Общество

Чеченская, нечеловеческая по своей жестокости война знала удивительные по своей человечности истории любви и дружбы

Многое в жизни – как дорожные знаки. Здесь «знак» остановит, там свернет в сторону, заставит сбросить или прибавить скорость… Что-то останется в памяти, что-то уйдет так, словно и не было этого в жизни. Истории, которые не забываются, случаются реже, однако именно они остаются ориентирами, которые помогают не сбиться с пути. Две истории, о которых хочу рассказать, на первый взгляд, никак не связаны друг с другом, но для меня, журналиста, они – как два знака на одной дороге. Чеченской дороге.

Песня Родины

Летом 1995 года судьба забросила меня в поселок Белая Глина в Краснодарском крае, где в ту пору жил и работал мой родственник. Еще не улеглись страсти после рейда Басаева в Буденновск, шли какие-то переговоры с масхадовской стороной… И было тревожно на душе.

На Кубани я не был лет 15. Все мои воспоминания об этом крае были связаны со спокойным временем брежневского застоя, когда мы не знали ни войны, ни тревог, ни человеческих потрясений. Оказавшись в тихом уютном поселке, я не мог свыкнуться с местными реалиями: без стрельбы, без военной техники, без митингов…

Как-то под вечер мы с родственником заглянули на местный базар. Народ расходился, а мы стояли в стороне, разговаривали на родном, чеченском языке. Напротив, через прилавок, остановилась девушка лет 18-19 и изучающе смотрела на нас. Наши взгляды встретились. И вдруг она крикнула:

-Мама, наши приехали!

Она подбежала к своей матери, стоявшей поодаль, и в следующее мгновение мы оказались рядом. Потом подошел отец девушки, солидный человек с интеллигентной внешностью.

- Мама, это – наши! Они оттуда приехали, – говорила девушка.

Эмоций было море, и девушка этого не скрывала.

Мы разговорились. И то, что я услышал, меня тронуло до глубины души. До сих пор помню фамилию матери девушки: Холод. Она в советские годы работала преподавателем в одном из грозненских институтов. Муж ее занимал какие-то руководящие должности в г. Грозном. Дочь, как оказалось, окончила школу уже после переезда из Чечни и была студенткой краснодарского вуза.

Женщина с удивительной теплотой отзывалась о друзьях семьи – чеченцах, с которыми они много лет делили и радости, и печали. Воспоминания о Грозном ей давались с трудом…

-Еду на общественном транспорте, закрываю глаза, а мысли уносятся в красивые зеленые кварталы довоенного Грозного, где прошла золотая пора моей молодости, – вспоминала она, то и дело утирая навернувшиеся слезы, – В память врезались улицы, по которым я ежедневно ходила на работу. Как беззаботно и мирно мы жили! У нас же совершенно не было трений, разобщенности по национальному признаку. Мы семьями больше дружили с чеченцами. Еду предпочитали из чеченской кухни. А наши соседи – удивительная дружелюбная чеченская семья – всегда звали нас в гости, когда готовили чепалгаш или жижиг-галнаш. Я своих студентов разной поры практически всех помню… Где они сейчас, и как они там?… Наверное, многих коснулась эта война…

Мы слушали ее и не могли найти слов утешения. Дочь то и дело всхлипывала, нервно сжимая дрожащие руки матери.

- А когда в Москве к власти пришел Горбачев, и особенно при ельцинской «дерьмократии», все завертелось, закружилось. Начались митинги на площади. Грозный стал наполняться незнакомыми людьми, в основном, с гор. Это были совсем другие люди, циничные, без элементарной культуры поведения в обществе. Один из этих новых столичных жителей оказался нашим соседом по подъезду. Он стал угрожать мне, мужу, дочери. Предлагал уехать от греха подальше, квартиру обещал купить за символическую цену. День ото дня становилось все хуже и хуже. Дудаев и Яндарбиев по телевизору только то и делали, что нагнетали страхи…

-Наступил день, когда мы приняли решение покинуть родную землю. Наши старые знакомые, которые сами имели виды на переезд в Москву, без лишнего шума купили у нас квартиру за приличную сумму, наняли машину и проводили нас до границы. До сих пор не могу забыть наш последний вечер. Мы долго сидели за столом, было обилие яств… Но кушать не хотелось, мы больше плакали, утешали друг друга. А на следующий день на границе со Ставропольем мы расстались…

- А как вас встретили здесь, как живется с новыми соседями? – спросил я.

