 |
|
Треть политзаключенных в России – уроженцы северокавказских республик и мусульмане из других регионов.
Список лиц, признанных политзаключенными, опубликовал правозащитный центр «Мемориал» 30 октября, в День памяти жертв политических репрессий. Как минимум 46 человек в России отбывают уголовное наказание за свои убеждения, считают правозащитники.
Обозреватель «Кавказской политики» обращает внимание, что треть политзаключенных — либо мусульмане, состоящие в запрещенных религиозных организациях, либо кавказцы, подвергшиеся уголовному преследованию по политическим мотивам. Это может свидетельствовать не только об ужесточении системы по отношению к определенной группе лиц, но и о формировании новой политической силы.
Доля мусульман
«Год назад мы тоже публиковали список людей, признанных ПЦ «Мемориал» политическими заключенными в России, – говорится на сайте организации. – Тогда в списке была 71 фамилия. В списке, опубликованном сегодня, их 46.
Серьезное уменьшение численности политзаключенных связано с прошедшей амнистией, коснувшейся 35 человек из прошлогоднего списка, 30 из которых – члены экипажа судна «Arctic Sunrise». Еще два человека, Ходорковский и Лебедев, были помилованы. 10 человек вышли на свободу по отбытии срока, по УДО или в связи с назначением им наказания, не связанного с лишением свободы.
За год в списке появилось 24 новых фамилии, среди которых политические активисты, правозащитница, эколог, члены «Хизб-ут Тахрир», журналисты».
Ознакомиться с историями политзаключенных в изложении ПЦ «Мемориал» можно по приведенной выше ссылке. Отметим, что 15 из 46 человек — либо гражданские активисты Северного Кавказа, либо члены запрещенных в РФ исламских организаций.
Это рекордное для современной России представительство уроженцев северокавказских республик и мусульман из других регионов страны в подобном перечне. Для сравнения: в прошлом году таковых было четверо. Все они проходили по статье «Терроризм».
Нынешний список расширился в основном за счет приверженцев запрещенной в России организации «Хизб-ут Тахрир». Девять ее членов обвиняются «в приготовлении к действиям», направленным на свержение государственного строя (процессы получили известность как «Челябинское дело» и «Уфимское дело»).
Кроме того, в отношении двух мусульман (Лорса Хамиева и Фаниса Шайхутдинова) сфабрикованы, как считают в «Мемориале», дела по статье «Терроризм». Еще один, Расул Кудаев, с 2005 года находится под стражей за участие, по мнению следствия, в нападении на Нальчик. Трое заключенных — северокавказские общественные деятели (Зарема Багавутдинова, Евгений Витишко, Руслан Кутаев).
Расул Кудаев
Кто такие политзаключенные?
Определяя это понятие, ПЦ «Мемориал» руководствуется следующими критериями:
«Политический заключенный – лицо, лишенное свободы, если имеет место хотя бы один из следующих факторов:
a) лишение свободы было применено исключительно из-за его политических, религиозных или иных убеждений, а также в связи с ненасильственным осуществлением свободы мысли, совести и религии, свободы выражения мнений и информации, свободы мирных собраний и ассоциаций, иных прав и свобод, гарантированных Международным пактом о гражданских и политических правах или Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод;
b) лишение свободы было применено исключительно из-за ненасильственной деятельности, направленной на защиту прав человека и основных свобод;
c) лишение свободы было применено исключительно по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, национального, этнического, социального или родового происхождения, рождения, гражданства, сексуальной ориентации и гендерной идентичности, имущественного положения или иным признакам либо исходя из наличия устойчивой связи с сообществами, объединенными такими признаками.
Политическим заключенным также является лицо, лишенное свободы, если при наличии политических мотивов его преследования имеет место хотя бы один из следующих факторов:
a) лишение свободы было применено в нарушение права на справедливое судебное разбирательство, иных прав и свобод, гарантированных Международным пактом о гражданских и политических правах или Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод;
b) лишение свободы было основано на фальсификации доказательств вменяемого правонарушения либо при отсутствии события или состава правонарушения либо его совершении иным лицом;
c) продолжительность или условия лишения свободы явно непропорциональны (неадекватны) правонарушению, в котором лицо подозревается, обвиняется либо было признано виновным;
d) лицо лишено свободы избирательно по сравнению с другими лицами.
Даже при наличии факторов, указанных выше, политическим заключенным не признается лицо, которое:
a) совершило насильственное правонарушение против личности за исключением случаев необходимой обороны или крайней необходимости;
b) совершило преступление против личности или имущества на почве ненависти либо призывало к насильственным действиям по национальному, этническому, расовому, религиозному или другим признакам.
Политическим заключенным также не признается лицо, чьи насильственные действия направлены на упразднение прав и свобод, гарантируемых Международным пактом о гражданских и политических правах или Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод, или на их ограничение в большей мере, чем предусматривается этими договорами».
Сигнал для молящихся
Публикуя очередной список политзаключенных, правозащитники неизменно подчеркивают, что он «заведомо не является исчерпывающим и полным, а включение в него не означает согласия ПЦ «Мемориал» с высказываниями и действиями конкретных лиц».
Уточнение критериев и комментарий к списку нам понадобились, чтобы отметить два важных, на наш взгляд, момента. Первое: с точки зрения экспертов «Мемориала», политзаключенные не совершали никаких насильственных правонарушений и преследуются властями незаконно. Второе: 15 «этнических мусульман», попавших в список, — всего лишь вершина айсберга.
