«Кавполит» продолжает публикацию документа, появившегося в стенах организации «Чатем-Хаус», под названием «Растущий исламский экстремизм в Центральной Азии и на Кавказе – ситуация и перспективы». В нем проводится сделанный в Лондоне анализ ситуации, сложившейся в регионе после распада СССР, причин возникновения исламизма и исламского экстремизма, деятельности исламских организаций и их лидеров, а также других социально-политических аспектов жизни.
«Чатем-Хаус» (Chatham House) – официальное название лондонского Королевского института международных отношений (Royal Institute of International Affairs). Является одной их важнейших организаций Великобритании и авторитетным аналитическим «мозговым центром» в области мировой политики. Штаб-квартира находится в здании Chatham House в центре Лондона. Организация проводит исследования и изучает множество региональных и глобальных проблем «с целью предотвращения войн». Публикует два журнала, а также доклады и отчеты, доступные бесплатно в Интернете.
Д-р Анна Мюнстер (Dr. Anna Münster) — участница программы «Россия-Евразия» в Chatham House, стипендиат Роберта Боша. Закончила «Школу восточных и африканских исследований» (School of Oriental and African Studies, SOAS) Лондонского университета, которая является единственным высшим учебным заведением Европы, специализирующимся на изучении стран Азии, Африки и Ближнего Востока Эксперт по вопросам ислама, проводит исследования, например, по вопросам ислама и мусульман в Украине. Автор многих публикаций.
Политика, безопасность и социально-экономические аспекты
Важность центрально-азиатского региона можно вывести из обновленного понятия о «Большой игре» — геополитической борьбе между крупными (и не совсем крупными) игроками за ресурсы и влияние в Центральной Азии. Китай, Россия, США и ЕС являются основными заинтересованными сторонами в регионе; Турция, Иран, Индия, Пакистан, Япония и Южная Корея также стремятся к освоению его потенциала. Однако «Новая большая игра» не похожа на повторный прогон предыдущего «матча», поскольку каждая из центрально-азиатских республик стала игроком со своими собственными правами. Более того, внешние игроки не обязательно соперничают за получение полного контроля, но преследуют свои, часто ограниченные, цели. США стремятся обезопасить военные базы, расположенные в регионе (в первую очередь, Карши Ханабад в Узбекистане и Манас в Киргизии), обеспечить функционирование маршрутов «Северной сети поставок» и оказать поддержку при выводе американских войск из Афганистана в 2014 году.
Германия имеет аналогичный интерес в Узбекистане, где у нее есть авиабаза в Термезе, в то время как Швейцария более заинтересована в углублении экономических связей в регионе (например, лоббистская роль Швейцарии в МВФ в отношении «Гельветистана») (Гельветистан — группа стран, включающая Азербайджан, Польшу, Киргизстан, Казахстан, Таджикистан, Сербию, Туркменистан, выступающая в Международном валютном фонде как единое образование при голосовании по различным вопросам.
Интересы этой группы стран представляет Швейцария. Объединённая группа стран под руководством Швейцарии обладает 2,82 % акций, в то время как одной Швейцарии принадлежит 1,57 % — прим. переводчика). Более того, США поддерживают такие проекты, как КАСА-1000 (CASA-1000) (проект по торговле и передаче электроэнергии из Центральной Азии в Южную Азию) и трубопровод ТАПИ (TAPI; Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия). Несмотря на риски в плане безопасности, в частности в Афганистане, эти проекты, кажется, очень хорошо вписываются в «новое видение «Шелкового пути»» Соединенными Штатами, т.е. переориентация Центральной Азии на юг, подальше от России.
Китай, кажется, заинтересован, в основном, в инвестициях в торговлю и энергетику, не создавая военных баз и не применяя свою политику «мягкой силы», по крайней мере, пока. Он успешно построил туркмено-китайский газопровод и выдвинул планы по строительству ирано-китайского газопровода через Киргизию и Таджикистан. Китай имеет также интерес в разработке газового месторождения «Южный Иолотань–Осман» в Туркменистане и в газовой промышленности в Казахстане, а также в проектах по транспортировке и разработке месторождений в Киргизии и Таджикистане.
