Общество

Лысенковщина: теперь и в праве

Экспертиза по «экстремистским делам» зачастую основана на принципе «бумага стерпит все»

Когда-то в советское время печальную известность получил некий деятель от науки- Трофим Денисович Лысенко. Раздавил и обезглавил практически всю приличную генетику в СССР, и долгое время безраздельно царствовал с достаточно дикими теориями, которые после его ухода быстро утратили авторитет и ценность. С тех пор «лысенковщиной» принято именовать шумные кампании по шельмованию каких-то людей, направлений развития и т.д.

Наверное, у каждого времени есть своя лысенковщина, и не одна. Во все времена есть нахрапистые и оголтелые бездарности, которым нужно выдвигаться, но от природы им дано лишь отсутствие комплексов во всех смыслах слова, да еще может быть- луженая глотка. А это помогает только там, где не нужен талант и упорный труд, да и применить их не к чему, и куда приличные люди ни ногой, дабы репутацию не испортить. Зато уж таким «трофимам денисовичам» — благодать, охотничьи угодья. Поднимаются на том, что расправляются с любым, кто попадет под руку, генетики ли это, религиозные люди за рамками квазиофициальной религии в стране, или просто отдельные остро чувствующие, которые более не могут молчать.

В современных юридических реалиях такой лысенковщиной является экстремизм. Начавшись как нечто вполне разумное, определенное когда-то в Шанхайской конвенции 2001 года как «какое-либо деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях незаконных вооруженных формирований или участие в них» он быстро перерос в борьбу с кем угодно и ради чего угодно.


Общий знаменатель этой борьбы- чье-то отличие от основной линии. В политике ли, в религии ли, в публицистике... да неважно. Отличие дает возможность противопоставить("мы-другие"), и обвинить в социальной розни, что ты выступаешь против какой-то социальной группы. А это и есть в соответствии с ныне пониманием действующей редакции закона «О противодействии экстремисткой деятельности», экстремизм. Когда в 2007 году из юридического определения экстремизма убрали обязательный признак «связанности с насилием», после этого началась та вакханалия борьбы с инакомыслием, которая дает пищу новостным лентам едва ли не каждую неделю.

А вообще-то «экстра» означает, «за рамками чего-то, вне». Соответственно, с бытовой точки зрения экстремизм понимается как «приверженность крайним взглядам и убеждениям». Ничего вроде бы страшного, крайности нужны уже как минимум затем, чтобы между ними можно было золотую середину найти. Но российские «правоведы» и законодатели так разработали эту «приверженность», что она может подойти теперь любому все равно как психиатрический диагноз. И как в советское время психиатрический диагноз был нужен для расправы с инакомыслием, так и сейчас, только теперь вместо психбольниц это зачастую делают «экстремизмоведы»- теоретики и практики от экстремизма, а психиатрический диагноз сменило обвинение в разжигании социальной розни.

У экстремизма два основных очага: в уголовной сфере это преследование по ст. 282 УК РФ, а в административно- гражданской (не самое удачное наименование объясняется запутанной отраслевой принадлежностью и последствиями, имеющими не только административный, но и гражданско- правовой характер) применяют запрет «информационных материалов», признанных экстремистскими. Первый индивидуален, действует точечно против отдельных людей. Второй глобален и способен разом запретить целое религиозное учение, например.

Но друг без друга им никуда. Запретил книжки- и давай ловить по стране тех, у кого они есть, чтобы «нарубить галок» по ст. 282 УК РФ. Или наоборот, не можешь на кого-то натянуть на состав по ст. 282 УК РФ, обратись в суд, получи решение об экстремистском характере его материалов, и вот тебе готовый приговор, так как из-за преюдиции между отраслями права, существующей в ст.90 УПК РФ, выводы гражданского суда уголовный примет, если надо, без дополнительной проверки (да-да, если надо- примет, невзирая на позиции Конституционного суда, и ЕСПЧ, и ООН). Уже целый отдел в МВД создали заместо РУБОПов, надо же их занять работой. И ведь тоже- самый печально известный центр «Э» среди всех прочих структур полиции. Но удивляться не приходится.