Правда, вершина, надо сказать, внушительная. Получается, более 30 процентов политзаключенных в России – мусульмане. И это притом что, по данным социологов, традиционно мусульманские народы составляют примерно 10 процентов населения страны. Непосредственно мусульман и того меньше — 6-7 процентов.
Безусловно, здесь надо иметь в виду, что 9 из 15 «политических» мусульман — члены запрещенной организации. И, в общем-то, высокий процент легко объясняется тем, что в списке «Мемориала» оказалось много сторонников «Хизб-ут Тахрир». Однако на фоне общего давления силовиков на «нетрадиционных» мусульман это, скорее, закономерность, нежели случайность.
Взять хотя бы нынешнюю неделю: спецоперация в дагестанском поселке «Временный», задержания прихожан мечети в Махачкале. И это ведь далеко не единичные случаи. Подобные акции, как хорошо известно нашим читателям, правоохранительные органы проводят на Северном Кавказе систематически.
Те, кто хоть немного «в теме», прекрасно понимают, что ни о каком государственном перевороте члены «Хизб-ут Тахрир» и не помышляли. Да и аналогичные судебные процессы, больше похожие на фарс, лишний раз утвердили и правозащитников, и мусульман в том, что суровые приговоры следует воспринимать как сигнал всем «неправильно молящимся».
Граждане диссиденты
Обвинение активистов «Хизб-ут Тахрир» в намерении свергнуть конституционный строй, как и включение их в список в политзаключенных – довольно символично. В случае с мирными, но «чересчур самостоятельными» мусульманами религиозные взгляды — это и есть гражданская позиция. Известно ведь, что ислам стремится регулировать все сферы жизни, от этики до экономики.
Пока вряд ли можно сказать, что жесткая реакция системы свидетельствует о том, что государство видит в исламских организациях серьезных конкурентов на политическом поле. Скорее, здесь срабатывает принцип «чтоб другим неповадно было».
Но, судя по всему, политическая реальность все же меняется. И, видимо, неслучайно в последнее время эксперты по Северному Кавказу стали использовать в своих исследованиях такие термины, как «религиозные диссиденты» (Ирина Стародубровская) или «гражданский ислам» (Денис Соколов).
Власть, эксплуатирующая псевдорелигиозную риторику (имитируя самодержавие, соборность и пр.), когда-то должна была породить оппозицию, которая противопоставит действующей системе «чистую» религиозность как политический проект. В такую оппозицию превращаются «неформатные» мусульмане.
Это, конечно, не значит, что государство теперь будет иметь дело исключительно с исламской оппозицией. Просто к традиционным «левым», «правым», «либералам», «консерваторам» и прочим добавилось еще одно течение – «религиозные диссиденты», представляющие «гражданский ислам». Причем на фоне ослабления общей оппозиционной энергии новое движение выглядит набирающим силу.
Красное на черном
Исправительные колонии и тюрьмы имеют свойство воспроизводить в миниатюре политическую реальность «воли». В начале 1990-х, например, заключенные колонии в Красноярском крае устроили бунт и в течение сорока дней оказывали сопротивление спецназу.
Волна массовых беспорядков прокатилась тогда и по другим зонам. В результате правоохранительные органы вынуждены были пойти на значительное послабление тюремного режима, что было в духе того времени.
Однако начавшееся в нулевых строительство вертикали политической власти затронуло и места лишения свободы. Самоорганизация в любом виде больше не приветствовалась. И постепенно «черные» зоны переквалифицировались в «красные».
Есть и обратные примеры – когда лагерные традиции оказывали значительное влияние на жизнь по ту сторону колючей проволоки. 30 октября 1974 года заключенные пермских и мордовских колоний впервые провели массовую голодовку в память о безвинно погибших. Акция стала ежегодной и проводилась вплоть до падения советского строя.
Начиная с 1987 года в этот день стали проходит демонстрации в крупнейших городах СССР. А в 1991-м 30 октября официально признали Днем памяти жертв политических репрессий.
Все за одного
Так что воля и неволя находятся в меньшей изоляции, чем кажется на первый взгляд. Взаимное влияние не ограничивается закреплением «на свободе» жаргонных словечек и воровских законов, с одной стороны, и смягчением либо ужесточением порядков – с другой.
И когда мы обращаем внимание на количество мусульман-политзаключенных, то, по большому счету, имеем в виду не пропорции. Нельзя утверждать, что процентное соотношение прямо свидетельствует о становлении исламской политической оппозиции.
Связь проявляется опосредованно. Чем выше численность несправедливо осужденных (а список «Мемориала», напомним, лишь «вершина айсберга»), тем больше потребность в консолидации у тех, кто пока еще на свободе.
Мусульманской умме предписано жить по принципу «один за всех, все за одного». В минуту опасности этот девиз приобретает особую актуальность. Именно поэтому сегодня мусульмане готовы добиваться результатов, требуя от полиции немедленно освободить задержанных прихожан мечети или настаивая на отмене запрета для студенток носить хиджабы. Это уже вполне политические действия – неважно, со знаком «плюс» или «минус».
И еще один нюанс. Список политзаключенных постоянно обновляется. Не исключено, что в следующий раз там будут значиться единицы мусульман. Кого-то освободят по УДО, кого-то оправдает суд. Выглядит достаточно фантастично. Но теоретически все возможно. Будет ли это означать, что новая оппозиция не состоялась?
Как мы уже отмечали, прямой связи между численностью политзаключенных и политическими сценариями в мусульманских обществах нет. Нынешний список «Мемориала» как зеркало отразил некий процесс, который мы, в свою очередь, попытались описать в самых общих чертах. Дальнейшее развитие событий от оптических фокусов никоим образом уже не зависит.