Китай инвестирует и стимулирует торговлю через создание свободных экономических зон, и является одним из основных импортеров потребительских товаров в регион. Более того, в 1996 году он создал альянс безопасности, который являлся, по существу «антинатовским» альянсом, и первоначально назывался «Шанхайской пятеркой» (Россия, Китай, Казахстан, Киргизия и Таджикистан); одной из главных целей организации являлась борьба с терроризмом. Среди всего прочего, альянс отражает озабоченность Китая в отношении стабильности в провинции Синьцзян, где преобладает мусульманское уйгурское население. В 2001 году, после принятия новых членов, альянс был переименован в ШОС («Шанхайскую организацию сотрудничества»).
Другим крупным игроком в регионе является Россия, которая преследует более разнообразные цели. Она стремится не только к заключению сделок в сфере энергетики и торговли, но также ищет способы, чтобы применять свою военную и геополитическую мощь (например, ее военное присутствие в Таджикистане и военная база в Киргизии; создание еще одного альянса в сфере безопасности и военного сотрудничества с центрально-азиатскими республиками – «Организации Договора о коллективной безопасности» /ОДКБ в 2002 году, с дополнением к ней «Коллективных сил оперативного реагирования»/ КСОР, созданных в 2009 году). Через свои давние постсоветские связи Россия проводит также политику «мягкой силы» (например, продолжающееся использование русского языка, часто в качестве lingua franca, т.е. языка общения).
В кавказском регионе происходит аналогичная геополитическая борьба с некоторыми удивительными поворотами, как в случае с богатым нефтью Азербайджаном. Зажатый между Ираном на юге и Россией (Дагестаном) на севере, Азербайджан остается непреклонно светским. Правительство преследует прагматичную многополярную геополитику и применяет суровые меры против деятельности радикальных исламских группировок, как оно сделало это с иранским участием в Нардаране. Азербайджан все еще агонизирует по поводу территорий Нагорного Карабаха, потерянных во время армяно-азербайджанского конфликта (1988-1994 гг.), и, в принципе, находится по-прежнему в состоянии войны с Арменией. Конфликт оказывает влияние на внешнюю политику Азербайджана. Он охладил взаимоотношения с Россией и с Ираном, однако позволил Израилю использовать свою авиабазу недалеко от иранской границы. Азербайджан играет также важную роль в проекте «Набукко» — продвигаемом Европой газопроводе от Каспийского моря через Турцию, который призван уменьшить ее зависимость от российского газа.
Большинство из этих новых независимых стран следует многостороннему подходу к сложным геополитическим аспектам. Они строят союзы, основанные на своем наследии, например, такие как российская инициатива по ОДКБ, или на новых реалиях, такие как ШОС, возглавляемая Китаем. Они преследуют также свои экономические интересы, становясь либо членом «Организации исламского сотрудничества»/ОИС (Казахстан), либо членом «Всемирной торговой организации»/ВТО (Киргизия и, потенциально, Казахстан). Однако на мезоуровне взаимоотношения являются далекими от дружественных, и, вместо этого, искажены напряженностью и соперничеством. Были ссоры из-за водных ресурсов, в частности, между Узбекистаном и Таджикистаном, который вынашивает планы по строительству Рогунской каменно-набросной плотины, и этнические столкновения со смертельным исходом между узбекским и киргизским населением в Киргизии.
Последняя, в частности, пришпорила спекуляции в отношении того, что она стала потенциальным источником для вербовки кадров для исламистов. Увеличившееся количество молодых узбеков в Киргизии, ставших бесправными и разочарованными в результате периодически повторяющихся конфликтов, и рост числа погибших не повлекли за собой ощутимой поддержки со стороны находящегося по соседству узбекского правительства. Тем не менее, существуют некоторые серьезные вопросы, связанные с безопасностью, которые привели к сближению этих стран. К ним относятся торговля людьми, незаконный оборот наркотиков, распространение оружия, экологические проблемы и повстанчество и терроризм в Афганистане. Хотя координирование действий остается слабым, и кое-кто считает, что отсутствие сотрудничества предоставляет «благоприятную почву для роста экстремизма».