Уже очень много сказано о том, что «разжигание социальной розни» настолько резиновое и неопределенное понятие, что под него подпадает все, что угодно. Понятия социальной группы (требуемого объекта какой-то атаки, основанной на «разжигании розни») нет ни в законе, ни в судебной практике. Но истина «на нет и суда нет» здесь не работает. Скорее уж, наоборот, «пока нет- суд есть». Благо, тогда доказывать ничего не требуется, так как нет четких юридических признаков, которые следовало бы устанавливать суду, рассматривая экстремистские дела. Зато сейчас вместо этого суды и следствие идут совсем иным путем. Как и при помещении инакомыслящих советского времени в психушки, так и для расправы над ними в наши бурные дни, нужно заключение экспертизы. Именно оно дает следователю или судье тот необходимый элемент, от которого развивается вся эта опухоль. И как раз за счет неопределенности понятия и признаков экстремизма тут есть, где разгуляться.

Преемственность здесь прослеживается весьма далеко вглубь веков. В гениальной книге «Фабрика безумия» американский психиатр венгерского происхождения Томас Сас показал, что роль, которую в 20 веке приняла на себя психиатрия, есть та же самая роль, которую до этого в обществе играла священная инквизиция. Это роль удаления из общества несогласных и инакомыслящих. Причем важно, чтобы не было никаких объективных критериев, могущих поколебать обвинение в ереси или душевной болезни. Их и не было: ни у «ведьмы», ни у идущего в дурдом по разнарядке КГБ диссидента не было шансов опровергнуть фабулу обвинения именно по причине того, что нет ни анализов, ни тестов, ничего сколько- нибудь объективного, к чему можно было бы апеллировать с точки зрения здравого смысла. Иначе каждый смог бы доказать невиновность. Но это в планы не входило.

Еще один общий признак этих веяний: они всегда исходят от власти и ею вдохновляются. Обслуживают ее интересы. И вот, надо же, теперь история сделала занимательный виток, загогулину, выражаясь по- ельцински. И мы вернулись к тому, с чего начали, инквизиции в почти буквальном смысле слова (см. Pussy Riot, обвинение блоггеров- каббалистов, посылавших «импульсы» против одного известного патриарха и т.д.). То же, да только шире. Ну так ведь и интересов у власти прибавилось, как, видимо, и врагов. Экстремистские дела являют собой как раз тот вид инквизиционного процесса, где нет и не надо объективных доказательств. Их заменяет экспертиза, которая основана, как правило, на великом принципе «бумага стерпит все».

Я прочел достаточно этих экспертиз, и порой мне думается, что сложно найти такую низость, на которую не пошли бы эксперты в делах рассматриваемой категории, дабы прийти к общему выводу, заранее известному и им, и следователям, к ним обращающимся: «экстремизму- быть».

Судей, кстати, как правило, эти эксперты и заменяют. В том смысле, что вердикт суда предрешается тем, что укажет эксперт в резолютивной части своего исследования. Суд же, процитировав эту самую резолютивную часть, дальше пишет волшебную фразу, знакомую, наверное, любому адвокату: «у суда нет оснований не доверять заключению экспертизы» (варианты: «нет оснований сомневаться», либо «эксперты предупреждены об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения по ст. 307 УК ПФ», либо «выводы экспертизы никем не оспорены и не отменены»). Вот и все. Больше не требуются ничего. Вся доказательственная база по таким делам сводится к а) протоколам, оформляющим изъятие чего-то у обвиняемого / ответчика и б) заключению экспертизы.

Какие только экспертизы тут не проводятся... психолингвистические, социологические и так далее. А какие должны быть? По этому поводу есть, например, ответ, данный Верховным судом РФ в постановлении Пленума о судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремисткой направленности от 28.06.2011г. № 11, п.23 : «В необходимых случаях для определения целевой направленности информационных материалов может быть назначено производство лингвистической экспертизы. К производству экспертизы могут привлекаться, помимо лингвистов, и специалисты соответствующей области знаний (психологи, историки, религиоведы, антропологи, философы, политологи и др.).