– Здесь спокойно. Но какая эта жизнь, если физически ты здесь, а духовно – там, в Грозном. Представьте ситуацию: у нас дома день и ночь из магнитофона льется песня Хусейна Расаева «Мой город Грозный». Наша дочь «заездила» эту единственную кассету…

При этих словах глаза девушки, не участвовавшей в беседе, загорелись. Она, перебивая мать, заговорила:

- Мам, я не буду здесь жить… Я уеду туда… Пусть со мной будет все, что угодно… Пусть я погибну там, мне лишь бы переступить границу родной земли…

Она не обращала внимания на прохожих, которые останавливались и с недоумением разглядывали нас. Эти люди не знали, какую великую трагедию пережили наши земляки, оторванные от своей исторической Родины, но не потерявшие ее…

Базар опустел. Мы расстались. На душе было чисто и светло. И была надежда, что война вскоре закончится, и мы будем в Грозном встречать своих новых друзей и жить в этом прекрасном городе под надрывный голос певца Хусейна Расаева:

«Мой город Грозный,

Я по тебе скучаю…»

Но встреча в Грозном не состоялась, ибо ждали нас новые великие потрясения, которые через четыре года разрушат Грозный до основания…

Побег из ада

А эта история случилась осенью-зимой 1996 года.

Все началось с того, что однажды жительница г. Тихвин Ленинградской области Галина Пожидаева получила письмо от сына Саши, служившего в армии в Дагестане. Он писал из плена: просил мать срочно найти крупную сумму денег и переправить ее боевикам. Иначе ему не выйти из «волчьей ямы». У женщины таких денег не было. Ей и зарплату-то давали от случая к случаю…

И она пошла в клуб «афганцев». Ребята, нюхавшие порох сражений с душманами, решили помочь солдатской матери в поиске необходимых средств. Вскоре стало ясно: от властей и военкомата ждать помощи не приходится… Остался один-единственный вариант – продать квартиру.

И она ее продала. Зашила деньги в пояс и двинулась в дорогу, в край, где ни разу не была даже в мирное время. В поезде, следующем до Гудермеса, познакомилась с молодым человеком, который предложил исстрадавшейся женщине помощь. Он рассказал Галине, что потерял на войне двух братьев. Но парень не огрубел душой. Он помог ей добраться до Хасавюрта. В этом дагестанском городе она наняла таксиста-частника по имени Ханпаша, чтобы доехать до воинской части, где до пленения служил ее сын.

В полку мать солдата встретили так, словно она была повинна в пропаже сына. Короткий разговор с одним из офицеров закончился тем, что ее в холодный осенний вечер выставили за ворота. Женщина вдоволь выплакалась у глухих стен. Она решила, что сюда больше никогда не вернется, и сделает все, чтобы не вернулся и сын, если найдет его живым…

Саша тем временем рыскал по виноградникам в нескольких километрах от нее… Он уже был на территории Чечни, в окрестностях села Герзель. А до этого находился в приграничном дагестанском селе Нурадилово, куда был доставлен сразу после пленения. Подвергаясь жестоким истязаниям, он долго отказывался написать письмо матери. Он знал, что она не в силах собрать огромную сумму выкупа. Потом, когда Саша все-таки подчинился требованиям, его письмо дополнили угрозами: дескать, если оговоренной суммы не будет к сроку, то будут торги за «меньшее» – за голову сына…

Через пару недель Саша рискнул – и сумел убежать из заточения. Он не знал местности, но на всякий случай перебрался через реку Аксай. Оказавшись на сопредельной чеченской территории в сырую осеннюю погоду, подался в близлежащее село Герзель-аул. И тут же был пойман и доставлен в штаб какой-то местной воинской структуры…

Галина об этих мытарствах сына не знала. Она нашла Ханпашу. Он отвез ее, уже отчаявшуюся, к себе домой в Хасавюрт и подключился к поиску сам. Вскоре появилась обнадеживающая весть: в Герзель-ауле в плену у боевиков находится русский парень, который похож на Сашу. Через посредников вышли на связь и убедились: он! Затем передали деньги, и Сашу на мотоцикле привезли на мельницу близ села Кошкельды. Мать не верила своему счастью, а сын не сдерживал слез.