Наконец, каждая страна является уникальной и представляет свой собственный набор проблем и сложных задач. Узбекистан является самой густонаселенной страной (почти 29 миллионов человек); она позиционирует себя в качестве исторического лидера и центра цивилизации в Центральной Азии. Казахстан не только богат ресурсами, но и является дружелюбным в отношении бизнеса; его экономика продолжает расти, и он имеет доброжелательную деловую и инвестиционную атмосферу.
Туркменистан с его автократическими, если не диктаторскими, тенденциями к сохранению нейтрального статуса во внешней политике, по сути дела, никого не трогает и не позволяет другим вмешиваться в его дела. В конечном итоге, как Таджикистан, так и Киргизия мучаются из-за политической нестабильности. В начале девяностых Таджикистан пережил годы гражданской войны, медленный экономический рост и зависимость от России. Киргизия прошла через два революционных переворота, распространяя страх, что аналогичные «цветные» революции могут привести к смене власти в других регионах.
Дискурс и тактика
Идет ли речь об американской военной базе в Киргизии или об израильской военной помощи Азербайджану, исламисты умело используют современные геополитические альянсы и механизмы в своей риторике против местных правительств и Запада. Войны в Афганистане и Ираке, конфликты в Чечне и Боснии часто преподносятся так, чтобы подтолкнуть мусульманскую аудиторию к выражению солидарности. Война в Афганистане и предстоящий вывод войск имеет непосредственное отношение к региону. Исламисты стали все чаще представлять войну в Афганистане, как еще одну неудачу неисламского государства в попытке завоевать эту страну. Некоторые из исламских организаций, такие как «Исламское движение Узбекистана» (ИДУ) имеют тесные связи с «Аль-Каидой» и «Талибаном» в Афганистане и даже нашли там убежище, когда правительство в их собственной стране начало вести с ними полномасштабную борьбу.
ИДУ стало известно не только из-за своей сильной антикаримовской риторики, но и из-за военных операций и действий военизированных формирований (например, покушения на Каримова в 1999 году; вторжения в Киргизию и захват японских геологов с целью получения выкупа в 1999 году; взрывы в Ташкенте в 2004 году, а также контрабанда наркотиков и оружия). В настоящее время имеются опасения и спекуляции на счет того, что ИДУ может вернуться из Афганистана и возобновить свои действия в Центральной Азии с драматическими последствиями.
Другой распространенной установкой среди исламистов является недовольство в социально-экономическом плане, в частности, из-за коррупции и злоупотребления властью. На самом деле, коррупция приняла эндемический характер, поскольку местная политическая элита процветает и накапливает огромные богатства. Например, в своих аналитических исследованиях Кэтрин Мачалек (Katherin Machalek; социолог, аналитик организации Freedom House и редактор ежегодного издания «Nations in Transit» — прим. переводчика) обрисовывает ошеломляющие случаи коррупции на самом высоком уровне (т.е. на уровне семьи и ближайшего окружения президентов) в Азербайджане и республиках Центральной Азии.
Между тем, остальная часть населения остается доведенной до нищеты и в своей борьбе за выживание часто ищет работу где-то в другом месте, например, в России (денежные переводы тех, кто уехал, были особенно велики для впавшего в нищету Таджикистана). Некоторые из исламистских движений, в частности, «Хизб ут-Тахрир» и отколовшаяся от него организация «Акромия», известны не только своей антикоррупционной риторикой, но и попытками бороться с нищетой через благотворительные проекты и учреждение малого бизнеса. Некоторые считают, что резня в Андижане в мае 2005 года была вызвана заключением в тюрьму двадцати трех местных бизнесменов из «Акромии», которые были известны тем, что помогали местным жителям и обеспечивали их работой.