В таком случае назначается производство комплексной экспертизы». Соответственно, Верховный суд считает, что главный и обязательный специалист- это лингвист, к которому могут быть добавлены от психологов до религиоведов и политологов- в зависимости от характера дела и того, что выступает объектом исследования. До этого разъяснения была позиция, исходящая от центра судебной экспертизы при Министерстве юстиции, где указывалось, что должны быть комплексная психолого- лингвистическая экспертиза. Кстати, важно подчеркнуть, что в России вообще нет такой научной специальности, как психолингвистика, и соответственно, по делу не могут назначаться психолингвистические экспертизы, которые бы поручались психолингвистам. Правда, не могут- отнюдь не значит, что не назначаются.

Печальную известность на этом поприще приобрел некто профессор Тарасов, как раз психолингвист из института языкознания РАН. Печальную, так как ему не только удалось в одиночку провести комплексную экспертизу (которую, как известно, должны проводить несколько специалистов разных специальностей), но еще и приписать автору текста, который он оценивал, такие слова, которых в тексте попросту не было. Для негативного вывода, разумеется. Сравните с тем, как если бы медицинский эксперт при исследовании тканей умершего добавил в них яд, дабы потом обосновать вывод об отравлении. То есть, как раз для таких случаев и предусмотрена ст. 307 УК РФ о даче заведомо ложного заключения.

Но вот что странно: если экстремистские дела возбуждают «на раз», то такое дело мы пытаемся возбудить уже полгода, и пока безуспешно. Очень хотелось допросить этого психолингвиста в судебном заседании, но его берегли пуще главы государства, на первой инстанции отказали в допросе по мотивам нецелесообразности, во второй прокуроры представили страшные справки о том, что профессор- психолингвист тяжело болен и из больницы врачи его в суд не отпускают. Так и обошлось для него все пока... Не пришлось в суде краснеть и объяснять, откуда он взял те слова, которых в тексте нет.

Одно из «ноу- хау» кампании по борьбе с экстремизмом, это «оптовые» экспертизы. Суть их в следующем. Экспертам направляют несколько материалов, и, задавая вопросы о том, есть ли в них экстремистское содержание, включают и невинный вопрос о том, «могут ли все они использоваться в качестве единого комплекса средств воздействия?». Эта формулировка, бессмысленная с точки зрения даже закона о противодействии экстремисткой деятельности, позволяет экспертам из всего спектра объектов вымучить пару цитат, сколько-нибудь тянущих на экстремизм, и «залакировать» экспертизу позитивным ответом на вопрос о едином комплексе мер воздействия.

Тогда как бы и не надо искать экстремизм в каждом издании. Ведь они- «единый комплекс», а раз так, то найденная в одном издании острая фраза сразу делает экстремистскими и все остальные издания, в которых вообще ничего не найдено. И ничего, проходит. В очередной раз «прошло» при рассмотрении дела о наличии экстремизма в работах автора саентологического вероучения Рона Хаббарда. Тот самый Тарасов, изучая 9 книг, привел цитаты из двух, но за счет «единого комплекса» признаны экстремистскими оказались все 9. Кстати, цитаты из двух тоже впечатляют- автору вменено в качестве экстремизма то, что он выступил против весьма примечательной социальной группы: преступники и психопаты, объединенные по именем «подавляющие личности». Примерами он указал Гитлера и Чингисхана. И вот эта-то социальная группа была защищена профессором Тарасовым, а следом за ним- и судами обоих инстанций.

Хотелось бы особо остановиться еще на некоторых деятелях эпохи искоренения экстремизма по всей стране. Достаточно широкую известность приобрели два специалиста института культурологии, Батов и Крюкова. Почему-то именно к ним особенно часто обращаются правоохранители в поисках экстремизма текстов, и не обманываются в своих ожиданиях. Уж казалось бы, где культурология, а где экстремизм? Но полагаю, ответ на это вопрос не в специальности, а том, кто с готовностью отзывается на обращение следствия и неизменно изыскивает экстремизм в каждом тексте.

