правят на рынке коммунальных услуг. Причем они сами регулируют, кому и сколько месяцев работать дворниками и на каких участках. Узбеки подвизаются на автозаправках, а абхазы кладут асфальт. Процесс эшелонированного внедрения приезжих в столичный бизнес продолжается… 

О феномене этнического предпринимательства известно давно. Эксперты характеризуют его как «тотальное освоение территории под собственные экономические уклады». С одной стороны, ничего в этом плохого нет — русскому человеку действительно не удается так красиво и быстро продавать «вах, какой спелый персик». Но с другой — проблема не в том, кто торгует, а по каким правилам. Много лет говорят о том, что фермеров еще на подступах к рынкам жестко заставляют за гроши продавать свою продукцию, которая попадает на прилавок уже на порядок дороже. Ситуация не меняется. 

По минному полю 

Проблем бы не возникло, если бы приезжие ассимилировались и жили по местным правилам. Ведь обычно конфликты начинаются не из-за того, что в столичной пятиэтажке поселилась семья с Кавказа или из Узбекистана, как правило, очень приятная в бытовом общении. Межэтническая гармония дает трещину в тот момент, когда приезжая молодежь, сбившись в группы, демонстративно начинает игнорировать местный уклад жизни. Дело, считают социологи, в том, что прибывшие в город мигранты испытывают культурный шок. По данным соцопросов, 62 процента приезжих — это жители малых городов и сел. Поскольку большинство из них рассматриваются как дешевая рабочая сила, то меняться, повышая культурный уровень, им негде, да и не на что. Многих из них уклад жизни большого города начинает раздражать. Почему нельзя знакомиться с чужими девушками? Почему нельзя оставлять пакет с мусором у подъезда? «Агрессия, сначала бытовая, а потом и социальная, является ответной реакцией на негативное отношение окружающих — приезжих задерживает милиция, на них неодобрительно косится местное население. Это вполне естественная реакция на внешние раздражители», — комментирует научный сотрудник Института психологии РАН, кандидат психологических наук Татьяна Тихомирова. 

В комитете межрегиональных связей и национальной политики правительства Москвы провели специальный опрос среди приезжих и выяснили, что представители этнических общин в большинстве своем уверены: москвичи никогда не будут считать их своими. Отсюда замкнутость, которую усиливает нежелание интегрироваться в новую среду. Зачастую именно из-за повышенной агрессивности внешней среды мигранты не знают местных традиций и правил поведения. А коренные жители принимают это за циничное нежелание придерживаться определенных культурных норм. Пресловутый Кодекс москвича московские власти изобрели именно для того, чтобы ознакомить «новеньких» с местным образом жизни и правилами приличия. Однако это ничего, кроме раздражения, не вызвало. Сергей Меркушин, эксперт в области миграции, опасается, что власти «упустили время и возможность, чтобы подружить народы». Как следствие, общины разбираются с проблемами самостоятельно. «Считается, что столичные власти наладили общение с национально-культурными объединениями, — подтверждают сей факт в Российском конгрессе народов Кавказа, — но жизнь показала, что вопросы общения между приезжими и москвичами решаются без участия городской администрации». 

Случающиеся сегодня то тут, то там уличные стычки — войны за территории — лишь зримая часть процесса анклавизации Москвы. Самое неприятное, что они аккумулируют раздражение и ксенофобию на бытовом уровне, что выливается в безобразные побоища, как это было в Кондопоге. Ведь когда ксенофобам будет ясно, куда идти и какой квартал громить, наступят черные времена для всей Москвы... Это, впрочем, самый худший сценарий, но идеальный еще никто в этом мире не придумал. И тем не менее ни один мегаполис не может существовать без притока свежей крови и новой рабочей силы извне — это объективная реальность. Важно, чтобы эта свежая кровь вливалась в единый организм города по течению крови старой. Движение против слишком неестественно для всего живого...