Исламисты часто ссылаются на несправедливость, отсутствие верховенства закона и грубые нарушения прав человека. Поскольку центрально-азиатские правительства обычно не допускают появления любой политической оппозиции и жестоко подавляют ее, некоторые исламистские группировки воспринимаются как оппозиция просто потому, что они говорят о дискриминации и обещают навести порядок и привести в регион справедливость и законность. Зачастую сами исламисты были одними из тех, кто пострадал от жестокости и пыток в тюрьмах; даже те, кто никогда не участвовал в насильственных действиях, были посажены в тюрьму просто за то, что у них имелись брошюры «Хизб ут-Тахрира». Случаи издевательств являются систематическими и глубоко тревожными, особенно в Узбекистане.
Печален тот факт, что некоторые западные правительства закрывают глаза на эти и другие нарушения прав человека; они даже «обеляют» образ правительств, по существу, из-за своих собственных интересов в области безопасности и военных интересов в регионе. Как описывает Дэвид Льюис (David Lewis, очевидно, имеется в виду британский исследователь, работающий в университете Сассекса – прим. переводчика) в своих исследованиях по Узбекистану, «…расчет руководителей Узбекистана на то, что США посмотрят на нарушения прав в обмен на военное сотрудничество, оказался правильным».
Тем временем, в некоторых государствах на Кавказе и в Центральной Азии подавляются не только исламисты, но и гражданское общество и продемократические движения. Некоторые проводят даже так называемую «икорную демократию» — преднамеренную попытку подкупа западных политиков и лобби и замалчивают случаи нарушений прав человека. На самом деле, степень правительственного контроля над жизнью, включая религиозную жизнь и вопросы сознания, являются напоминанием о советских временах, хотя использование новых технологий и события «Арабской весны» могут стать жестким предупреждением сегодняшним репрессивным правительствам.
В Центральной Азии и на Кавказе изобилует политическое и социально-экономическое недовольство; тем не менее, исламисты, судя по всему, выбирают свою собственную идею и способ ее оформления. Как правило, они сосредоточивают внимание на непосредственных проблемах в регионе, таких как бедность и коррупция, репрессивные режимы и политические альянсы, а также геополитические аспекты – войны в Ираке и Афганистане, и конфликты на Северном Кавказе. Они оформляют свою идею таким образом, чтобы она резонировала с более широкой аудиторией с тем, чтобы привлечь больше людей и мобилизовать их на действия.
Однако они редко обращаются к проблемам, связанным с безопасностью, наркотиками, похищениями людей и распространением оружия. Возможно, одним из объяснений является тот факт, что некоторые исламистские группировки (например, ИДУ и отколовшаяся от нее группировка «Союз исламского джихада»/СИД) вовлечены в нелегальную и криминальную деятельность, поскольку незаконный оборот наркотиков и вымогательство часто используются для финансирования их деятельности.
Исламистские активисты обеспечивают не только диагностические «оформление» (что не так?), например, правительство Каримова в рассуждениях ИДУ, но и прогностическое (каково решение?), например, халифат в рассуждениях «Хизб ут-Тахрира», и мотивационное (поощрение действий, направленных на создание определенного общества), например, установление нового исламского порядка, будь то через свержение правительства или через медленные и постепенные изменения в обществе. Они оформляют свою идею как раскрытие информации о грандиозном заговоре против мусульманского мира и как обещание навести истинный исламский порядок и установить справедливость. Идеология и специфическое толкование ислама часто служат основным источником такого пояснительного и мотивационного оформления.
Например, Эммануэль Карагианнис (Emmanuel Karagiannis; эксперт, доцент по постсоветским вопросам в Университете Македонии, г. Салоники, Греция; преподает также в Объединенном военном колледже ВС и Национальном колледже обороны Греции. Его последняя книга посвящена вопросам энергетики и безопасности на Кавказе — прим. переводчика) в своих исследованиях по «Хизб ут-Тахрир» в Центральной Азии считает, что идеология этой организации может объяснить рост ее влияния в регионе и воздержание от насилия. Он утверждает, что «участие в такой запрещенной группировке, как «Хизб ут-Тахрир», несомненно, мотивируется глубоко укоренившимися религиозными верованиями и ценностями, а не простым своекорыстием на основе анализа затрат и выгод. Люди присоединяются к «Хизб ут-Тахрир», потому что они верят в ее идеологию».