Культурологи Батов и Крюкова тоже не гнушаются тем, чтобы приписать авторам исследуемых ими текстов слова и выражения, которые последними не использовались. Как настоящие специалисты широкого профиля, могут и оценить личность автора текста по его почерку, и даже его психическое состояние. Словом, что угодно. При этом, если г-н Батов хотя бы как-то связан с психологией, то у Н.Н. Крюковой вообще образование по специальности «математика» и степень кандидата педагогических наук. И как она стала экспертом по экстремизму? Надеюсь, что хотя бы после выхода Постановления Пленума Верховного суда от 28.06.2011г. спрос на ее услуги со стороны следователей по экстремизму спадет. Но пока не спадает...

Еще один источник заключений по экстремистским делам- Российский государственный гуманитарный университет в лице своего психологического отделения, где ударно трудятся психологи и гипнотизеры Яковлева С.В. и Новикова М.В. Проводя психолого- лингвистические исследования, могут заочно найти у автора болезнь, используя фокус с «единым комплексом» не гнушаются сделать экстремистскими труды, из которых процитированы менее половины. Один из их любимых приемов- нахождение в объекте исследования уже упомянутого выше противопоставления «мы- другие». Особенно впечатляют итоги труда Яковлевой С.В. по делу мусульманского ученого Саида Нурси. Любой желающий может отыскать на портале Portal-Credo.ru документы по делу, описывающие, как труды исламского богослова были причислены к экстремистским с точки зрения материалистических позиций. М.В. Новикова отличилась, отыскав экстремизм в материалах «Ты избрал- тебе судить» и «Только ты!», в которых ранее не нашли экстремистского характера даже специалисты из Института криминалистики ФСБ.

Стоило бы отметить и деятельность «эксперта» Волкова Е.Н., социолога, ради которого в название экспертизы прокурорские сотрудники обычно стремятся включить слово «социальная» или «социологическая»- иначе объяснить его участие по делам об экстремизме было бы сложно. Ему также присуще использование фокуса с единым комплексом, позволяющие не оценивать каждый из объектов. Не чужд ему и самоплагиат: нами было обнаружено, что давая заключение по судебному делу, он вставил туда несколько абзацев из своего заключения по иному- уголовному делу, в другом городе и с другим составом объектов исследования.

Дальше всех, пожалуй, зашел транспортный прокурор г. Новый Уренгой, который заказал лингвистическое исследование аж фотокорреспонденту газеты «Правда Севера» Лубковской, имеющей образование по специальности «социальная работа». По секрету нам сказали, что эта женщина дает такие заключения для прокуратуры отнюдь не первый раз. И она справилась, нашла экстремизм, как, впрочем, и те, что перечислены выше. Общий знаменатель каждого из этих экстремизмоведов: сотрудничество с правоохранительными органами на ниве дачи заключений. Надо ли сомневаться, что эти заключения бывают именно такими, которые требуются прокурору или следователю?

Экстремистское законодательство и практика его применения- это, несомненно, чудовищный нарост на теле российской юриспруденции, и так-то не выглядящей чрезмерно здоровой. И он откровенно тянет на дно- причем не только судебную и правоохранительную систему, не только сервильных экспертов с их соревнованиями в том, кто ниже опустится в том, чтобы усмотреть наличие экстремизма в нужном тексте. Все общество начинает задыхаться от того запаха, что идет с этой кухни. Защита адвокатами по таким делам бывает крайне тяжела- противостоять приходится всей государственной махине преследования. Так что хочется пожелать всем удачи и скорейшего устранения из нашего законодательства этой позорной болезни под названием «борьба с экстремизмом». Лысенковщины чистой воды.

Автор: Юрий Ершов, адвокат, к. ю. н. лауреат правозащитной Премии Томаса Саса и Международной гражданской комиссии 2008 г.
подписаться на канал
Комментарии 0