Но ни в тот день, ни в следующий день они не смогли покинуть Ичкерию. Сашу вновь поймали боевики, и на этот раз он оказался в яме в резиденции Салмана Радуева в селе Гордали-Юрт, который приказал: пленника не отпускать, а обменять на кого-нибудь из боевиков…

Саше заставляли ежедневно работать. Но не запрещали видеться с матерью, нашедшей приют у местной жительницы Зулпы. В ту пору многие семьи нищенствовали, жили впроголодь, и содержать внепланового «иждивенца» было весьма накладно. Но гостеприимная хозяйка даже не подала виду, что у нее есть материальные проблемы.

3улпа не была одинока в своем сострадании к русской женщине. Сестра Зулпы, Зура и подруга Яхита часто приходили на выручку. Кроме того, они хорошо знали Пашу – начальника штаба при Радуеве. Это был человек далеко не молодой, вышедший из «советской шинели». Он и отпускал парня на ночь к матери. Он явно рисковал, тем не менее, пользовался тем, что Радуев редко бывает в селе.

Галину мучило повышенное давление. Вдобавок стали поступать угрозы в адрес 3улпы. В селе было немало семей, которые лишились в ходе боевых действий по несколько человек. Женщины на своем «совете» решили, что Галине лучше поменять дом. И она стала жить у Зуры Есентукаевой. Мать четырех детей, при муже-инвалиде, Зура едва сводила концы с концами, тем не менее, приняла Галину без сомнений и оговорок…

1996 год был на исходе. Выход из ситуации был один – побег. И женщины стали строить планы. Крайне рискованные, но вынужденные. Галя успокаивала себя тем, что рядом были новые подруги, готовые на безрассудные действия во имя спасения теперь уже близких для них людей…

До Нового года оставалась неделя. Из штаба пришла плохая новость: в полночь Сашу кому-то сдадут. Медлить уже нельзя было. Галина и Саша оделись под чеченцев, и вместе с Зулпой направились в соседнее село Нойбера, к сестре 3уры. Вдруг в полумраке выросла фигура Паши – начальника радуевского штаба. Беглецы в страхе заскочили в близлежащий открытый двор. Паша их узнал, но никаких действий не предпринял. Постоял в темноте и… удалился.

Через пару часов в одном из домов на окраине села Нойбера принимали ночных гостей. Утром подъехали Зура с Яхитой. Первым же автобусом вся группа добралась до Гудермеса. Перрон железнодорожной станции хорошо охранялся. К тому же Сашу явно выдавала славянская внешность… Но пронесло…

Чеченки проводили Галину и Сашу до г. Прохладный в Кабардино-Балкарии. Были слезы, слова благодарности…

Затем в Чечню стали поступать письма. И была неожиданная встреча в Москве, в студии НТВ у Арины Шараповой, которая пригласила к себе всех участников побега…

Но это уже совсем другая история.

Я не знаю, где сегодня живет семья Холод, как сложилась дальнейшая судьба Галины Пожидаевой и ее сына Александра. Надеюсь, у них все хорошо. А мои землячки – героини второй истории – живут на одной со мной земле, и мне хорошо от одной мысли о них…

Автор: Хожбауди Борхаджиев
подписаться на канал
Комментарии 2
  • Автор говорит о каком годе? О 1995. Это год, когда московский Кремль определился и сказал во всеуслышание : "Наш недостаток в ведении чеченской кампании в том, что мы недостаточно вели информационную войну". После этого с федерального бюджета Кремль стал выделять многомиллиардные суммы на антииисламскую пропаганду против коренных мусульманских народов, которым навешивали десятки и сотни ярлыков. В результате с 1994 по 2012 год геноцида мусульманских народов (по религиозному признаку) в России убиты не один миллион мусульман.
    (-36)
    23 августа'2012 в 12:15
    • Если кратко, то моя мысль в следующем. В 1995 году еще не был наш, российский народ массово отравлен бациллами антиисламизма и нацизма, который целиком и полностью в России направлен против представителей мусульманских народов.
      (-36)
      23 августа'2012 в 12:18