Идеология может объяснить также тактику, которую применяет отдельная исламская группировка, будь то насилие, вымогательство или похищение людей, как в случае ИДУ в Центральной Азии и салафитских джихадистских группировок на Кавказе, благотворительные проекты, осуществляемые «Хизб ут-Тахрир», или образовательные проекты суфийского движения Фетхуллаха Гюлена (хотя, по сути, религиозная исламская группировка «Движение Гюлена» запрещена в Узбекистане и России и находится под пристальным контролем в других странах). Однако только идеология и оформление идеи не могут объяснить, почему люди решают присоединиться к исламистской группировке.
Квинтан Викторовиц (Quintan Wiktorowicz; американский ученый, адъюнкт-профессор по международным исследованиям в колледже Родос, автор книг об исламе и джихаде – прим. переводчика) полагает, что кроме идеологии важное значение имеет также личная предрасположенность наряду с ролью харизматических лидеров, питательной средой (ассимиляция в исламские группировки) и приверженностью членов. Этот личностный аспект наилучшим образом используется в сетях организаций, как еще одна важная составляющая в вербовке кадров и мобилизации.
Сети организаций
Можно утверждать, что сети организаций и основная структура отношений и контактов играют решающую роль в мобилизации кадров для исламистских группировок.
Как это определяет Виталий Наумкин (российский историк-востоковед, исламовед, политолог, доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент РАН, директор Института востоковедения РАН, член научного совета Российского совета по международным делам — прим. переводчика): «Местные традиционные сети организаций – региональные группировки, расширенные семьи, кланы и так далее – эксплуатируются как светскими властями в лице правительства, так и радикальными исламистами; и те и другие соревнуются в доминировании над этими сетями организаций». «Хизб ут-Тахрир» в Центральной Азии является хорошим примером успешного использования сети организаций на основе семьи и дружбы для вербовки кадров, включая связи, завязанные во время заключения в тюрьму.
Льюис замечает, что «тюрьма действовала как полезный вдохновитель исламистских идей и имела дополнительное преимущество для представления исламистов закоренелым преступникам, обеспечивая, таким образом, вовлечение в дело потенциально жестоких рекрутов». Члены семей, в частности, жены и сестры заключенных в тюрьму членов «Хизб ут-Тахрир» также формировали свою собственную сеть для поддержки и пропаганды.
«Хизб ут-Тахрир», ИДУ и другие исламистские группировки развивают сети организаций на основе идеологии и солидарности; они также получают финансовые связи и поддержку из стран Ближнего Востока, Афганистана, Пакистана и других мест. Например, «Партия исламского возрождения» в Таджикистане искала финансовую поддержку через такие суннитские сети, как «Джамиат-е Ислами» в Пакистане, «Братья-мусульмане» и спонсируемые Саудовской Аравией организации.
Саудовская Аравия, в частности, предоставила значительную финансовую поддержку для возрождения и продвижения ислама, помогая со строительством мечетей и медресе (школ) на Кавказе и в Центральной Азии. Были возрождены более старые связи, поскольку некоторая идеологическая и финансовая поддержка пришла от узбекской диаспоры в Саудовской Аравии и Афганистане (т.е. от потомков басмачей и более поздних иммигрантов). Исламское издательское дело в регионе также получает иностранную поддержку. Например, издательский дом «Сантлада» в Дагестане стал печально известным из-за своих связей с салафитами в Саудовской Аравии.
Сети организаций можно отследить также на уровне руководства и идеологов и обнажить историю распространения идей в регионе. Тщательный анализ роста салафизма в Центральной Азии обнажает замысловатую сеть связей между ключевыми персонами, их ассоциации и влияние. Мухаммаджан Хиндустани (Muhammadjan Hindustani, 1982-1989 гг. – очевидно, автор сделала опечатку, поскольку информационные источники указывают дату жизни 1892-1989; известен еще и под фамилией Рустамов; являлся писателем и крупнейшим теологом-ханафитом Ферганской долины и Таджикистана; участник Великой Отечественной войны — прим. переводчика) был традиционным духовным лицом и играл важную роль в подпольном религиозном образовании в Узбекистане.
Он придерживался традиций ханафитской школы, продвигал классическое исламское образование и неистово отвергал новые идеи «очищения ислама», и среди некоторых своих последователей тоже. Один из его студентов, Хаким Кари (Hakim Qari) из Маргилана, стал известен, как «отец нового ваххабизма». Он откололся от Хиндустани и создал собственную худжру или школу в Ферганской долине. Некоторые их бывших студентов Хиндустани, особенно Абдулвали (Abdulvali) и Рахматулла (Rahmatulla), присоединились к нему; они решили пойти даже дальше в своем толковании ислама и критической переоценке местной исламской практики.
В конце 1970-х Абдулвали и Рахматулла попытались создать движение, которое они назвалиМуджаддидия («Возрождение»). Их усилия по реформированию стали обозначаться, как «ваххабизм» — общий термин, который относится к группировкам, стремящимся распространять нормативный ислам. Позже Хаким Кари фактически осудил Рахматуллу, как фундаменталиста, который призывал к возрождению исламского сообщества и созданию нового государства под названием «Мусульманабад».
В 1980-х годах Абдулвали и Рахматулла стали странствующими проповедниками, которые создавали свои небольшие подпольные религиозные школы, и начали тайно печатать исламские книги. Они находились под влиянием идей таких людей, как Ибн Таймия (Ibn Taymiyya (1263-1328 гг.) – имам, выдающийся мусульманский богослов, юрист и политический писатель, острый критик нововведений в религии – прим. переводчика), Хасан аль-Банна (Hasan al-Banna (1906-1949 гг.) — египетский политический деятель, исламский проповедник и реформатор, Основатель партии и международной (в большей части арабской) религиозно-политической ассоциации «Братья-мусульмане» — прим. переводчика), Сайид Кутб и Сайид Абуль-Ала Маудуди (Sayyid Abu Al-Ala Mawdudi (1903-1979 гг.) — известный мусульманский просветитель, государственный деятель, философ, историк, социолог и ученый, основатель и идеолог партии «Джамаат-и-Ислами» — прим. переводчика) — ключевыми идеологами нормативного ислама.
Они распространяли также свои учения и идеи, в частности, в Ферганской долине, где Абдулвали возглавил мечеть в Андижане. Он стал вдохновителем множества молодых радикально настроенных мусульман в Узбекистане; в 1995 году он таинственно исчез, но его проповеди все еще находят свой путь через записи на магнитофонных пленках и видео на видеохостинге YouTube («Ютюб»).
Некоторые из их студентов тоже стали, сами по себе, известными, поскольку создавали сеть мечетей имедресе в Узбекистане, Киргизии и Таджикистане. Среди самых именитых студентов Абдулвали были Джума Намангани и Тахир Юлдашев, которые стали лидерами «Исламского движения Узбекистана» (ИДУ). Юлдашев создал особенно широкую сеть сторонников, включая боевиков «Аль-Каиды», «Талибана» и исламистов в Чечне (например, Ибн аль-Хаттаба и Шамиля Басаева). Поскольку ИДУ переместилось в Афганистан, источник вербовки кадров и поле его деятельности стали более интернациональными. Начав с исламской группировки с местной сетью идеологов и рядовых членов организации, ИДУ и отколовшаяся от него группировка «Союз исламского джихада»/СИД стали действовать не только в Центральной Азии, Афганистане и Пакистане, но и в Германии (например, террористический заговор так называемой «Зауэрландской ячейки» в 2007 году) и в некоторых других европейских странах.
Смотри:
Лондон об «исламском экстремизме». Часть 1
